Спасение для человека рассеянного

Этот кабинет – красноречивое свидетельство того, что под белым халатом скрывается исключительно творческая личность. Фото: Олеся Кочкина

Он хотел быть таксистом, но стал подводником. А потом превратился в крупного специалиста по одной из самых загадочных и непредсказуемых болезней современности. Геннадий Бисага – доктор медицинских наук, профессор, работает в Военно-медицинской академии России в Санкт-Петербурге, на кафедре нервных болезней.
Олеся Кочкина
Санкт-Петербург

Академия эта, помимо двухсотлетней истории, связанной с именами академиков Боткина, Бехтерева и Павлова, сегодня знаменита еще и тем, что многие серьезные заболевания здесь лечат и вылечивают чаще, чем в большинстве медицинских учреждений постсоветского пространства, и даже добиваются успеха в области борьбы с рассеянным склерозом. Правда, для зарубежных граждан это лечение не безвозмездно.

Причина, почему люди, причем чаще молодые и чаще представительницы прекрасного пола, заболевают рассеянным склерозом, не установлена до сих пор. Страдающий этой болезнью пациент может постепенно потерять способность долго и координированно двигаться, точно ощущать прикосновение, хорошо видеть и даже быстро мыслить. В настоящее время рассеянный склероз неизлечим. Основная задача медиков – хотя бы частично восстановить разрушенные болезнью участки головного мозга и остановить развитие заболевания. Немногие хотят этим заниматься, еще меньшему количеству это удается. Именно таким исключением, добивающимся положительных результатов, и является Геннадий Бисага.

Куда же вы с подводной лодки?

– Геннадий Николаевич, почему вы выбрали профессию врача-невролога?

– Пожалуй, потому, что этого очень хотели мои родители. Они по-прежнему живут и здравствуют на восьмом десятке лет в замечательном курортном городе Кисловодске. Будучи юристами (мой отец много лет проработал в прокуратуре), они сказали мне: «Ни в коем случае не иди по нашим стопам, юриспруденция – одни отрицательные эмоции и общение с не самой лучшей частью общества, в том числе с рецидивистами, убийцами. Прекрасно, когда профессия позволяет каждый день давать людям только хорошее, облегчать мучения и страдания, а не заниматься наказанием и воспитанием». Думаю, что мои родители правы. А еще они однажды меня подняли на смех, когда в пятом классе я заявил, что хочу быть… таксистом.

– Вы ведь получили высшее образование в Военно-медицинской академии на факультете подготовки врачей для Военно-морского флота по специальности – лечебно-профилактическое дело. Так что специализироваться на нервных болезнях стали не сразу?

– Военно-медицинская академия дает очень хорошую базовую врачебную подготовку. Однако узкую специализацию в те годы можно было получить, лишь прослужив не менее трех лет в действующей армии или на флоте после выпуска из академии. Первую свою специализацию – врач-хирург подводной лодки – я получил после прибытия в звании лейтенанта медицинской службы на Северный флот, в Мурманск.

– Как же вас занесло на подводную лодку?

– К окончанию учебы, а было это в середине 80-х годов прошлого века, главным моим желанием (как, впрочем, и каждого выпускника) было попасть на работу в крупный город, особенно в Ленинград или в Москву, в серьезное медицинское учреждение. Поэтому все хотели распределиться, с одной стороны, как можно ближе к Ленинграду или к Москве, а с другой стороны, попасть в «заменяемый район» с максимально трудными условиями службы и льготами.

Ближайшим льготным районом для флотских врачей считается Мурманская область и Кольский полуостров. Из мест службы наиболее престижными считались подводные лодки, откуда можно было лет через пять вырваться на усовершенствование в академию. Так как я окончил академию с красным дипломом, мне было сразу же позволено получить направление на подводную лодку. После пятимесячного обучения неотложной хирургии, в течение пяти лет, как тогда принято было говорить, «обеспечивал здоровье экипажа подводной лодки в длительных плаваниях и на берегу, на родной базе». А неврология со старших курсов академии мне нравилась больше других медицинских дисциплин, поэтому по прошествии пяти лет я снова оказался в академии, но уже в качестве клинического ординатора клиники нервных болезней.

Самая популярная болезнь

– А как вы сосредоточились на рассеянном склерозе?

