Лунный свет порождает иллюзии

Джози (Керсти Хейнлоо) и Тайрон (Мярт Аванди) остаются в плену иллюзий. Фото: архив Эстонского драмтеатра

Не так уж много воображения требуется, чтобы представить себе: ты в штате Коннектикут, на ферме, которую бедовое семейство Хоган арендует у утонченного декадента, талантливого, но спивающегося актера Джеймса Тайрона...

 

Массивные, сложенные из камней стены; приткнувшаяся в углу двора пролетка, каменные изваяния свиней и овец вокруг; рожа одной из хрюшек преисполнена такого умиления и восторга перед жизнью, что невозможно не улыбнуться.

Эстонский театр драмы играет один из летних проектов, драму Юджина О’Нила «Луна для пасынков судьбы», в зале (который с тем же успехом может служить корчмой «под старину») Гранитной виллы «Лайтсе». Это – новый театральный объект, история его появления сама по себе романтична. А постановка режиссера Ингомара Вихмара, который в своих спектаклях почти всегда улавливает то главное, что вложил в текст драматург, проникнута типично о'ниловским крепким коктейлем из романтического желания поддаться иллюзии, уступить ей хотя бы ненадолго, и жестоким цинизмом человека, знающего, каким тяжким бывает похмелье после того, как иллюзия рассеялась.

Сыновья уходят с фермы

О’Нил – писатель очень серьезный. С него берет начало та линия в американской драматургии, которая, словно компенсируя отсутствие в национальной культуре периода античности, превращает бытовые сюжеты в подобие эллинских трагедий, где над реалистичными характерами (уступка современности!) нависает неотвратимый рок. (По стопам О’Нила пошли и Эдвард Олби, и Сэм Шеппард, и менее известные авторы.)

Летние проекты вроде бы требуют облегченности, развлекательности; театр, перенесенный под открытое небо или в интерьер бывшей барской усадьбы, сам по себе – аттракцион. Однако О’Нила летом играют! В прошлом году в Куркья (бывший хутор Карла Роберта Якобсона, которого вся Эстония знала хотя бы по портрету на купюре в 500 крон) была поставлена «Любовь под вязами». Тоже фермерская мелодрама, переросшая в античную трагедию. Очевидно, эстонскому зрителю, который в массе своей помнит о хуторских корнях, драмы, разыгрывающиеся вокруг права собственности на ферму, близки. И он готов смотреть их даже летом.

Как и греческие трагики, О’Нил нимало не смущался тем, что одна и та же значимая деталь переходит у него из одной пьесы в другую. В «Любви под вязами» от идиотизма сельской жизни и изнурительно тяжелого крестьянского труда бегут старшие сыновья, в «Луне для пасынков судьбы» – младший, Майк (Роланд Лаос), еще не окрепший парнишка, имеющий, впрочем, на все собственное мнение.  Больше он на сцене не появится, но его уход – завязка драмы; на прощание малыш советует сестре Джози (Керсти Хейнлоо) окрутить Джеймса Тайрона (Мярт Аванди), который как раз заглянул проведать свою недвижимость и отдохнуть от городской суеты. Джози и в самом деле неровно дышит к очаровательному пришельцу из другой жизни. Девушку прельщают его манеры и неизбывная грусть во взгляде. (Мярт Аванди убедительно играет человека, который даже в состоянии тяжкого алкогольного опьянения умеет оставаться безупречным джентльменом.)

Поле боя – семья

Юджин О’Нил всегда сжимал пространство трагедии до масштабов семьи. На этом тесном поле боябушуют конфликты между отцами и детьми, мужем и женой, сознательным и бессознательным, полом и характером. Их истоки коренятся в прошлом, с трагической неизбежностью подчиняющем себе настоящее. Но хотя это поле боя и слишком тесно, на нем остается место и для фарса (который в системе драматургии О’Нила не так уж далек от трагедии: когда иллюзия разбивается об острые углы реальности, разницу между трагедией и фарсом уловить удается не всегда). Ингомар Вихмар строит постановку на том, что человеку очень трудно бывает понять ближнего: мы либо идеализируем других людей, либо думаем о них несправедливо плохо. Вот в этом зазоре между видимостью и сущностью и возникает драматическое напряжение.

Джози видит в Джеймсе существо высшего порядка, благородного рыцаря, которого она недостойна. Джеймс точно так же робко влюблен в Джози. Про нее ходят разные слухи (и все они – чистая правда!), но Джеймс упрямо видит в ней непорочную девственницу, которая из каких-то особых соображений, а может быть, просто из любви к игре (Джеймс – актер, он и Джози мерит на свой аршин), изображает из себя потаскушку. Но есть еще третий персонаж на этом поле боя, отец девушки Фил Хоган, который больше всего боится, что Тайрону придет в голову продать ферму – и тогда их сгонят с земли.

Фила Хогана играет Яан Реккор, артист, который когда-то (в 1989 году) играл в этой же пьесе Тайрона, и, зная это, видишь перспективу характера Джеймса: катясь по наклонной плоскости, он вполне может превратиться в старого забулдыгу и буяна, которому пропитый интеллект заменяют остатки звериной хитрости. Джеймс, который и в жизни постоянно играет, засидевшись в трактире, обещал продать ферму местному богатею Хардеру за десять тысяч долларов (хотя ее красная цена три тысячи; просто Хардеру хочется избавиться от назойливых соседей, чьи свиньи постоянно забираются в его пруд). Хардер (Таави Тепленков) – единственный персонаж, для которого не нашлось убедительных красок, талантливый актер играет какого-то напыщенного придурка. (Я охотно допускаю, что нувориши могут быть именно такими, но сомневаюсь, что О’Нил написал такой пустоватый характер.) Хоган, привыкший к тому, что мир постоянно подкладывает ему свинью, хватается за последний шанс сохранить ферму: пусть Джози уложит в постель Тайрона, а уж о дальнейшем старый плут позаботится сам.

«Но я не создан для блаженства»

К началу второго акта, в котором должны быть поставлены все точки над i, за стенами Гранитной виллытемнеет, и когда распахиваются тяжелые двери и в дом входят персонажи спектакля, они появляются в неверном зыбком освещении летнего позднего вечера. Луны, правда, не видно, но атмосфера спектакля именно такова, что верится: объяснение Джози и Джеймса пройдет при луне, которая смазывает очертания и удерживает нас в иллюзорном мире.

Интересно, читал ли Юджин О’Нил «Евгения Онегина»? С оперой-то он наверняка был знаком. Легко представить себе, как драматург с мефистофельской улыбкой выстраивал кульминацию «Луны для пасынков судьбы» по мотивам известного объяснения Онегина с Татьяной. Только вместо скамейки в парке здесь крыльцо, вместо дня – ночь, Онегин – законченный алкоголик, который утром не вспомнит, что произошло с ним накануне, а Татьяна – шлюховатая деревенская девица...

Кощунство, скажете? А если нет? В лунном свете все преображается. И грустная ирония судьбы в том, что такой трогательный и деликатный Тайрон возвышает девушку, боится испортить ей жизнь и, целомудренно обняв за плечи, исповедуется ей в своем прошлом, в своем падении и в том, что возврата для него нет: он перешагнул ту роковую черту, за которой человек теряет все... А грубоватая Джози в эти минуты становится поэтичной и в самом деле похожей на тот образ, который нарисовал в своем воображении Тайрон.

О’Нил – сложнейший драматург. «Луна для пасынков судьбы» – трудная пьеса, она требует от режиссера и актеров тонкого чутья, способности раскрыть образы, избегая фальши. Здесь – именно этот случай.