В 30-летнюю годовщину «Народного фронта» один из его основателей, известный общественный деятель Эстонии Рейн Вейдеманн вспоминал в студии, а затем и на страницах Rus.Postimees, что удалось массовому движению 90-х, и что не получилось в отношении неграждан.
– Всё ли удалось из задуманного? Или что-то пошло не так?
– Отмечу два больших достижения. «Народный фронт», изначально задуманный в поддержку перестройки, опирался на многих жителей Эстонии, независимо от национальности. Вопрос гражданства тогда не имел значения. Это было действительно народное движение. Несомненным достижением «Народного фронта» было и то, что мы шаг за шагом приближали Эстонию к независимости. В 1988 году мы начали с того, что хотели ухватиться за идею автономии или модель по образцу Венгрии и Чехословакии. Главной целью было создать суверенное государство, которое получило бы международное признание. В 1989 году программа дополнилась идеей восстановления государственности, утраченной в 40-е годы в результате пакта Молотова-Риббентропа.
Не стоит забывать, что именно благодаря «Народному фронту» позиции Эстонии были озвучены в Москве на съезде народных депутатов, поскольку в наших рядах числились и делегаты съезда. В конечном итоге это позволило аннулировать пакт Молотова-Риббентропа, и тем самым, исчезли основания полагать, что Эстония вошла в состав СССР добровольно. Это было небывалым достижением «Народного фронта». Немаловажную роль сыграла и акция «Балтийская цепь», которая признана уникальным событием и на сегодняшний день причислена к наследию ЮНЕСКО. Таким образом, «Народному фронту» удалось достичь главного – освободить Эстонию мирным демократическим путём.
– Что же пошло не так?
– Не были реализованы в той форме, в которой изначально задумывались, принципы Манифеста всем народам Эстонии от 1918 года, в котором впервые была озвучена идея культурной автономии для национальных меньшинств. На основании манифеста в феврале 1925 года был принят Закон о культурном самоуправлении (автономии) национальных меньшинств ЭР. После восстановления независимости (в 1993 году) Рийгикогу принял вторую версию Закона о культурной автономии нацменьшинств.
Однако, политика гражданства с самого начала зашла в тупик, превратившись уже в начале 90-х в совершенно лицемерную политику.
С одной стороны, люди, поддержавшие «Комитет граждан Эстонии», получили так называемую зелёную карточку, на основании которой впоследствии оформили себе гражданство без каких-либо экзаменов, став гражданами по принципу лояльности. С другой стороны, у нас образовалось огромное количество неграждан – граждан бывшего СССР, которые впоследствии разделились на две группы: серопаспортников и граждан России в Эстонии. Наличие большого числа граждан третьих стран в статусе постоянных жителей само по себе является весьма проблематичным, поскольку у других стран тем самым появляется право представлять и защищать своих граждан за рубежом.
– Что же с этим делать?
– «Народный фронт» в своё время считал, что нет смысла предъявлять языковые требования к людям старше 50 лет. Я хорошо помню, как просчитывался этот момент. Конечно, стоит в который раз повторить, что гражданство никому не даётся просто так. Посредством института гражданства каждый подданный заключает с государством своего рода договор.
В программе «Народного фронта» было чётко сказано, что человек может получить гражданство на основании личного ходатайства. И ему следовало бы предоставить это гражданство.
Поначалу исходным пунктом было то, что языковой ценз применяться не будет – как минимум в отношении старшего поколения.
Однако, дело застопорилось, поскольку в 1989 году был принят Закон о языке, который действовал и после восстановления независимости Эстонии (впоследствии закон менялся в 1995-м, 2000-м и 2011-м гг.- прим.ред.). Тем самым возник двойной фильтр. Закон о языке точно регулировал, на каких должностях необходимо владение госязыком, без которого претендовать на эти позиции невозможно. Например, в публичном секторе, сфере правопорядка, образования, медицины. Само по себе это уже было достаточно большим мотиватором для людей, стремящихся связать свою жизнь с Эстонией и реализоваться в профессии.
