Урок эстонской истории: диалог или битва за единственно верную интерпретацию?

Столкновение мировоззрений: Март Лаар и Димитрий Кленский провели в свое время "урок истории" на тему "Что произошло 22 сентября 1944 года". Фото: PEETER LANGOVITS/PM/SCANPIX

Одним из самых запоминающихся мероприятий прошедшей в Таллинне конференции «Вызовы интеграции в радикализующемся мире» стал воркшоп тартуских ученых, изучающих проблемы «конфликтов памяти» на уроках истории.

Литературовед Тимур Гузаиров и семиотик Мерит Рикберг из Тартуского университета изучают учебники истории. Среди прочего ученых интересует, какую роль уроки истории могут играть в разрешении «конфликтов памяти», когда разные группы в мультикультурном обществе по-разному воспринимают одни и те же события. Характерный пример здесь – события сентября 1944 года в Эстонии: одни убеждены в том, что советская армия вновь оккупировала Эстонию, другие – что она, наоборот, освободила Эстонию от нацистской оккупации.

Понятно, что с точки зрения государства учебник истории – это в том числе отличный инструмент для формирования национальной идеологии. При таком подходе государство, грубо говоря, само выбирает, какую именно правду преподавать. Тимур Гузаиров вспомнил по этому поводу программную статью Яака Аавиксоо, поработавшего, кстати, как министром обороны, так и министром образования: «Никто не может заставить нас говорить правду, если мы сами этого не хотим. И с нашей стороны было бы глупо осуждать деятельность тех государств, которые так же не всегда хотят говорить правду». В каком мере наши авторы учебников беспристрастны и свободны от участия в формировании государственной идеологии?

Но даже если уйти от такой скользкой вещи, как национальная идеология, проблема остается. Взять тот же сентябрь 1944 года: как и что писать о нем в учебниках? Если представить только одну точку зрения, конфликт неизбежен; однако если представить все альтернативные точки зрения, кто сказал, что конфликтов не будет?

В прошлом году Тимур Гузаиров и Мерит Рикберг провели исследование эстонских учебников истории. «Формально в них соблюдаются все европейские требования, – говорит Мерит. – В учебниках представлены разные мнения, приведены разные источники. Однако часто это именно что формальный уровень. Мы провели анализ и выяснили, что всё равно в учебниках излагается нарратив эстонскости. Скажем, в некоторых учебниках негативной информации о советской стороне во Второй мировой войне больше, чем негативной информации о немецкой стороне. Советский солдат изображается в более черном свете, чем немецкий. Нужно сказать, что это общая черта учебников истории почти любой страны: в них часто уделяется куда больше внимания преступлениям противника, чем преступлениям своей страны или народа». Мерит подчеркивает: не все учебники истории таковы, они достаточно разные, поскольку написаны разными авторами: «В Эстонии учебники не пишутся под диктовку власти».

Возможна ли нейтральная версия истории? «Для меня нейтральность состояла бы в том, чтобы мы осознавали: у нас есть очень разные концепции истории, – отвечает Мерит. – Не искали бы исторический консенсус, а понимали бы, почему память об одних и тех же событиях столь разнится. Как сказал римлянин Квинтилиан: солдат, который берет город, и солдат, который защищает город, помнят историю по-разному. С этим ничего не сделаешь. Поиск компромиссов – это тупик. Надо понимать, что историческая правда всегда субъективна, всегда частична. Охватить всю правду невозможно».

«Да, при изучении истории важно понимать, что есть разные интерпретации – и нет единственно верной интерпретации любого события, – говорит Тимур Гузаиров. – При этом есть интерпретации фальсифицированные и ложные. Историческое мышление, как и аналитические навыки, которые ученик должен развить в школе, начинается с того, что ты задумываешься: как именно ты думаешь. Неважно, о чем, важно – как. Сначала – рефлексия, и только потом – исторический материал».

Тимур вспоминает о том, как он сам оканчивал школу в начале 1990-х: «Был период, когда на неделе у нас было три вида уроков истории: мировая история, история Эстонии, история России. Три разных учебника, в том числе старый советский и новый эстонский. Тогда я впервые отчетливо почувствовал, что об истории можно говорить буквально на разных языках. Но вопрос, почему выбран именно этот язык, не ставился. В итоге я верил каждому учебнику – тем фактам и концепциям, которые там были представлены. Я был не в состоянии отрефлексировать, почему изложение так разнится».

«Ситуация не-мышления – это ситуация, когда ты не сомневаешься, не задаешь вопросов, – продолжает он. – Сегодня, когда у нас столь непростые отношения между эстонской и русской общинами, история – не диалог, а сфера завоевания. Важно победить другую сторону. Чтобы попытаться перейти из состояния войны в состояние диалога, учитель должен предложить ученикам задуматься о том, как – и почему – они думают так, как думают. Если ты думаешь в терминах “наши” и “враги”, если воспринимаешь исторические события агрессивно, стоит задуматься о своем мышлении. Я за то, чтобы реализовать классическую схему обучения, которую применял Сократ, когда на каждое утверждение ученика отвечал вопросом...»

«Тут важно, что рефлексия начинается в момент контакта с другими источниками, – говорит Мерит. – Вот как в случае с тремя разными учебниками Тимура. У меня было похоже. Я училась в эстонской школе, там “конфликтов памяти” у меня не было, они появились, когда я стала изучать русскую филологию – и воспринимать историю с российской точки зрения. Я удивлялась тому, что Тарту, согласно этой версии истории, был основан Ярославом Мудрым – нам в школе говорили, что Ярослав уничтожил городище эстов Тарбату... Всё зависит от точки зрения, от подхода. Но если нет контакта разных подходов, то и рефлексии не возникает. И еще: важно начинать объяснять эти вещи как можно раньше. Делать это в гимназии уже поздно».

«В наше время школьник черпает информацию не только из уроков и от родных и близких, но и из телевизора, и из Интернета, – говорит Тимур. – И часто все эти точки зрения выражают крайние позиции. Важно найти срединный путь, а не метаться из крайности в крайность. Иначе история станет сферой мобилизации эмоций, а эмоции в этом случае – всегда негативны и деструктивны. И, конечно, мы должны исходить из этики. Преступления остаются преступлениями, персональная ответственность тоже не исчезает. Как писал поэт Уистан Хью Оден:

...Учебники нам лгут.

Тому, что мы Историей зовем,

на самом деле вовсе нечем хвастать,

лишь порождение

всего дурного в нас -

лишь наша доброта в веках пребудет».

Конференция «Вызовы интеграции в радикализующемся мире» организована фондом MISA.