Третий смысл «Великого Октября»

Взятие Зимнего. Фото: Интернет

Столетний юбилей Октябрьской революции продолжает обсуждаться историками в разных странах. Колумнист Вадим Штепа предлагает подумать над постимперской трактовкой этого события.

В современной России нет внятной официальной оценки Октябрьской революции. Данная ситуация контрастирует, например, с французской, где годовщину своей великой революции отмечают. Французы признают ее во многом трагический характер, помнят о невинных жертвах гильотины, но понимают, что те события изменили их страну навсегда.

Имперская шизофрения

Соглашусь с Алексеем Навальным, который считает игнорирование столетия революции преступлением: «Это великая и ужасная дата. Революция определила развитие народа на сто лет вперед. Во многом она определила развитие человечества на сто лет вперед. Конечно, мы должны обсуждать это, размышлять об этом. Открывать архивы и давать кучу денег историкам на исследование того периода, книги и научные работы о нем».

Однако российская власть как раз не торопится открывать исторические архивы. Многие из них засекречены до сих пор! Вместо этого публику кормят телесериалами вроде «Демона революции», в которых революция демонизируется, изображается как корыстный заговор «пятой колонны» своего времени. В этом – кардинальное отличие от советской эпохи, когда революционеров, наоборот, показывали святыми. Эта историческая шизофрения ярче всего заметна в том, что правящие Россией «новые дворяне» из ФСБ при всей ненависти к революции продолжают считать себя наследниками большевистской ЧК и до сих пор держат в кабинетах портреты Дзержинского.

У этой шизофрении есть доктринальное обоснование. Его однажды сформулировал министр культуры РФ Владимир Мединский: «Признание преемственности исторического развития от Российской империи через СССР к современной России». Таким образом, главным в российской истории считается имперская преемственность. А революционные события ее нарушают – поэтому их надо игнорировать в прошлом и подавлять в настоящем.

Журналист Rus.Postimees Николай Караев пишет: «Октября не было бы, если бы изначально он не был стремлением к новому, лучшему, справедливому миру». Действительно, революционеров 1917 года во многом вдохновляла утопия свободного будущего. Беда в том, что захватившие власть большевики построили антиутопию, радикально противоречившую их освободительным декларациям.

Так, их Декрет о мире обещал уставшим от  мировой народам «справедливый и демократический мир» без аннексий и контрибуций. И это действительно звучало революционно – но вот только большевистская Россия оказалась совсем не мирной и не демократической страной. Чекисты сразу же развязали террор против соотечественников, ввергли страну в гражданскую войну, а уже в 1920 году (не прошло и трех лет после декрета) Красная армия вторглась в Польшу, попытавшись принести «мировую революцию» в Европу.

В другом известном Декрете о земле большевики декларировали безвозмездную передачу земли тем, кто ее обрабатывает. При этом уточнили: «Вопрос о земле, во всем его объеме, может быть разрешен только всенародным Учредительным собранием».

Но, как известно, Учредительное собрание они вскоре разогнали, а крестьян обрекли на грабительскую продразверстку. А через десять лет и вовсе перешли к тотальной и репрессивной коллективизации, возродив систему крепостного права.

Конечно, наивысшим историческим достижением коммунизма можно считать первый полет в космос. Но вот только российские колхозники в это время не имели паспортов и не могли выехать даже в соседний город. Таковы были контрасты «самого справедливого строя»...

Новые страны: взгляд из будущего

По отношению к Октябрьской революции до сих пор сталкиваются полярно-непримиримые точки зрения: одни ее проклинают, другие воспевают. Однако такая полемическая острота характерна для россиян. А вот жителям других стран лучше подошел бы более хладнокровный и непредвзятый взгляд извне. Он как раз и позволяет увидеть иной смысл исторического события, ускользающий от тех, кто погружен в черно-белые споры.

Третьим важнейшим документом, который приняли взявшие власть большевики, была Декларация прав народов России. Она утверждала «право народов России на свободное самоопределение, вплоть до отделения и образования самостоятельного государства». Это был радикально антиимперский документ, на принятие которого не решилось даже Временное правительство. И первую подпись под Декларацией поставил Сталин – такова ирония истории.

В полной мере воспользоваться документом сумела лишь Финляндия. Она провозгласила независимость в декабре 1917 года, и большевики были вынуждены ее признать – чернила на документе еще не высохли. А вот Эстонии уже потребовалась Освободительная война 1918-20 годов, чтобы добиться независимости. Независимость Карелии (Ухтинской республики), которую местные крестьяне провозгласили в 1919 году, ссылаясь на декларацию, вообще не состоялась и была подавлена красными карателями. Начав с борьбы с «царским империализмом», большевики закончили реставрацией централизованной империи – только в гораздо более жестоких формах.

Кстати, весьма примечательно, что защиту новых независимых государств от большевистской империи возглавили те, кто служил в российской царской армии. В Финляндии – легендарный Маннергейм, в Эстонии – Лайдонер, Тыниссон, Пыддер. Видимо, они не чувствовали исторической преемственности, о которой рассуждает министр Мединский. Известные деятели русской культуры, проживавшие после революции в новых независимых странах (Илья Репин в Финляндии, Игорь-Северянин в Эстонии), отказывались возвращаться в СССР, опасаясь утратить творческую свободу. Да и не только творческую...

Однако все империи неизбежно распадаются – и на карте мира появляются новые страны. Большинство современных государств создано теми, кого в свое время клеймили как сепаратистов. И нет оснований полагать, что исторический процесс остановится. Правда, некоторые империи ходят по кругу. Многим авторам приписывают афоризм: «В России все меняется за несколько лет, но ничего за сто».