«Лес» на «Встречах в России». Триумф после трагедии

Аксюша (Татьяна Егорушкина), Несчастливцев (Артем Гареев) и Аркашка (Дмитрий Косяков) в спектакле «Лес». Фото: Елена Руди

Интуиция подсказывала: 13-й фестиваль «Встречи в России» непременно должен завершиться тем, что единственная его награда, премия имени Кирилла Лаврова, будет присуждена нашему Русскому театру за «Лес».

Так и случилось. Но сначала была трагедия. Фестиваль едва успел начаться, только-только в фойе «Балтийского дома» открылась выставка фоторабот Александра Ивашкевича, – и тут мой мобильный телефон зазвонил. Тревожно и требовательно. В голосе актрисы Ш. звучали рыдания. «Несчастье у нас! Андрюша Зубков погиб!» Молодой, красивый и очень чистый человек. Прекрасный талант. Карпа в «Лесе» он играл феноменально. Погиб на взлете...

Господи, злой рок, что ли, тяготеет над театром? Только-только в его жизни наметился явный сдвиг к лучшему, только-только сложился по-настоящему успешный сезон с четырьмя талантливыми постановками – и вот! Дублера у Андрея не было, и в тот момент не хотелось думать о том, кто заменит его в спектакле. Хотя театр как раз должен был думать об этом. Ввести нового исполнителя. И сыграть так сильно и проникновенно, как, может быть, еще не играли этот спектакль. В память о товарище... (Тогда еще не были известны обстоятельства гибели Андрея, приведшие к внутреннему взрыву в труппе и уходу худрука Наталии Лапиной.)

А фестиваль шел своим чередом. Он начался с внеконкурсной чеховской «Чайки», поставленной литовцем Йонасом Вайткусом при участии звезд литовского театра Регимантаса Адомайтиса (Дорн) и Юозаса Будрайтиса (Сорин), и завершился «Тремя сестрами» Театра имени Маяковского из Душанбе.

От Чехова до Чехова

Шокирующе дерзкая, решенная в сюрреалистическом ключе (текст Чехова пропущен через визуальный ряд Дали), «Чайка» Вайткуса была единственной постановкой, способной встать в один ряд с «Лесом». Потому что и там, и тут был – театр. У Вайткуса – тотальный, захватывающий все пространство жизни. Шекспировское «Весь мир – театр...» воспринималось не как иронический комментарий к всеобщему притворству и лицемерию, а как единственный способ существования. Пьеса Треплева втянула персонажей «Чайки» в свое силовое поле и потребовала остаться в нем, а заодно обнажила то мистическое начало, с которым юный Костя по молодости и желанию новизны (а новизной тогда был символизм с его мистикой) неосторожно заигрался.

Кстати, судя по тому, что нагромоздил (по воле Вайткуса) Треплев (Антон Багров) в своей пьесе о львах, орлах и куропатках, этот парень был чертовски талантлив. И Нина (Дария Михайлова) талантлива. В тот момент, когда она только начинает свой путь. Потом жизнь истреплет обоих молодых героев, в какой-то момент Треплев обнаружит, что превратился в бледную копию Тригорина, а у Нины появится двойник, гимнастка в алом трико, чьи эротические экзерсисы тоже оттуда – из дьявольского четвертого измерения. И у Дорна здесь есть мистический двойник в прозрачном цилиндре и пальто, застегнутом на две большие красные пуговицы (красные глаза Дьявола). Аркадина (Наталья Индейкина) в экстравагантных нарядах была вечно молодой дивой из шоу-бизнеса, притворщицей и неизменной царицей бала; она подчиняла себе Тригорина (который в исполнении Леонида Алимова напоминал дородностью и философским пофигизмом Дмитрия Быкова) с помощью сексуального террора... Спектакль увлекал, впечатлял, восхищал изобретательностью, хотя очень трудно было отделаться от мысли, что режиссер следит за персонажами с холодной отстраненностью естествоиспытателя.

Зато в душанбинской постановке «Трех сестер» (режиссер Барзу Абдураззаков) сострадания к томлениям души чеховских героев было предостаточно. Поначалу казалось, что чеховская драматургия – не для таджикских актеров: полутона им малоинтересны, они тяготеют к открытой страсти (вся жизнь сестер в спектакле была сплошной истерикой, а Андрей, когда Наташа, превращенная в откровенную хамку, окончательно вывела его из терпения, бросался на жену и к удовольствию части публики душил ее). Но постепенно возникало ощущение, что Чехова можно играть и так, выводя наружу второй, скрытый, план.

