Исповедь: «Я – наркоман, я знаю, о чем говорю»

Наркоман. Иллюстративный снимок Фото: Corbis / Scanpix

Сколько угодно приличных и законопослушных родителей, педагогов, врачей и социальных работников могут вести пропаганду против наркотиков, чуть ли не с пеленок убеждая детей никогда не употреблять «этой гадости». Но число наркоманов растет, и молодое поколение на предостережения плюет. В частности, и по той причине, что убеждают их те, кто ни разу в жизни «гадости» не пробовал и, соответственно, кайфа не ловил.

И, значит, с точки зрения знающих все на свете подростков, понятия не имеют, о чем говорят. А на самом деле это «совсем не опасно; совершенно необязательно, что ты подсядешь; всегда можно соскочить; и вон, даже в ряде американских штатов марихуану легализовали». Но может быть, кто-то прислушается к словам наркомана с десятилетним стажем?

Вообще-то, наш наркоман бывший, и пусть говорят, что их бывших, как и алкоголиков, не бывает, – это всего лишь игра слов. Такие бывшие живут среди нас. А не бывает их в том смысле, что «исцеленному» алкоголику не стоит даже пытаться шарахнуть всего один бокальчик шампанского на Новый год: если ты, имея в прошлом серьезные проблемы с алкоголем, справился с ними и намереваешься жить нормально, это означает, что больше ты никогда к спиртному не притронешься.

Иначе – все усилия и муки насмарку: смертельный для тебя яд, вновь попавший в твой организм, найдет тайные пути, по которым уведет тебя в прошлое. Что уж тут говорить о наркотиках…

Китаец вместо японца

В редакцию Rus.Postimees обратился мужчина, имеющий десятилетний наркостаж и вот уже пять лет как простившийся со своей зависимостью. Это реально существующий человек, теперь живущий полноценной жизнью и не скрывающий своего имени. Наверное, ему было непросто признаваться в том, в чем он признался нам, но он хочет предостеречь тех, кто только «собирается начать», и кое-что рассказать тем, кто «уже начал».

Знакомьтесь, Виктор Мальгин. Ему 35 лет, он вырос в Таллинне, в благополучной и хорошей семье, окончил школу, слегка поучился на юрфаке, отслужил в армии, работал на разных работах… Вроде бы все, как у многих. За исключением одного – героина.

- Когда вы впервые попробовали наркотик и какой конкретно?

- В девятом классе, марихуану.

- И что к этому подтолкнуло – сложности подросткового возраста, какие-то проблемы в школе или дома, желание запалить свечу с обоих концов?

- Нет. У меня был такой круг общения, что, если бы я не пробовал курить марихуану, то выглядел бы там белой вороной. Я какое-то время держался, а потом…

- Страшно в первый раз не было?

- Было. Но я себя пересилил.

- И что, понравилось?

- Нет. Попробовал – стало противно. Наркотик дает возможность пережить те чувства, которые ты без него никогда не испытаешь. И это пугает. Ты двигаешься не так, говоришь не так и понимаешь при этом, что находишься в измененном состоянии.

- Это как ощущение опьянения от алкоголя или что-то другое?

- Ощущение другое, а результат один – яма. Обычно наркоманы и алкоголики дистанцируются друг от друга. Наркоманы считают алкоголиков быдлом, а алкоголики гордятся, что они не наркоманы, а «такие же, как все». И ни те, ни другие не понимают, что проблема у них общая.

- Но если первый раз не пришлось по вкусу, почему же были другие разы?

- А это как всегда. Люди «с опытом» говорят тебе: да что ты, с первого раза никто кайфа не ловит, надо еще попробовать. И ты опять чувствуешь себя белой вороной.

- И что, в итоге понравилось?

- Нет, марихуана в принципе на меня особого впечатления не производила – не в плане отвращения, ни в плане горячей любви к ней. Но начало было положено, и нашлись другие опытные люди, которые сказали, что есть отличная штука – амфетамин. Время шло, круг общения сменился, но остались и прежние знакомые. Я окончил школу, в это время очень серьезно заболела бабушка, и родители были так заняты ею, что я по сути был предоставлен сам себе. А у них даже мысли не возникало, что я могу подсесть на наркоту. Год я вообще ничего не делал, а на следующий родители «поступили» меня в вуз. Там я полтора года как-то отучился, но потом друга призвали в армию, и я, взяв академический отпуск, пошел с ним за компанию добровольно. Тогда я уже употреблял амфетамин.

