Такие типажи хорошо удавались Достоевскому. «Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить». «Тварь я дрожащая или право имею?» Подпольный человек; его ведет глубоко загнанная в подсознание и постоянно напоминающая о себе обида на действительно скверно устроенный и несправедливый мир. Ну и мания величия, само собой.
К сожалению, Достоевский давно умер, а мы отмахиваемся от проблем, из которых выросла бойня на острове Утойя. Маньяк, псих ненормальный, нам с вами такое в голову не пришло бы, утешаем мы мир и, прежде всего, себя. Конечно, ненормальный. Но, как формулирует юриспруденция, отдающий себе отчет в своих действиях и способный держать ответ перед законом.
Если убрать глубокий подтекст преступления и столь же важный контекст, останется самая малость. Голые факты, строки полицейской хроники. «Студент убил старуху-процентщицу с целью наживы». Так оно и было, но когда к этой теме прикоснулся Достоевский, возник роман, очень далеко уводящий от факта, но разъясняющий не только это конкретное и, в общем, скучное преступление, но и очень многое – на вырост. Как и «Бесы». Верховенский очень далек от Нечаева, а Ставрогин от Бакунина, но если смотреть в вечность – все верно.
Сила Достоевского была в том, что он пробовал на излом некую особенно востребованную обществом идею – и показывал, что из этого выйдет. При его жизни – крайний индивидуализм (вскоре пришел Ницше!) и социализм в том виде, в каком его понимали революционеры-террористы из Народной воли. Сегодня такими востребованными идеями видятся диаметрально противоположные мультикультурность и выросшая как реакция на нее идея решительной защиты традиционных европейских ценностей. Обе идеи кажутся очень привлекательными – и обе никуда не годятся.
От Карамазова до Нагульного
Герой «Поднятой целины» мечтал о том времени, когда народы, распри позабыв, в великую семью соединятся – и не будет ни белых, ни черных, а все будут приятно смугленькие. К сожалению, ход истории опроверг эту добродушную и эстетически и этически очень красивую утопию.
Феномен Брейвика очень напоминает ситуацию из последнего романа Достоевского. Иван Карамазов, мыслитель, ломающий голову над тем, как исправить общество и осчастливить человечество, изобретает теорию. Пока что мы не знаем, хороша она или плоха; во всяком случае, она опирается на известные факты и выглядит внутри себя стройной и логичной.
Идея защиты Европы от ползучей исламизации сегодня достаточно популярна. Основной ее порок в том, что она не делает различий между мусульманами из разных стран и регионов. Все они в представлении адептов Нового Крестового похода ставятся на одну доску с террористами, которые плохи не тем, что чтут пророка Мухаммеда, а тем, что своими действиями поставили себя вне норм и законов цивилизации. Но это, во-первых, неверно, а во-вторых, аморально – и сторонники этой точки зрения такие же ксенофобы, как и воинствующие исламские фанатики.
Обычно эти рассуждения дополняются сожалением о том, что европейцы выродились, обленились, слишком любят хорошо жить, уклоняются от тяжелых и неприятных работ, которые перекладывают на плечи кавказцев или палестинцев, не умеют постоять за себя, если упомянутые лица борзеют, и т.д. Все это относительная правда, как правда и то, что говорится об этнических преступных сообществах. Наиболее продвинутые сторонники этой идеи об исламе вспоминают вскользь, а основной их пафос заключается в том, что пора прекратить вырождаться и вновь стать суровыми и сильными и нести бремя белых, как завещал Киплинг. Пока что это всего лишь теория.
Смердяков с винтовкой
Но на всякого Ивана Карамазова находится свой Смердяков, воспринимающий стройную академическую теорию не как догму, а как руководство к действию. Брейвик именно таков.
Если рассматривать Брейвика до того рокового дня, то мы увидим, что его родство с эстонскими крайне националистическими партиями (от какового эти партии открещиваются с подозрительным пылом) вовсе не мнимое. Он ксенофоб и противник европейского единства: ЕС называл не иначе как EUSSR (наши крайне правые тоже говорят, что Эстония из одного союза угодила в другой). А еще Eurabia (тут напрашивается параллель с романом Елены Чудиновой «Мечеть Парижской Богоматери. 2042»).