Русские театры Центральной Азии и Закавказья – особая статья. В Душанбе и Ереване, в Тбилиси и Ташкенте (который во «Встречах в России» традиционно представляет Молодежный театр Наби Абдурахманова) на русском языке играют актеры титульной национальности. И к общим проблемам русских театров в национальных государствах у них добавляются свои, специфические.

Общая почва и разные судьбы

– У всех нас – общая почва и разные судьбы, – сказал на проходившей в рамках фестиваля конференции «Русский театр в странах Балтии» директор Рижского русского театра имени М.Чехова Эдуард Цеховал.

Судьбы, действительно, несравнимы. Рижский русский театр (старейший из русских театров Зарубежья), как откровенно признался директор, к числу любимых детей латвийского государства не относится, но и обижать себя не позволяет. В этом, конечно, велика заслуга самого Эдуарда Ильича, руководителя, без преувеличения, гениального. И хотя по сравнению с тем золотым временем, когда главным режиссером здесь был Аркадий Кац, театр в определенной мере сдал творческие позиции, в организационном плане он остается благополучным. Вопрос подготовки молодой смены? Пожалуйста! Двенадцать молодых ребят учатся на первом курсе актерского отделения Латвийской музыкальной академии, который ведет худрук театра Игорь Коняев. После ремонта здание получило новейшее оборудование сцены, и вообще ремонт выполнен безупречно (в отличие от того, который произвела пять лет назад в здании нашего Русского театра фирма Facio). У театра есть Общество гарантов, в которое помимо композитора Раймонда Паулса и писателя Владлена Дозорцева входят два десятка крупных бизнесменов. В его уставе сказано: «Общество гарантов Русского театра помогает театру решать ежедневные проблемы: помощь актерам-ветеранам, финансирование отдельных проектов, ремонт – одним словом, как и их предшественники, гаранты считают своей основной задачей обеспечение постоянного существования Русского театра в Риге».

Читая эти строки, поневоле спрашиваешь себя, почему в Риге русскоязычные предприниматели считают своим долгом сохранять Русский театр и помогать ему, а у нас «богатенькие буратины» ни о чем подобном не задумываются. Из другого теста сделаны, что ли? Ведь будь у нашего Русского театра хоть слабое подобие такой поддержки, Министерство культуры поумерило бы прыть и воздержалось четыре года подряд мучить театр назначением директоров, из которых два были профнепригодны, одного дела театра не интересовали вообще, он пережидал в тихой гавани, пока не найдется что-то получше, а слишком много бравший на себя председатель совета ЦУ «Русский театр» Айвар Мяэ последовательно разваливал театр. Да и нынешний состав этого совета абсолютно бесполезен: группа нахлебников, которым почему-то дано право решать вопросы жизни театра.

Художник должен быть голодным. Но не слишком

Реплика из фильма Ролана Быкова вспоминалась, когда брали слово представители негосударственных театров: наша Ирина Томингас («Русская театральная школа» показала в Питере сказку «Семь дней» и спектакль по мотивам творчества Хармса «смраХ») и режиссер Семен Лосев, работающий с рижским Обществом свободных актеров (ОСА).

Если у РТШ положение просто сложное, то у «осы» – аховое. Актеры вынуждены зарабатывать на стороне, чтобы платить аренду за помещения (3000 долларов в месяц). Музыкальное оформление и сценографию делают сами – приглашать кого-то не по карману. В таких вот кошмарных условиях «оса» выпустила пленительный и изящный спектакль по «Варшавской мелодии» Леонида Зорина. Эта пьеса сегодня триумфально возвращается на сцену, так как публика остро нуждается в зрелище, которое позволило бы и посмеяться, и поплакать – и вместе с тем было бы свободно от пошлости и глупости, потоками льющихся с телеэкранов.

Виктор (Герман Скуч) был в первом акте раскован и полон энергии – как любой мужчина, храбро воевавший и вернувшийся живым с проклятой войны. Во втором он смущен, неловок, зажат – типичный советский человек, влюбленный в иностранку и не знающий, что с этой любовью делать. Геля (Анна Герасимова) очаровательна и своенравна, как и положено польской красавице. Актриса ездила в Польшу, чтобы усвоить мелодию речи прекрасных паненок и их манеры. Спектакль был психологически убедителен и тонок, он брал за душу не только художественными достоинствами, но и тем, что Лосев, в отличие от большинства постановщиков пьесы, увидел в ней не историю предательства, а историю любви...