- Вы хотите сказать, что пошли в армию под его воздействием?

- Снова нет. Армия меня всегда привлекала, и если бы в то время я лучше знал эстонский, то, наверное, после прохождения срочной службы там остался бы.

- А во время службы в армии тоже наркотики употребляли?

- Конечно. С ними никаких проблем не было. Потом настал черед героина, потом, когда он исчез, то и «белого китайца» - триметилфентанила. В юности мы с ребятами увлекались мотоциклами, сначала у всех были «Явы», потом стали появляться японские. И я тогда пошутил: одни пересели на японцев, а я – на китайца. Компания моя к этому моменту поменялась полностью. Кто-то из прежних друзей учился, женился, делал карьеру, а я дружил с героином и себе подобными.

Существо подлое и коварное

- Кололись?

- Курил, с фольги. Колоться я так никогда и не начал: что-то удерживало. Видимо, подсознательно я оставлял для себя какие-то нити, ведущие к нормальной жизни. А это такая иллюзия: раз я не колюсь, значит, со мной все нормально. В то время кто-то постоянно что-то новенькое предлагал, и я начал и сам наркотиками приторговывать. А что стал наркоманом, понял, только когда полиция многих прихватила и начались перебои с поставками.

- Ломка?

- Особой ломки не было, это же не мак. Ну, не поспал пару ночей, потел очень сильно, а чтобы руки-ноги выворачивало, такого не происходило. От синтетики основная зависимость – в голове (Виктор выразительно стучит себя по виску): ты больше ни о чем не можешь думать. Наркотики – кайф, и это понимают все наркоманы, но что-то происходит с тобой и на физиологическом уровне, какие-то механизмы перестают в организме работать. И у тебя только одна мысль – «мне нужен наркотик».

- Испугались, когда это поняли?

- Испуга не было, я это принял. Да, я наркоман. И все стало этому подчинено, я вынес из дома буквально все.

- А что родители?

- У отца был инсульт, у матери – несколько инфарктов. Слава богу, что живы остались.

- И когда они поняли, что дело плохо?

- После моей первой передозировки, еще до того, как я стал из дома таскать. Раньше, конечно, они иногда замечали, что со мной что-то не так, но это списывали на то, что я устал на работе или слегка выпил. Родители в жизни с таким не сталкивались, представить себе не могли. И, естественно, никакого опыта распознавания наркозависимого у них не было. Это не всегда понятно, особенно когда нет следов от уколов. Впрочем, очень многие не догадывались, что я наркоман. Девушки у меня какие-то были, им говорили «да ты что, он же нарком», а они не верили, пока не убеждались в обратном... И, естественно, когда приехавший по вызову врач скорой помощи сказал о передозировке, для мамы и папы это был шок.

- А для вас передозировка шоком не явилась?

- Когда меня на Висмари промыли, я ощутил радость. Ну все, я теперь нормальный человек. А вторая мысль была такой: но я ведь жив! А значит, ничего страшного, просто надо быть осторожнее. Вот, например, буду употреблять только по пятницам – в пятницу же можно расслабиться? Потом, естественно, думаешь: а почему только в пятницу? Смотришь на себя в зеркало: я красивый, здоровый, со мной все в порядке… Короче, кто это проходил, тот знает. И попытка соскочить провалилась.

- И что родители?

- Они сделали все, что могли. Были слезы, уговоры, привозили капельницы на дом... Это длилось десять лет, и разные были ситуации. Были и перерывы в два-три месяца, и условные судимости за кражи. Условные потому, что меня каждый раз прихватывали, когда срок предыдущей судимости уже истекал. А кроме того, я всегда где-то официально работал, и суд принимал это во внимание. Один раз судья спросила: «Ты что, в тюрьму хочешь?» Я ответил, нет, не хочу. Ну, и не посадили. Работал я на неплохих местах и получал хорошо, но везде заканчивалось одинаково: в какой-то момент мне переставало хватать денег на наркоту, и я проворовывался. Быть наркоманом – удовольствие не из дешевых. А сам наркоман, каким бы милым он ни казался людям, которые не знают, что он наркоман, – существо подлое, коварное и жестокое.

- Но все же однажды у вас появилось желание завязать по-настоящему?

