Бродский или Троцкий - уже местами все равно

Владимир Цивин. Фото: личный архив

23 августа в 18.30 в рамках Дней Довлатова состоится лекция скульптора Владимира Цивина (Санкт-Петербург) «Метафора в скульптуре». Мы поговорили с ним о памятниках и современной скульптуре.

– Сейчас всё чаще можно увидеть памятники, где герой похож на "ангела в натуральную величину", — как писал Довлатов. Такое чувство, что тебя окружают персонажи фильмов ужасов — словно живых людей заставили окаменеть злые волшебники. Чем, как минимум, памятник человеку должен отличаться от реального человека?

– Первое – острым пластическим языком, более гротескным, выразительным, знаковым, чем прототип. Второе – размером, масштабом, как-то соизмеримым с деревом, если это в ландшафте, или с архитектурой, если это в городской среде. И еще. XIX век начал, а XX окончательно перенасытил «бронзовыми кумирами» пространство многих городов Европы. Бронзовые люди в мантиях и в кителях на конях сменились бронзовыми солдатами в касках, людьми в сюртуках, в пальто, в пиджаках. Примерно одного размера, примерно в одних позах, примерно на одно лицо бронзовые пиджаки на постаментах заполонили города, в том числе и Питер.

Очень точно заметил один критик, что, когда обыватель видит очередной бронзовый памятник, ему уже все равно, кто это — Бродский или Троцкий. Еще в середине прошлого века, почувствовав кризис, наиболее чуткие скульпторы, спасая положение, стали спускать скульптуры с постаментов, ставить их прямо на землю, на мостовую, на панель, уменьшив их размер до человеческого, приблизив ее к обывателю по всем параметрам.

Не думаю, что такая дегероизация памятника помогла, скорее она усугубила кризис, снизив монумент до манекена и гипсового муляжа. Когда встречаю в родном городе такого же размера, как прохожие, бронзовых городового, водовоза, фонарщика, фотографа, я думаю, что быть бы таким скульптурам, по-честному, из воска, и место им в музее восковых фигур мадам Тюссо. А если и на улицах классического Петербурга, то стоять под стеклянными колпаками в качестве временных этнографических аттракционов для обывателя и туриста. Но бронза, этот благородный материал, из которого отлит великий Марк Аврелий, она-то здесь при чем?

- Должен ли памятник рассказывать нам о характере человека или только о его достижениях?

– Рецептов, конечно, никаких нет. Лишь замечу, что характер человека, несомненно, отраженный и воплощенный в его пластике, часто и определяет его «достижения». Вот гениальный Гоголь Н.А. Андреева в Москве – сметенный, полусумасшедший, загнанный в крылатку, как в палатку – больная птица, которая летать уже не может. Это Гоголь второй части «Мертвых душ». Через гротескную пластику, характер писателя скульптор рассказывает о его «достижениях» (на постаменте хорошие рельефы на тему Мертвых душ»).

– Особенность скульптуры в том, что ее можно рассмотреть со всех сторон, у скульптуры нет обратной стороны луны. Или все-таки есть, но мы не знаем об этом?

– Скульптор часто декларирует одно, раскрывает, как ему кажется, тему памятника, а на деле, произведение, независимо от автора, говорит, а иногда и кричит совсем о другом. Это и есть, на мой взгляд, обратная сторона медали или луны. Приведу примеры памятников в Петербурге.

В Петербурге три великих конных монумента – Растрелли, Фальконе и Паоло Трубецкого. Не требует доказательств, что оба Петра – гениальное совпадение места, размера и пластики, трех главных составляющих любого памятника. Униженный, лишенный места в 1937 году Александр III Трубецкого своей драматической судьбой, пожалуй, превосходит судьбу Петра Растрелли, хранившегося в сарае сорок четыре года. Александр тоже стоял около пятидесяти лет, спрятанный во дворе Русского музея, им, кстати, основанного. Но изгнанный император и сейчас — бомж, стыдливо, точнее, постыдно зажатый во дворе Мраморного дворца чуждого ему Ринальди, лишенный силуэта, отхода, пространства, — буквально задыхается, вопиет о возвращении домой, на Знаменскую площадь. Здесь, в створах двух Невских проспектов, его единственное, неповторимое и незаменимое место.

Нерешенный размер предъявляет Петр I Шемякина в Петропавловской крепости, который, естественно, соотнесен с размером «восковой персоны» и слепком головы Петра — оригиналом и источником этой скульптуры, предназначенной Растрелли исключительно для интерьера. Но Шемякин переносит «персону» в экстерьер, где ее размер не соотнесен с окружением, не соответствует соседству с грандиозным собором, не вписан в большое пространство архитектуры. Камерная, комнатная, возможно музейная, но совсем не уличная скульптура включена в окружающую среду исторически, идеологически, литературно, но не пространственно.

Кстати, в его сфинксах на набережной Робеспьера (архитектор В. Б. Бухаев) — та же картина. Место напротив Крестов вполне идеологично, литературно (так же, как и пластика), а размер скульптур и их постаментов катастрофически несоизмеримо мал на фоне невского раздолья. Оба памятника заняли место, которому реально своим масштабом не соответствуют. Тут есть, о чем подумать…

VI Международный фестиваль "Дни Довлатова в Таллинне" пройдет с 23 по 25 августа. Программу фестиваля можно посмотреть здесь.