В нашей новой рубрике – «Клуб детективов» – мы будем рассказывать о громких преступлениях из далекого и недавнего прошлого, их отражении в литературе, о предсказаниях авторов, «накаркавших» трагические события, о том, какой след они оставили в воспоминаниях современников, и многом-многом другом. Итак, история первая.
Почему я решила начать именно с нее? Наверное, потому, что это первое настоящее «страшное», о котором я услышала в детстве. Да, мы очень любили истории про черную руку, пианино с красным пятном и желтую женщину, но это были всего лишь сказки, пользовавшиеся бешеной популярностью, скорее всего, по той причине, что реальность тех лет им противоречила. Вот она, компенсационная функция искусства.
А мы гуляли, а мы не знали
Сейчас в это трудно поверить, но в начале 1960-х, когда страна еще не забыла не только «птенцов Берии», но и послевоенные годы, жили мы незамысловато и легкомысленно. Два замка на двери были редкостью, единственный ключ действительно часто хранился под ковриком, и какие там запертые подъезды и домофоны: днем часто не запирались и двери в квартиры, чтобы бегающие туда-сюда дети не донимали бабушек постоянными звонками или – еще лучше – не колошматили по двери ногами, когда рост не позволял дотянуться до звонка.
По квартирам постоянно ходили не только проверяющие электросчетчики, газовые колонки и иже с ними, но и цыганки, выпрашивающие деньги и старую детскую одежду, люди, которые жили здесь раньше и теперь желали упиться ностальгией, и масса еще всякого постороннего народу. Дверных глазков мы не знали, особо бдительные граждане для порядка спрашивали «Кто там?», но все равно открывали вне зависимости от ответа – «Таллингаз», «дайте карандашик соседям записку написать» или просто «ой, откройте, мне очень надо».
Детей, конечно, предостерегали. Моя мама – не абы кто, а юрист – вдалбливала мне в голову, что нельзя говорить по телефону незнакомым, что взрослых нет дома; что с этими самыми незнакомыми нельзя никуда идти, даже если они представляются друзьями родителей и утверждают, что последние попали в больницу и зовут своего ребенка; что если оказалась в затруднительной ситуации на улице – ищи милиционера или военного, а коли таковых не обнаружится, – самую толстую женщину. Вот, в общем-то, были и все правила безопасности для детворы.
Наш двор, расположенный внутри квартала, был проходным, большая часть подъездов выходила и во двор, и на улицу – заходи откуда хочешь и скрывайся куда угодно. А во дворах того времени, надо сказать, паслись огромные стада детей: в возрасте от четырех лет – практически без присмотра. И, помню, порой к нам подходили застенчивые мужчины и сообщали, что им до зарезу надо в туалет, и, может быть, какая-нибудь добрая девочка пустит к себе домой дяденьку пописать... В первый раз я сдуру отправилась спрашивать разрешения старших, но когда мой дед чуть ли не с шашкой наголо вылетел во двор, злодей уже исчез.
Отсидев дня три под домашним арестом, я твердо усвоила, что нужно отвечать застенчивым дяденькам, и слова эти в дальнейшем имели успех: услышав их, дяденьки тут же тихо испарялись. Не знаю, кто это был – домушники, эксгибиционисты или все-таки педофилы: никогда не слышала рассказов о том, что кто-то их к себе в дом впустил и что из этого вышло.
А у нас на кухне газ...
Подробный экскурс в прошлое я сделала для того, чтобы те, кому не посчастливилось быть детьми 60-х, поняли, в какой обстановке мы росли. Так же жили и в Москве, и знаю я об этом не понаслышке. Уже в 70-х появились и дверные глазки, и хитрые замки, дальше – больше. Но именно к спокойным, «толстым и пузатым», шестидесятым советская криминалистика относит появление в СССР первых серийных убийц, маньяков. Хотя был ли маньяком Владимир Ионесян – большой вопрос: его признали абсолютно нормальным и по моде тех времен заклеймили как «социального выродка и отщепенца». А термин «серийный убийца» появился только в 1976 году.
Слово «Мосгаз», впервые услышанное в Москве, было мне непонятным – на уровне загадочных «ревень», «инвентаризация»: маленькие русские таллинцы, конечно же, говорили «рабарбар» и «инвентура». Я получила разъяснения, подивилась тому, что кроме «Таллингаза» существует еще и это, а также «Ленгаз», «Новосибгаз» и бог весть какие «газы» еще, но ничего зловещего не почувствовала. А между тем очень скоро это слово начали произносить шепотом, страшно округляя при этом глаза.