- Это трудно назвать желанием. Был очередной условный срок, очередное увольнение, очередной передоз, и мама в очередной раз сказала мне: поехали в реабилитационный центр. А у меня тогда было ощущение, что моя жизнь превратилась в спичечный коробок – здесь стена, там стена... И для меня главным было не куда ехать, а уехать отсюда. И я согласился, мне просто было все равно. Приехал на встречу с работником благотворительного фонда «Возрождение», от него узнал, что центр – христианский, и у меня сразу возникло чувство отторжения: про церковь я знал только то, что это здание с крестом и большими дверями, а внутри – священники в рясах.

Нет, говорю, не поеду. Руководитель – не в рясе и не в клобуке, кстати – очень удивился, стал мне что-то говорить о каких-то программах, о том, что это хутор в Ида-Вирумаа, и я хотел уже развернуться и уйти, но вдруг спросил: «А что вы там вообще делаете?» Он ответил: «Строим, животных разводим». И почему-то я сказал: «Хорошо, поеду». Видимо, к тому моменту я так устал от самого себя, что стройка и животные казались чем-то – даже не знаю, как выразиться – ну, может, просто нормальным. Руководитель говорит, мол, подумай недельку, а надумаешь – приезжай.

За эту неделю я вынес из дома все, что там оставалось… а в понедельник как условно осужденный отправился в свой надзорный орган и сообщил: так и так, я должен уехать. Там, кстати, тоже не знали, что я наркоман, и очень удивились. Я это к тому говорю, что в некоторых случаях можно удачно маскироваться.

- Но от близких можно маскироваться лишь какое-то время. Что должны предпринять они, когда узнают?

- Я скажу, может быть, странные для многих слова: главный друг наркомании – жалость родителей. Когда я уезжал в реабилитационный центр, мама совала мне какие-то таблеточки, чтобы легче было… А нужно занимать очень жесткую позицию. Я помню, тусовался со своими друзьями-наркоманами, и подъехал отец. Не выходя из машины, позвал меня. Я к нему сел, а он мне говорит: «Отдай ключи, ты ведь все равно дома не живешь». Я бросил ключи на приборную панель и понял: это всё. Раньше я от этой стаи отличался, но только тем, что мне было куда прийти помыться. И это тоже являлось ниточкой, связывающей меня с другой жизнью. Теперь ее не было, и стало как-то не по себе.

- Но ведь вы снова оказались дома?

- Ну да, через какое-то время пришел с разбитой башкой – пожалели. Но я предупреждаю всех, у кого в семье есть наркоман: чтобы добиться своего, мы – а я до сих пор говорю «мы» – пойдем на все. Обманем, украдем, сделаем любую гадость. Мой знакомый закрыл на балконе вышедшую туда на минутку мать, а сам схватил ее сумку и убежал. Я сам украл у матери дорогое кольцо и заложил его в ломбарде за копейки. Это довольно быстро обнаружилось, и отец привез меня к ломбарду, дал пятьсот крон – это было еще до введения евро – и велел выкупить. Выяснилось, что выкупить уже нельзя, я вернулся в машину и отдал папе деньги. Никогда не забуду, как он на меня посмотрел… А когда я рассказал эту историю своему другу в реабилитационном центре, он сказал: «Ну ты даешь! А я бы тогда сбежал с этими пятьюстами кронами».

- Может быть, то, что вы не сбежали, тоже было очередной ниточкой, привязывающей к нормальному?

- Может быть… Не знаю.

Дорога к себе

- Но мы отвлеклись. Вы приехали в реабилитационный центр и…

- Приехал с кучей вещей – мама собирала. Это всегда видно, кто сам собирался, а кого собирали. Там, в соответствии с договором, человека обыскивают, составляют опись его вещей, все запрещенное изымают, знакомят с правилами пребывания, с распорядком дня… И началась моя реабилитация. По утрам – собрания, по вечерам – молитва, весь день – работа. То есть среда, в которую я никогда не собирался попадать. Все это казалось мне странным и никоим образом не трогало. Там такая система пар: старший и младший, человек, который уже какое-то время в центре пробыл, и новичок, чтобы ему легче было. Мне со старшим очень повезло, он вводил меня в курс дела, многое рассказывал, и я больше прислушивался к тому, что говорил он, чем к тому, что говорилось на собраниях.