Народную пьесу, в которой есть все, за что публика обожает мелодрамы – тайна происхождения, убежденность, что богатые тоже плачут (и не каждый олигарх – подонок), традиционный сбор старых друзей а ля Розов и прочее, – «Одноклассников» Юрия Полякова привез на фестиваль матерый волк режиссуры Александр Григорян из Ереванского русского театра имени Станиславского. Тбилисский русский театр имени Грибоедова, пробивший стену недоверия и враждебности, возведенную политиками, вернулся на «Встречи в России» с простенькой, но эффектной пьесой Джошуа Соболя «Гетто». Кишиневский, имени А.П.Чехова, показал свою инсценировку «Братьев Карамазовых», впечатляющую, заставляющую задуматься над тем, отчего красивые идеи, над которыми трудятся интеллектуалы вроде Ивана Карамазова, непременно попадают в руки Смердяковых. (Правда, при этом театр как-то упустил из виду, что Достоевский не только идеолог, но и великий художник.) Однако «Лес» затмил все эти постановки.

Победа со слезами на глазах

Тревожно стало, когда я увидел, что великолепное оформление Владимира Аншона, продиктовавшее весь образный строй постановки, на огромной сцене «БалДома» выглядит разреженным; вложенные в него метафоры читаются не с первого взгляда. Но вот появился срочно введенный на роль Карпа юный Дмитрий Кордас (ни разу до того не игравший в настоящем театре), мелким бесом прошелся между рядами – и спектакль задышал.

Было видно, что у постановки большой запас прочности, а те резервы для роста, которые отмечались после премьеры, умно и полно использованы. Спектакль стал лучше, четче; вырос и занял подобающее ему центральное место образ Несчастливцева (Артем Гареев), раскованнее и безалабернее стал Аркашка (Дмитрий Косяков), откровенно несложившейся – любовь Аксюши (Татьяна Егорушкина) и Петра (Антон Падерин), и оттого убедительнее смотрелся уход девушки с актерами. А «поздняя любовь» Гурмыжской (Лидия Головатая) к откровенному прохвосту Буланову (Александр Синякович) на общем фоне стала еще более гротескной и жалкой...

А теперь – помолчим в память того, кто погиб накануне успеха, заслуженного театром!

***

Комментарий

Римма Кречетова, театральный критик (Россия):

– Ваш «Лес» можно рассматривать на уровне общего нашего театрального пространства, на фоне процессов, которые происходят сегодня. Это – не факт местного значения. Это очень достойная часть современной «островианы», которая может войти в историю трактовок этой пьесы.

Он современен уже тем, что это как бы новый этап сотрудничества режиссера с актерами. То, что этот этап уже наступил, говорить, кажется, чуть-чуть преждевременно. Но он должен наступить, чтобы режиссер мог осуществлять свои идеи, не только не мешая актерам проявлять личностное начало, но и включая их в круг этих идей. Очень часто сегодня кажется, что спектакли поставлены инженерами, для которых актер – всего-навсего фигурка, которую архитектор ставит возле проекта здания, чтобы подчеркнуть масштаб замысла. Чтобы зритель думал не о том, каково человеку в интерьере, а о том, каков этот интерьер. Мне кажется, что театр не выживет, если не сойдет с этих рельсов, на которых уже довольно долго буксует. Поэтому очень важно, чтобы в чисто режиссерском спектакле актерам была бы предоставлена свобода. Актер существует в концепции, но не в конструкции. И очень интересно следить за трактовкой образов.

Гурмыжскую всегда играют актрисы не первой и даже не второй молодости. Казалось бы, они должны соотносить поведение героини с собственными женскими проблемами, щадить ее. Однако играют агрессивную, злющую бабу. А здесь Головатая в роли Гурмыжской совсем не агрессивна. Она даже добрая, в известной мере ее жалко, ведь она, поддавшись бушующим гормонам, покорно следует в пасть юному, но сообразительному хищнику, который в конце концов запихивает ее в катафалк и ставит печать – не вскрывать! А Буланов! Замечательно придумана его липучесть, он как собачка на четвереньках бегает за Гурмыжской. С одной стороны, это элемент острого, игрового театра. С другой – точное психологическое состояние, преувеличенное, но не чрезмерно.

Необычен и Несчастливцев. Он не забулдыга, а ранимый, тонко чувствующий человек – и оттого неустроен. Очень достойный, с хорошими манерами – и при всех своих несчастиях живет с удовольствием. Режиссер не заставляет актеров отрекаться от своих героев. Напротив, предоставляет возможность открывать новые пласты. Не лежащие на поверхности.