/nginx/o/2009/09/25/240579t1h5b9d.jpg)
Известный общественный и политический деятель Эстонии, председатель Объединения российских граждан, бывший член Президиума Верховного Совета Эстонской ССР и Эстонской Республики Владимир Лебедев согласился поделиться с DzD.ee некоторыми воспоминаниями об августовских днях 1991 года.
Давайте начнем не непосредственно с 20-го числа, а немного с затакта – с понедельника, 19 августа 1991 года. Можно много говорить, что революционная ситуация в СССР к тому моменту созрела и наиболее быстрое ее дозревание пришлось на период с 1985 года, знаменитых «апрельских тезисов», но вопрос такой: что, на ваш взгляд, было бы, если бы не было путча или если бы ГКЧП победил?
Во-первых, путч произошел позднее, в Беловежской пуще, когда хунта из трех человек (Ельцин, Шушкевич и Кравчук) захватила власть в государстве и совершила преступление – уничтожила великую страну, не имея на то никаких прав. Референдум, проведенный ранее, показал, что подавляющее большинство народа выступает за сохранение СССР.
Во-вторых, Государственный комитет по чрезвычайному положению был легитимен: в его состав вошло все высшее руководство страны – вице-президент, председатель Верховного Совета СССР (парламента), глава правительства, министр внутренних дел, министр обороны, председатель КГБ.
«Путч» в классическом виде – это когда группа людей берет власть в свои руки, арестовывает руководство страны, расставляет на ключевые посты людей из своего окружения и т.д. Например, все так называемые «цветные революции», в т.ч. в Грузии, Киргизии и т.д. – яркий пример того, что принято считать «путчем», т.е. незаконный захват власти. Скажите, у кого захватил власть председатель правительства СССР, руководитель парламента или вице-президент?
Если бы члены Государственного комитета по чрезвычайному положению были более решительны и следовали бы строго в соответствии с конституцией и законодательством страны, держава бы сохранилась. Опять пример – Китай и площадь Тяньаньмэнь. Мы видим, что такое сейчас Китай.
Я хотел бы, чтобы вы прояснили свою точку зрения на распространенное мнение, что союзные республики, в особенности (а может, и даже) Прибалтийские никакой независимости не получили бы, если бы развал Союза не пошел сверху.
Абсолютно согласен. Ведь саму идею создания народных фронтов, позднее ставших ударной силой инициаторов и руководителей развала СССР, выдвинул секретарь ЦК КПСС по идеологии Александр Яковлев, которого председатель КГБ Крючков не без оснований считал «агентом влияния» Государственного департамента США и о чем неоднократно докладывал руководству страны, в том числе и Горбачеву. Далее, после провозглашения Эстонии независимой, суверенитет Эстонии признала только маленькая Исландия. Все остальные ждали реакции России. Несколько дней председатель президиума Верховного Совета Эстонской Республики Арнольд Рюйтель сидел в Москве в ожидании решения российских властей. И только после того, как президент России Борис Ельцин подписал соответствующий указ, посыпались признания независимости Эстонии со стороны других государств и принятие ее в члены ООН.
Как, когда и где вы узнали о путче? Связывали ли вы то, что происходило в Москве, с тем, что какие-то перемены могут произойти и в Эстонии? Тогда ведь все рассматривали два варианта развития событий, по крайней мере, в течение некоторого времени. Что думали вы? В особенности имея в виду, что вы были членом Президиума Верховного Совета ЭССР?
Я был на даче, когда утром 19 августа мне позвонила из города супруга и посоветовала включить телевизор. Там шел балет «Лебединое озеро» со вставками заявления ГКЧП о ситуации в стране и о вводе чрезвычайного положения. Я вызвал машину и поехал в Центральный Комитет Компартии Эстонии (на платформе КПСС) выяснить ситуацию. Но там ничего не знали. Тогда я поехал в Кадриорг к Рюйтелю, чтобы обсудить с ним ситуацию. Напомню, кроме члена Президиума Верховного Совета (ВС исполнял функции коллективного президента), я являлся председателем Межрегионального совета депутатов всех уровней Эстонской ССР, который юридически был органом самоуправления, о чем имелось соответствующее решение Минюста СССР.
У Рюйтеля в кабинете находились исполняющий обязанности премьера министр здравоохранения и спикер Верховного Совета. Рюйтель оставил своих собеседников в кабинете, пригласил меня прогуляться по внутреннему садику президентского дворца. Его интересовали четыре вопроса: ввод дополнительных войск на территорию Эстонии, реакция населения на это, порядок признания руководством Эстонии полномочий ГКЧП и кто будет новым руководителем Эстонской Республики. По всем четырем проблемам мы нашли взаимоприемлемые решения. Особенно он был доволен моим предложением по четвертому вопросу...
Какие разговоры велись что называется в кулуарах? Чего и у кого было больше: страха, надежды, неопределенности?
Разговоры были разные: у некоторых был страх и опасения за свою личную свободу, у кого-то (в том числе и у меня) – надежда. Но у всех было чувство неопределенности. Один нюанс: 19 августа на Тоомпеа бежали здороваться и чуть ли ни обниматься даже те коллеги-эстонцы, кто до этого от нас нос воротил.
Понимали ли вы под вечер 19-го, что завтра в Эстонии, да и не только в Эстонии, может произойти что-то важное. Было ли у вас «предчувствие гражданской войны»?
Было понятно, что возврата к прошлому уже не будет. Интересовало будущее. Я уже тогда понимал (есть мои интервью тех лет), что Советский Союз надо реформировать, и что союзные республики Прибалтики, учитывая исторические моменты и менталитет, должны иметь большую «степень свободы». А гражданской войны не могло быть по определению – не было никаких предпосылок к этому.
Чем в целом запомнился вам день 20 августа? Что наиболее сильно врезалось в память?
День был достаточно сумбурный, все только и говорили о приближении к Таллинну псковских десантников. Было много всякого... Но одно могу сказать: на вечернее заседание Верховного Совета, когда было принято решение о выходе Эстонской Республики из состава СССР, депутатов «русской фракции» не пригласили.
Каким было ощущение от понимания того, что Эстония становится/стала независимой? Были ли в связи с независимостью какие-то особые надежды или, быть может, разочарования? И что стало с надеждами? Оправдались ли опасения?
Еще в то время я писал, что в мире существует свыше 1000 народностей, имеющих свой язык и численность свыше миллиона человек, но членами ООН являются около 200 государств. Можно объявить о своей независимости, можно стучать себя кулаком в грудь, расписывать свои достижения, но оставаться зависимым от малейшего чиха своего соседа. Эстония, обретя независимость, вышла из одного союза (советского) и попала в другой (европейский). И если раньше с ней «нянчились», считая ее «витриной СССР», то теперь ее считают «бедной родственницей» в ЕС. Не так давно стало известно, что ЦРУ еще в 1978 году отмечало, что уровень жизни населения Эстонии превышает аналогичный показатель Дании. Делайте выводы, господа.
Как осуществлялась трансформация Верховного Совета ЭССР в Верховный Совет Эстонской Республики? Какого рода психологическая перестройка происходила в связи с этим? Были ли именно в этот момент кадровые потери и с какой мотивировкой?
Никакой «трансформации», «психологических перестроек», «кадровых потерь» не было. Просто было принято решение о переименовании страны. В Верховном Совете изменились только цвет депутатских «корочек» и герб. Правда, все стали называть друг друга и себя, в первую очередь, «господами».
Такой ли Эстонии вы хотели?
Нет. Таков, как я полагаю, будет ответ 90% населения, независимо от гражданства, национальности, цвета кожи и вероисповедания.