От него я многое узнал, и видел, что он настроен серьезно. По некоторым было заметно, что они приехали сюда всего лишь перезимовать, а этот парень горел и сумел зажечь меня. Но далеко не сразу. Работа в центре ведется в жестких, я бы сказал, в армейских рамках. Тебя постоянно контролируют, проверяют, что ты делаешь, все распоряжения надо выполнять. И у меня были мысли: а какой им во мне интерес, почему я должен их волновать? И сначала возникло любопытство, а ощущение, что тебя не обманывают, появилось позже. Составляющей моей жизни наркомана были хитрость, коварство, желание украсть, здесь же было по-другому, и слова не расходились с делами.

Сидел я как-то поздно вечером в продуваемом всеми ветрами гараже и вязал арматуру, и вдруг ко мне пришел руководитель центра. «Как самочувствие?» – спрашивает. «А никак», – отвечаю. И вдруг он говорит: хочешь, я за тебя помолюсь? Я пожал плечами – ну, молись, мне-то что? И он начал молиться.

- И вам стало легче?

- Да ничего подобного, мне было все так же «никак». Но я подумал: поздний вечер, холод, человек из уютной теплой квартиры, от семьи, зачем-то притащился ко мне в гараж и еще взялся молиться. Ну какое ему до меня дело? Я стал наблюдать за работниками центра в течение дня и понял, что нет несоответствия между их словами и их поступками. Например, они работают и молятся столько же, сколько требуют от других. Раньше я таких людей редко встречал. И через какое-то время я был готов к покаянию.

- К церковному?

- Да во всех смыслах этого слова. До меня наконец дошло, что если я жил такой жизнью, которая в итоге привела меня в этот центр, то каяться есть в чем. А без искреннего раскаяния в прежней жизни, новой просто не будет. Но я действительно поверил в Бога, и это мне помогло и многое объяснило. Одна из главных бед наркоманов – гордыня: ты просто не можешь признаться даже самому себе, что ты зависимый, что ты опустился. А христианство называет гордыню одним из смертных грехов. Или, например, очень часто цитируют Воланда: «Гордая женщина, никогда ничего не спроси, особенно у того, кто сильнее тебя». Но не стоит забывать, что Воланд - не просто обаятельный персонаж, это дьявол. А что говорит Библия? «Просите – и дано вам будет». У меня в жизни так и случилось. Я попросил о помощи, и я ее получил. А пока не просил – не было помощи.

Это можно рассматривать с точки зрения религии, а можно – просто с точки зрения житейской мудрости. Как и к молитвам можно относиться как собственно к молитвам, так и как к определенному успокаивающему ритму, который в них заключен. Отправной точкой моего становления как христианина было то, что как-то, обведя стройку рукой, я спросил своего товарища: «А без Бога все это было бы возможно?» Он коротко ответил «нет» и куда-то убежал. И вот этот короткий ответ произвел на меня более сильное впечатление, чем какие-то пространные рассуждения.

Верить или нет – личное дело каждого человека, но если своих сил выдержать нет – остается только надежда на Бога. У меня своих сил не хватило,

- А как было собственно с зависимостью?

- С зависимостью? Чудесно. С месяц было очень трудно, и все мысли были там, в прошлой жизни. Например, я гнал рано утром овец на пастбище – темнота, распутица, грязь такая, что ботинки в нее буквально вчавкиваются, и, если плохо зашнурованы, то рискуют в этой грязи остаться. А мысль одна: хорошо, что по этой грязи мне не нужно ни от кого бежать…

- Реабилитация прошла успешно, как мы это видим. Но со всеми ли так?

- Конечно, нет. Всем известно, что вылечивается небольшой процент наркоманов, чем наркомания и ужасна. Никто тебя против твоей воли не вылечит, и никакие препараты и врачи не помогут – выйдешь и сорвешься. Нужны и желание, и воля, и помощь других, и какие-то нити, о которых мы говорили. Через полгода ко мне приехали родители – раньше навещать нельзя, и я вдруг увидел их такими, какими они были до всей истории со мной. А когда провожали меня, мама и папа были как выжатые лимоны, но даже и лимонами назвать их было нельзя, потому что лица у них были серые. Просто два существа, потерявшие надежду, с пустыми глазами. И когда я увидел их прежними, я понял: всё, больше никогда. Второго шанса у меня не будет.

Чтобы больше никогда

- Вы говорили, что наркоманам вредят безоглядная родительская жалость и всепрощение, что их близким нужно быть жесткими, а как они должны вести себя на стадии реабилитации ребенка?

