Еще раз о хороших и плохих русских: власть парадокса

Рафик Григорян. Фото: Pm

«Каждый пишет, как он слышит,
Каждый слышит, как он дышит,
Как он дышит, так и пишет,
Не стараясь угодить..."
(Булат Окуджава)
 

Сегодня мы все находимся во власти парадоксов, которые распространяются на все сферы жизни людей. Нередко они противоречат не только истине, но и простому здравому смыслу и разуму. Приведу лишь некоторые парадоксальные высказывания, имеющие место быть в Эстонии.

Так, в 2005 году деятели эстонской культуры и науки обратились с заявлением в ООН, Европарламент, ПАСЕ, НАТО и ОБСЕ в связи с постоянными обвинениями со стороны России в нарушении в Эстонии прав человека. В нем эстонская элита выступает против подавляющего большинства неэстонцев, проживающих в Эстонии, в праве называться национальным меньшинством, характеризуя их как иммигрантов, которые «вопреки желанию эстонского народа были переселены или сами переселились в Эстонию в течение примерно полувека, когда Эстония была оккупирована Советским Союзом».

Вспоминается 24 сентября 1988 года, когда в Таллинне состоялся первый Форум народов Эстонии, на котором представители тех же самых национальных меньшинств республики, в том числе: русские, украинцы, белорусы, татары, шведы, армяне, грузины, азербайджанцы, венгры, евреи, литовцы, латыши и многие другие продемонстрировали свою поддержку стремлению эстонцев к самоопределению. Эта поддержка сыграла существенную роль в борьбе за независимость Эстонии. В тот период никто из числа той же самой эстонской элиты не ставил под сомнение их принадлежность к национальному меньшинству, так как в борьбе за свою свободу и независимость они нуждались в союзниках.

Парадоксом выглядит и то, что меня как молодого специалиста и ученого пригласили на работу в Тартуский университет, где я проработал около 30 лет, а затем лишили гражданства и возможности работать. Здесь же я женился на эстонке и остался жить вместе со своей семьей. Никого отношения к Сталину и «оккупации» не мог иметь, так как родился позже. Выходит никого, в том числе собственную жену, я не оккупировал. Таких, как я, в Эстонию приехало немало из разных мест Советского Союза: одни - по семейным обстоятельствам; другие - по приглашению республиканских органов власти, в которых 85% составляли эстонцы; третьи - в поисках лучших условий жизни и т. д.

Все они передвигались в рамках единого правого пространства, а не приезжали в чужую страну как иностранцы по визе. Возникает вопрос: С каких это пор, люди, приехавшие в страну легитимно, по приглашению властей или женившись по любви, становятся оккупантами? Неужели для этого требовалось, как пишет эстонская элита, «согласия всего эстонского народа»? Может быть по каждому случаю вступления в брак не эстонцу с эстонкой нужно было провести референдум среди эстонского народа?

В каком веке мы живем? Что за пещерная философия? От такого отношения к иностранцам престиж Эстонии и уважение к государству не будут расти, а наоборот, будут падать. Не следует забывать, что за каждым из этнических меньшинств Эстонии стоят какие-то конкретные страны, которые не равнодушны к судьбам своих соплеменников. Отношение к ним будет восприниматься как отношение к этим государствам и народам.

Термины «оккупация» и «оккупант», которыми часто жонглируют обыватели, в лексике эстонских политиков и журналистов преподносятся как равноправные и нередко переносятся на всех иноязычных жителей Эстонии. Фактически они выглядят как обвинительный приговор.

Между тем не все так просто и очевидно. Имеется ряд вопросов, на которые отсутствуют четкие и ясные ответы. Если оккупация была нелегитимной и насильственной акцией, то почему она происходила с ведения и согласия правительства и главы эстонского государства? Почему за трусость эстонских правителей сегодня должны расплачиваться все неэстонцы, даже те, кого еще не было на свете по факту своего рождения? Почему предки тех, кто сегодня постоянно обвиняет всех неэстонцев в оккупации, не попытались оказать какого-либо сопротивления тогда, когда вводились войска «оккупантов», а наоборот обеспечили свободный пропуск советских войск в Эстонию? Почему до сих пор правительство Эстонской Республики не обратилось в европейский суд с ходатайством о признании самого факта оккупации? Может быть потому, что речь идет об аннексии или инкорпорации, что де-юре не является международным преступлением, в отличие от оккупации?

Вопросов много и все они требуют серьезного изучения, научного и правового ответа. Однако у нас историю, как и в прежние времена, пишут политики и чиновники, а не историки, которые фактически уже давно превратились в обслуживающий персонал власти и молчаливо соглашаются с официальными установками властей. Исторические события необходимо освещать не в зависимости от идеологических установок правых партий, а так, как они развивались объективно хронологически.