Тем самым, появились предпосылки для того, чтобы не применять языковой ценз хотя бы к людям предпенсионного возраста, которые уже не участвуют в конкуренции за названные выше места. Увы, в 1992 году «Народный фронт» оказался в оппозиции, лишившись возможности реализовать свой план.
В дальнейшем политический курс Эстонии начало определять правительство Марта Лаара – те политические силы, которые выросли из «Комитета граждан Эстонии». К ним также присоединилась будущая Партия реформ. В результате всех изменений так и осталась нереализованной та часть программы «Народного фронта», которая касалась нацменьшинств.
За минувшие 30 лет выросло уже целое поколение. Различные исследования показывают, что интерес к изучению эстонского есть, и именно на этот факт опирается разрабатываемая школьная стратегия, которая делает упор на языковое обучение, начиная с начальных классов и детского сада. Осуществить это можно было бы в смешанных группах и школах, где обучение проходило бы на эстонском. Это позволило бы поднять статус эстонского языка как госязыка и смотреть в будущее с оптимизмом.
Пора задуматься о том, чтобы начать применять имеющийся Закон о культурной автономии. В нём, конечно, ест определенные ограничения, касающиеся численности и финансирования культурной автономии, но, тем не менее…
В 90-е годы, после принятия закон, местная русская интеллектуальная элита пыталась самоорганизоваться не только политически, но и в рамках культурной автономии. Однако, закончилось всё внутренними противоречиями, которые не позволили русскоязычным консолидироваться. Теперь русская община ещё больше дифференцировалась. Весомую долю в ней – около трети – составляют украинцы, ещё до 20% – белорусы, остальные – русские.
Право на культурную автономию наравне с русскими имеют и украинцы. Это позволило бы им сохранить образование на родном языке.
Сейчас вокруг этого закона поднялась большая политическая шумиха, население запугивают идеей культурной автономии, как предвестником ада. И даже Центристская партия заявила, что проблематика культурной автономии не стоит для нее на первом плане.
Сейчас многое зависит от того, обретут ли новое самосознание (идентитет) в Эстонии те славянские группы, предки которых считали своей родиной Советский Союз. Всё мое интервью основывается на одном факте – экзистенциальном развитии, которое невозможно отрицать. Впервые в истории Эстонии – после войны – в 70-е годы прошлого века рядом с эстонцами сформировалась огромная община величиной в треть населения (сейчас – в четверь), говорящая на славянских языках. Ничего подобного, за исключением Латвии, больше нигде не было. Нам часто любят приводить в пример Финляндию или Германию, где есть разные общины. Например, в Германии – огромная турецкая община. Извините, но турки составляют 1%, с натяжной 2% от общего количества населения, не говоря уже о других скандинавских странах и тех, кто в последнее время столкнулся с миграцией.
В нашем случае миграция уходит корнями во времена, с которыми нас разделяют полтора-два поколения.
Мы оказались в исторически уникальной ситуации – перед серьёзным вызовом, где нельзя рубить сплеча и регулировать межнациональные отношения на основании законов, применявшихся в довоенной Республике, когда удельный вес русских был маргинальным.
Нельзя пользоваться теми же методами, когда обстановка коренным образом изменилась.
– Таким образом, 30 лет спустя мы имеем в Эстонии 80 тысяч неграждан и более 100 тысяч российских граждан. Это закономерное развитие событий?
– Разумеется, не совсем. Я не знаю, что с этим делать, поскольку сам не занимаюсь политикой. Уже звучали предложения о том, что Эстонская Республика могла бы сделать широкий жест.
Например, разработать для тех серопаспортников, которые желают стать гражданами Эстонии, исходя из возрастных рамок, специальные условия предоставления гражданства. Допустим, на основании присяги на лояльность, не применяя к ним требования о сдаче экзамена по языку. Почему нет?
Какие-то шаги в этом направлении вполне возможно было бы предпринять или, по крайней мере, обсудить. Эту проблему можно было бы решить.
Для того, чтобы изменить положение, требуется одно – мыслить государственными масштабами, действуя уверенно и сознательно, преодолевая исторические травмы и страхи, которые мешают политикам взглянуть иными глазами на ситуацию с негражданами.
По этой ссылке можно увидеть фрагмент видеоинтервью.