- На стадии реабилитации – быть вместе с ним и поддерживать его во всех начинаниях и увлечениях. Вяжет он крючком – восхищайтесь его работами и вяжите сами, уверовал он в Бога – ходите в церковь и молитесь вместе с ним. А после реабилитации никогда не предлагайте, например, выпить. Мне рассказывал реабилитированный алкоголик, что он приехал домой, а отец бутылку на стол ставит. Он ему: «Бать, ты что? Мне же нельзя», – а отец – в обиду: «Что ж мы, теперь никогда с тобой не выпьем?»

Да, теперь никогда вместе не выпьете, и вам самим при этом человеке лучше не пить, и бутылки дома не держать. Да и для бывшего наркомана и алкоголь, и даже обычная сигарета могут оказаться провоцирующим фактором – самоконтроль притупляется. Тем же, кому иногда хочется позволять себе в праздник выпить и вообще ощущать себя абсолютно свободным, я бы посоветовал никогда даже не помышлять о наркотиках.

Кстати, с сигаретами у меня произошел интересный случай. Я уже прошел реабилитацию и начал в центре работать. Курить к этому времени я тоже бросил, и это было не очень легко. Нам привезли старые английские машины, которые нужно было разбирать, я сел в одну из них, полез в бардачок и нашел там пачку с одной-единственной сигаретой, марку уже не помню. Взял ее и понес старшему, потихоньку радуясь, что нашел ее я, а не кто-то из реабилитирующихся. Отдал, и, решив, что это меня искушает дьявол, на обратном пути затеял с ним мысленный диалог: мол, что это ты мне подсовываешь, как будто не знаешь, что я курил «Мальборо». Сажусь снова в машину – и вдруг обнаруживаю еще одну пачку сигарет, на этот раз «Мальборо». Открываю, а она полная, не хватает одной сигареты. Я эту пачку тоже старшему потащил, но с тех пор с дьяволом не разговариваю.

- А почему вы решили остаться работать в центре?

- Я уже во время реабилитации понял, что мне нужно работать с наркоманами. Есть такой вариант, что их находят в городе и с ними беседуют, но я понял, что в большей степени заточен на работу с теми, кто уже решил лечиться, с ними у меня лучше получается. А почему вообще решил заниматься этой работой? Я был настолько внутренне переполнен, что понимал: если не буду этим делиться, то просто закисну. Кто может лучше понять наркомана, чем другой наркоман? Ну, и еще: если мне помогли, значит, и я должен помочь другим.

- Что бы вы могли сказать тем подросткам или уже молодым людям, которые только собираются попробовать «безобидную марихуану»?

- Через год после реабилитации я решил проехаться по «местам боевой славы» в Таллинне, посмотреть, что и как. Из машины не выходил, из окошка наблюдал за своими приятелями. Меня почему-то поразил даже не вообще их внешний вид, а то, что они были одеты в ту же самую одежду, что и год назад, только в еще более задрипанном состоянии.

Через год я снова туда приехал – знакомых лиц было уже меньше, а еще через год я не увидел их вообще. Пусть подростки подумают головами и ответят на вопрос, куда они делись – стали министрами или все поумирали. Многие из них начали с марихуаны, и я начал с марихуаны.

И еще одно: мальчикам неплохо бы знать, что марихуана очень пагубно отражается на потенции, а девочкам – что и на внешности. Присмотритесь внимательно к наркоманкам в городе и сделайте вывод. И если вам говорят, что с одной сигаретки ничего не будет, то это говорит или идиот, или распространитель наркоты. А если вас действительно «не вставит», то будьте уверены, что скоро вам предложат что-нибудь покруче. Но кого-то и с первого раза может вставить так, что мало не покажется.

Для меня все закончилось хорошо: я прошел курс реабилитации, женился, у меня родилась замечательная дочка – и это оставляет надежду тем, кто прошел тот же путь, что и я. Но лучше на него не ступать даже кончиком пальца.

С Виктором Мальгиным мы разговаривали в четверг, это интервью выходит в понедельник. За время, прошедшее с момента нашей беседы, в мире от наркотиков умерло около двух тысяч человек.

Внимание! Если вы страдаете наркозависимостью или ею страдает ваш близкий, обратитесь в Благотворительный центр «Возрождение» (Heategevus Sihtasutus Taastõusmine). Контакты: [e-mail]; тел.: [phone]. Попробуйте! Вы не теряете ничего, но можете выиграть жизнь.