Не пора ли кончать опасные и провокационные игры на чувствах людей, отравляя их сознание ненавистью и злобой к инородцам? Не пора ли перестать обвинять всех неэстонцев, выходцев из Советского Союза, многие из которых пострадали не меньше, чем эстонцы, в приверженности к сталинизму и к советскому режиму? Почему эта тема периодически активизируется властями в канун особо значимых событий? Кому выгодны постоянные спекуляции на эти темы?

Как остроумно заметил депутат Рийгикогу Михаил Стальнухин, представим Эстонию, выглядящую и ведущую себя так, будто оккупации не было. Тогда:

- «слова «оккупация» и «оккупант» в лексике эстонских политиков и журналистов (что зачастую одно и то же) отсутствуют;
- Музей оккупации закрыт и забыт;
- прекратились сходки ветеранов-эсэсовцев в Синимяэ и Тарту;
- нынешний Закон о гражданстве заменяется законом 1938 года и, в результате, число граждан Эстонии увеличивается на 100-200 тысяч;
- борьба под маркой «переплетения» или интеграции с инородцами прекращается, и Языковая инспекция распускается за ненадобностью…»

Выражение «ловить рыбку в мутной воде» имеет негативный оттенок лишь для людей, с рыбалкой не связанных. Но, когда речь идет о власти, нет таких методов, которые были бы неприемлемыми для наших правых политиков, многие из которых еще вчера были никем и ничем, а сегодня «стали всем». Стремясь прибрать к рукам всю власть и все ценности, они не брезгуют нечестными методами. Начиная с 1992 года, для утверждения и сохранения монополии на власть из политической жизни государства были отстранены все неэстонцы. В качестве идеологического обоснования этой политики пригодились такие термины, как «оккупанты», «мигранты» и т. д. Даже «натурализованные» граждане Эстонской Республики не допускались к выборам, без сдачи экзамена на знание эстонского языка. Этот ценз был отменен только благодаря вмешательству европейских стран и НАТО.

В результате установления этнической демократии на политическом ландшафте Эстонии уже 20 лет мелькают одни и те же эстонские фигуры, которые периодически меняют лишь свои партийные мантии. Многие из них беспардонно используют ложь и разные фобии для нагнетания межнациональных противоречий в своих интересах, привлекая на свою сторону «независимые» СМИ.

На вопрос, кто «мутит воду», можно с уверенностью сказать: те, кто стремится получить большую выгоду. Один из вариантов работы таких «рыбаков» – это монополия на СМИ, дезинформация, подтасовка фактов, клевета, дискредитация оппонентов и т.д. Другой вариант – это распространение различных этнических мифов, стереотипов, фобий и экзистенциальных страхов. Они позволяют держать в покорности эстонцев и неэстонцев, лишая их личной инициативы и самостоятельности в управлении государством и делая их зависимыми и легко управляемыми. Эти страхи сегодня дополнили еще и безработица и нищета.

Плюрализм информации для них не подходит, нужно создать «единое информационное пространство». Газеты и другие СМИ на русском языке вызывают у них страх за свое кресло и положение. Всюду им мерещатся враги. Это уже принимает форму этнической паранойи.
Приверженность русских и всех русскоязычных к памяти своих отцов, по мнению Т.Х. Ильвеса, «подтвердили живучесть советских штампов в мышлении». Получается, что если бы они предали забвению эту память, то это бы стало признаком нового «европейского», а может быть «американского» мышления.

Писатель Андрус Кивиряхк, обращаясь к этой же теме, в статье «Какого русского мы хотим?», пишет: «мы и желаем видеть рядом с собой, мы были бы им рады», тех, для «которых слово «родина» означает именно Эстонию, а не Россию, которые не знают больше настоящего русского языка и не проявляют ни малейшего интереса к политике Кремля. У них друзья эстонцы, эстонские супруги, и дети – эстонцы». Получается что лучший русский – это все-таки ассимилированный.

Журналист Карел Таранд и некоторые другие представители эстонской интеллигенции, а также интеграционные программы, давшие установку на единообразие, в качестве идеального гражданина Эстонии хотели бы видеть ассимилированного «инородца», чтобы, с одной стороны, повысить численность эстонцев, а, с другой стороны, снять напряженность в обществе, поскольку в этнически гомогенном государстве, по их мнению, безопаснее и легче жить. Парадоксально и то, что русские общественные деятели, в том числе социолог Дмитрий Михайлов и публицист Михаил Петров, успокаивают русских, живущих в Эстонии, что никакая ассимиляция им в Эстонии не угрожает. Как известно, крайности сходятся. И те, и другие отрицают процессы ассимиляции как угрозу обществу. Как отмечал Аристотель, правда – в разуме. Однако там, где общество находится во власти парадокса, нет смысла апеллировать к разуму и к поиску правды.

Председатель Палаты национальных меньшинств Эстонии, доктор философии