Вот только брать винтовку и стрелять в подростков не призывают ни беллетристика Чудиновой, ни публицистика Орианы Фаллачи. Именно она яростнее всех выступала против капитулянтской политкорректности: «В этом мире есть место для всех. В собственных домах, в собственных странах люди пусть делают то, что хотят. Меня воспитывали в уважении к свободе, черт побери, и моя мама обычно говорила: „Мир прекрасен, потому что он разнообразен“. Но если они пытаются навязать свою ненормальность мне, моей жизни, моей стране, если они хотят подменить мою культуру своей культурой…» Но где здесь призыв к насилию? До сих пор жертвами насилия становились только антиисламисты – Тео Ван Гог, снявший фильм о жизни мусульманок в Европе, Пим Фонтейн… Преступление Брейвика чудовищно уже тем, что его совершил европеец, христианин, гражданин одной из самых благополучных стран мира.
Адвокат убийцы Гейр Липпестад заявил, что его клиент безумен, что он воображает себя воином, который сражается с исламскими радикалами, что считает себя частью целой подпольной сети, связанной в том числе с зарубежными организациями... Скорее всего, это блеф. Народовольцы на допросах в полиции утверждали, что являются агентами Исполнительного комитета. В действительности комитета не существовало, но упоминания о нем приводили Третье отделение в замешательство. Брейвик, конечно, псих – но с солидной теоретической подготовкой!
А в голове его – полный винегрет. В чем-то его суждения не так уж неверны: хотя бы, когда он считает, что Запад предал христиан-сербов, став на сторону мусульман Боснии-Герцеговины и Косова. В чем-то обращены исключительно в прошлое: он призывает равняться на защитников Европы, среди которых герои испанской реконкисты, предводители крестовых походов, а также трансильванский князь Влад Цепеш, более известный как Дракула. Он призывает европейцев к изоляционизму и христианским средневековым рыцарским ценностям, к новому крестовому походу. Идеи, как видите, не новые. Страшно то, что, осмыслив и суммировав свое мировоззрение, он пошел стрелять в безоружных молодых людей.
Зеркальное отражение?
«Нельзя не заметить, что, по сути дела, мы имеем дело с зеркальным отображением исламского террориста –человека, направляемого точно такой же, только противоположной идеологической манией», – так высказался о Брейвике мэр Лондона Александер Борис де Пфеффел Джонсон.
Если бы это было так, то Брейвик убивал бы лиц, принадлежащих к Аль-Каиде, ХАМАСу или другим террористическим ОПГ. Помимо уголовного кодекса надо помнить еще и сказанное в Священном Писании: Мне отмщение, и Аз воздам. Тот, кто добровольно берет на себя роль судьи и палача в одном лице, узурпирует функции не только государства, но и Господа Бога. Но здесь дело еще запутаннее. Да, мессианский комплекс у Брейвика в наличии, но гордыня совершенно сатанинская. Да, собравшиеся на острове Утойя молодые активисты Рабочей партии Норвегии требовали в числе прочего и немедленного признания Норвегией «палестинского государства». Но мало ли глупостей говорят молодые активисты любой политической партии?
Вероятно, в воспаленном мозгу Брейвика угнездилось нечто вроде такой мысли: «Исламские террористы опасны – и я сейчас продемонстрирую вам, к чему может вести потакание им». На острове Утойя он «смоделировал» ситуацию, аналогичную устроенным палестинскими террористами взрывам на дискотеках в Израиле.
…Говорят, после появления в сети фоторепортажа из тюрьмы, в которой будет сидеть Андерс Брейвик, минюст Норвегии оказался завален обращениями граждан разных стран, жизненный уровень которых несопоставим с норвежским, с вопросом: сколько человек надо угрохать, чтобы попасть в этот санаторий? Это, конечно, черный юмор. Гораздо хуже то, что – судя по Интернету – реакция на преступление Брейвика неоднозначна. Конечно, даже те, кто – с оговорками – выражают сочувствие убийце, сами убивать не станут. Но по убеждениям ли или оттого, что боятся? Ведь, скажем, футболки с надписью «Коммуняк в печь!» и персональным составом тех, кого следует сжечь заживо, – порождение той же питательной почвы, на которой вырос Брейвик.