– Неврологию нередко в шутку называют «эссенциальной терапией» и «дисциплиной повышенной сложности». Действительно, с одной стороны, неврологи являются терапевтами с узкой специализацией – диагностика и лечение заболеваний и травм нервной системы. С другой стороны, принято говорить, что в медицине существуют три базовые дисциплины – терапия, хирургия и неврология. Каждая из этих дисциплин включает в себя несколько частных направлений. Например, неврология включает в себя психиатрию, психологию, психотерапию, нейрохирургию, сексопатологию, рефлексотерапию и даже мануальную терапию. Поэтому учиться и работать в неврологии очень интересно, хотя и достаточно сложно.

Во время учебы в ординатуре я решил активно заняться научной работой с целью написать диссертацию. Это можно сделать быстро и без особых усилий, если выбрать какую-нибудь секретную тему или очень узкую проблему. Иногда врачи идут по этому пути, но потом очень жалеют. Дело в том, что в процессе работы над диссертацией врач автоматически становится хорошим специалистом и экспертом по данной проблеме. Большого смысла становиться специалистом в какой-либо узкой сфере военной медицины просто нет – отсутствуют перспективы. Поэтому лучше потрудиться, помучиться и написать диссертацию по какой-либо животрепещущей проблеме.

Проблема рассеянного склероза сегодня – самая актуальная для неврологии. Меня в эту сферу привлек, за что я ему очень благодарен, известный ученый и педагог профессор Владимир Иванович Головкин. Можно, пусть и с трудом, принять ситуацию, когда у пожилого человека случается инсульт. Но принять ситуацию, когда молодая женщина или мужчина без видимой причины становятся инвалидами, очень трудно. Не удивительно, что сейчас в мире испытывается одновременно около сотни различных препаратов и методов лечения этого заболевания.

– Как оцениваете перспективы пациентов с этим диагнозом в России и в мире?

– В последние годы наблюдается просто бум исследований в области рассеянного склероза – до трети от всех программ в неврологии. В прошлом году в арсенале неврологов появилось два новых препарата для лечения рассеянного склероза, оба в виде таблеток. Эти препараты доказали свою достаточно высокую эффективность и относительную безопасность. В ближайшие год-два пройдут стадию исследований еще три вида таблеток и два вида инъекций. Поэтому у наших пациентов будут постоянно увеличиваться перспективы получить эффективное лечение, которое может остановить заболевание, а в будущем, весьма вероятно, даже полностью ликвидировать хотя бы некоторые симптомы.

Основная часть исследований новых методов лечения, в которых участвует центр рассеянного склероза Военно-медицинской академии, является общемировой или, как принято говорить, «многоцентровой». Но последние годы появляется все больше исследований, которые инициированы в России, в том числе в нашей клинике. В нашей клинике в настоящее время работают 12 докторов медицинских наук. Это рекорд за последние десятилетия, и вряд ли найдется хотя бы еще одна клиника в России, которая может похвастаться тем же.

– Возможно ли попасть на лечение в Академию гражданам бывших союзных республик?

– Естественно, хотя и за деньги.

– Насколько активна ваша международная деятельность?

– В настоящее время наша клиника участвует примерно в 25 международных исследованиях по различным проблемам неврологии. Кроме того, мы развиваем свои собственные научные проекты, хотя и в значительно меньшем количестве, так как всегда имеются проблемы с финансированием. Одним из таких направлений является клеточная терапия собственными клетками пациента, которые мы вводим внутривенно с целью регенерации структур мозга.

– С какими странами и научными организациями вы наиболее часто и результативно общаетесь и сотрудничаете?

– Преимущественно со специалистами из стран СНГ и реже – таких стран Европы, как Италия и Германия.

План на две пятилетки

– Что больше всего утомляет вас в работе с пациентами?

– Как ни удивительно, самонадеянное полузнайство. Это ситуация, когда пациент имеет много поверхностных знаний, почерпнутых из сомнительных источников, какими являются рекламные интернет-сайты коммерческих организаций. Когда больной имеет уже готовое мнение по всем вопросам диагностики и лечения, становится жалко своего времени, потому что нередко такой пациент не поддается переубеждению и не воспринимает ту информацию, которая расходится с его собственными представлениями.

– Видите ли вы хотя бы в отдаленном будущем возможность предотвращения заболевания рассеянным склерозом или полного излечения?

– К счастью, прогресс в изучении рассеянного склероза настолько быстр, что через пять-восемь лет, вероятно, удастся взять под полный контроль прогрессирование заболевания, а через десять-двенадцать лет, скорее всего, можно будет осуществлять регенерацию поврежденных участков мозга.