В Москве – и это были не просто слухи – объявилась страшная банда. Ее члены ходят по квартирам, представляясь работниками «Мосгаза», выбирают «удобных» жертв, то есть женщин или детей, находящихся дома одних, убивают их и грабят. Забегая вперед скажу, что «не просто слухи» все же оказались преувеличенными: банды не было, а первый советский «серийник», вошедший в историю криминалистики под кличкой «Мосгаз», совершил в Москве всего три убийства, и еще три преступления – в Иваново, причем жертве одного из них удалось выжить. По нашим временам это вообще, извините, мелочь: даже с учетом того, что убийца орудовал топором, убил трех мальчиков, двух женщин, изнасиловал девочку... О таком и еще похлеще мы ежедневно слышим и читаем.
Но тогда это был настоящий шок, и, думаю, еще и потому, что был нанесен огромный удар по нашим лучшим чувствам, по человеческой доверчивости. Сейчас-то мы и полицейского не всегда решимся в квартиру впустить, а в те времена толпы проверяющих или праздношатающихся от разносчиков телеграмм до «я курская тетя подружки золовки вашей соседки снизу» воспринимались как явление абсолютно невинное и безопасное. И почтальонов впускали, и теть, и на крики «Помогите!» было принято реагировать...
И у нас!
Итак, в 1963 году дважды судимый (за кражу и за уклонение от службы в армии) артист Владимир Ионесян вместе со своей любовницей Алевтиной Дмитриевой прибывает в Москву из Оренбурга. 20 декабря он совершает свое первое преступление, жертвой которого становится 12-летний мальчик, а уже 25-го отправляется в Иваново, где совершает три преступления. Пятое совершается снова в Москве, 28 декабря, и снова жертва – ребенок 11 лет.
Из квартир он брал не только деньги (в одном случае сумма составляла всего 70 копеек), но и что подвернется под руку – фонарик, флакон одеколона, электробритву, пуховый платок, носки, кофту, свитер... Хотя, наверное, выражение «что подвернется» здесь не совсем уместно: порой Ионесян игнорировал ценные вещи, лежавшие на виду, и хватал всякую мелочь, которую еще надо было поискать.
По домам ходили участковые, предупреждали об опасности, показывали нарисованный портрет предполагаемого преступника (благо, рыща по квартирам в поисках подходящей, Ионесян личико засветил), призывали к бдительности. Граждане бдительность проявляли, в результате чего пострадали не только безмозглые шутники, отвечавшие «Мосгаз» на вопрос «кто там?», но и – был случай – настоящий сотрудник в одночасье ставшей инфернальной организации, которого хватил по голове крепкий пенсионер. Милиция, дружинники, КГБ и военные в усиленном режиме патрулировали город.
Свое последнее преступление Ионесян совершил 8 января 1964 года. Среди всего прочего он уволок и телевизор, который незаметно вынести трудно. Были найдены свидетели, видевшие молодого человека с крупным предметом, завернутым в простыню, который садился в грузовик неподалеку от места преступления... Остальное было делом техники. В итоге задержали сожительницу убийцы, которая сообщила, что он отбыл в Казань и ждет ее там. Вместо Дмитриевой в поезд села загримированная сотрудница МУРа, а задержанием Ионесяна руководил лично министр внутренних дел Татарии. Случилось это 12 января, 30-го уже был вынесен смертный приговор, а в начале февраля – и приведен в исполнении. Говорят, что по личному распоряжению Хрущева.
Не хуже Джека, но лучше Толи
Понятно, что в такие сжатые сроки психологию убийцы никто серьезно не изучал, поэтому однозначно ответить на вопрос, был ли Ионесян маньяком, мы не можем. Но в пользу этой версии говорит то, что он, придумавший простой и надежный способ проникновения в чужие дома, явно не был дураком. И при этом разгуливал по городу с топором за пазухой. Он грабил, но «навар» его был невелик, вряд ли больше зарплаты, которую он получал в оренбургском Театре музкомедии... Да и модус операнди очень напоминает поведение тех, кто был признан маньяками.
Но, как уже говорилось, в 1960-е о серийных убийцах в СССР не слышали, да и после Ионесяна еще лет десять ни с чем подобным советская криминалистика не сталкивалась. Америка в это время только ловила своего Бостонского душителя – кстати, несколько лет и не бог весть с каким результатом, Англия уже успела романтизировать Джека-Потрошителя, превратив его в предмет извращенной национальной гордости... Насчет точного числа жертв Потрошителя ученым так и не удалось договориться, но «каноническими» принято считать пять: столько же, сколько и у Ионесяна.
Но ни фильмов о нем не снято, ни книг не написано. Правда, в романе Татьяны Степановой «Ключ от миража» есть отсылки на дело «Мосгаза» и даже появляется призрак убитого им ребенка, но, это, пожалуй, единственный случай в литературе.
И напоследок – информация к размышлению. Именно в 1964 году, когда Ионесян совершил свое последнее преступление, кровавую эстафету подхватил маньяк Анатолий Сливко, арестованный только в 1985 году. На его счету уже десятки преступлений, среди которых семь убийств. А дальше – понеслось. Господа, наверное, в 60-е годы человечество что-то сделало не так.