Эстонские педагоги, участвующие в российских программах, находятся в зоне риска

Игорь Калакаускас. Фото: Виктор Вестеринен/NELJAS

Таллиннский учитель истории Игорь Калакаускас не раз участвовал в семинарах, организованных в России в том числе для зарубежных историков и попавших в ежегодник КаПо как инструмент российского влияния. Попытка объективно рассказать о своих впечатлениях, опубликованная в Rus.Postimees, привела к тому, что приглашать в Россию его перестали. Впрочем, педагог не спешит критиковать российское посольство и недоволен, скорее, формулировками КаПо. Школьный учитель прокомментировал Rus.Postimees соответствующий фрагмент ежегодника Полиции безопасности.

В названных в ежегоднике КаПо образовательных программах я участвовал дважды – в 2014 и 2016 годах. В первом случае это была тема деятельности Петра Первого, во втором – культурно-научные достижения России в XVIII-XIX веках. Программы такие организуются регулярно, последняя – посвященная, кстати, влиянию деятельности Петра Первого на судьбы Евразии – проходит в северной российской столице буквально в эти дни. Однако на этот раз, несмотря на все мои попытки стать участником программы, мою персону тихо завернули. Как мне стало известно, по причине моей большой словоохотливости в эстонских масс-медиа, но все детали отказа мне пока не известны, поэтому не хочу строить свои выводы на догадках.

Теперь по существу. Во-первых, стоит сказать доброе слово об образовательной программе Культурно-исторического университета в целом и об уровне лекторов в частности. Это, как правило, историки, имеющие научные звания и очень крупные специалисты в своей сфере. Не все они умели рассказывать увлекательно, но всегда идеально владели материалом. Не говоря уже о том, что Петербург (а именно там проводятся занятия в КИУ) - сам по себе город-музей, знакомиться с которым можно бесконечно.

Лично для себя я сделал немало открытий и всегда получал настоящее удовольствие от общения с представителями петербургской интеллигенции. К слову сказать, всегда по возвращении делился впечатлениями в местных медиа – это я стараюсь делать всегда после своих зарубежных поездок.

Ощущал ли я на себе пропагандистский прессинг со стороны российских организаторов? Я бы так не сказал.

Принимающей стороне хватало ума не разворачивать борьбу за наши умонастроения. Часто даже подчеркивалась нейтральность и аполитичность. Время от времени появлялись какие-то мелкие чиновники, которые выказывали заинтересованность в сотрудничестве, но это всегда делалось очень деликатно. В основном, предлагалось участвовать в молодежных обменах или археологических экспедициях.

Тем не менее, в кругу делегатов (среди которых основную массу составляют общественные деятели русской диаспоры так называемого «Ближнего и Дальнего зарубежья») мы вели полемику на современные темы. Дискуссии возникали зачастую спонтанно и так же спонтанно заканчивались. После известных событий 2014 года, когда международное доверие к России было заметно подорвано, вести спокойную дискуссию стало невозможно, поскольку среди делегатов тоже стало чувствоваться недоверие друг к другу.

Настороженное к себе отношение, которое иногда испытывал, лично я связываю с общей атмосферой недоверия в России ко всему западному. Потому что большинство из тех, с кем приходилось общаться и знакомиться, вообще не были знакомы ни со мной, ни с моими публикациями в эстонских СМИ.

Отдельных слов заслуживают принципы отбора участников: не имея налаженных контактов с целевой группой – учителями истории – российская сторона зачастую останавливает свой выбор на случайных, по моим наблюдениям, людях.

Если мы всерьез рассуждаем о попытке Москвы создать пятую колонну «агентов влияния» в зарубежных странах, то очень сильно сомневаюсь в потенциале доброй половины делегатов.

Вне всякого сомнения, среди тех, кто организует образовательные программы, есть те, кто отлично понимает причины настороженного отношения отдельных государств к этим программам. Эти люди стараются преодолеть некоторую нервозность. Но им приходится делать это с оглядкой на своих непосредственных начальников, которые, по моим наблюдениям, связывают с этими семинарами и конференциями чересчур большие надежды.

Те, кто знаком со мной лично, знают, что мои заявления и поступки соответствуют тем нравственным принципам, которым я по жизни стараюсь следовать. По этой причине я никогда не скрываю своего мнения – даже тогда, когда понимаю, что его не разделяют. Мало того, ссылки на опубликованные в эстонских медиа статьях, я всегда отправляю тем, кому свои статьи посвящаю. Стараюсь рассматривать полученный во время поездок опыт объективно, поскольку не окрашиваю окружающий меня мир в черно-белые тона. К примеру, впечатлениями о прошедшей в Петербурге конференции на тему патриотического воспитания молодежи, я поделился и с петербургской стороной, откуда получил вполне благосклонную реакцию.

Резюмируя, могу сказать, что эстонские педагоги, принимая участие в российских образовательных программах, не могут не понимать, что их поездки находятся в «зоне риска».

Но меня крайне разочаровал пренебрежительный тон, который Полиция безопасности Эстонии использовала в своих формулировках, говоря об учителях истории, посетивших курсы по истории: «Усвоенные российские пропагандистские нарративы затем пересказываются эстонским ученикам». КаПо может подтвердить это конкретными примерами?

Если учитель способен аналитически мыслить (для преподавателя истории это непременное качество), то никакой пропагандистский прессинг ему не страшен. Лично я за свою гражданскую зрелость не беспокоюсь и призываю других тоже не волноваться.

А езжу с большой охотой в Россию еще и потому, что комфортно чувствую себя в родной языковой среде и не подвергаю сомнению высокий уровень лекторов. Кстати, если в Эстонии бывает возможность принять участие в такого рода курсах и семинарах, то тоже никогда не отказываюсь. Особенно, если уверен в профессионализме тех, кто выступает перед аудиторией.

На месте наших компетентных органов я бы попытался найти ответ на вопрос, все ли возможное сделали в Эстонии, чтобы предложить достойную альтернативу активности нашего восточного соседа. Допустим, Россия преследует свои политические цели, как преследует их тот же Израиль, где четыре года назад я тоже бесплатно побывал на семинаре по Холокосту. А какие, в таком случае, цели преследует эстонское государство, весьма позитивно относящееся к тому, что в школах с русским языком обучения предметы социального цикла начинают преподавать на эстонском языке уже в основной школе? И почему никому не приходит в голову проверить, насколько хорошо усвоены эти предметы неокрепшими молодыми умами?