Руутсоо: Оккупация versus Освобождение

Рейн Руутсоо Фото: Peeter Langovits.

История и культура объединяют или разъединяют народы? – так была сформулирована тема конференции, проведенной Палатой представителей нацменьшинств в рамках таллиннской программы Гражданский мир. Так же называется и сборник статей, составленный из прозвучавших на конференции выступлений, редактор сборника – Рафик Григорян. Судя по тексту на форзаце, книжка рекомендуется авторами к использованию в гимназиях и школах, пишет Рейн Руутсоо на портале Stolitsa.

История как наука, опирающаяся на интерпретацию свидетельств и нарративов*, не ведает абсолютной истины. Это касается и наиболее укоренившихся исторических повествований. Однако существуют профессиональные требования и правила достойного обмена мнениями (дискурса). И правила эти предполагают, что всякое утверждение должно быть аргументировано, причем с указанием источников.

Важно: чем более значительным и признанным является нарратив, тем более содержательным и обоснованным должно быть опровергающее его утверждение. Ведь исторические нарративы в значительной мере служат основанием для общинной идентичности. Они «оправдывают» судьбу государств и народов, их право на существование. Но даже совершенно разные нарративы должны охватывать основные события (демографические изменения, войны, факты экономической жизни, смены политических режимов и пр), которые играли важную роль в описываемом причинно-следственном ряду.

Собственно, именно в оценке этих событий нарративы и различаются: революция versus государственный переворот, депортация versus эвакуация и т.п. Нарративы – не только с точки зрения фактической, но и в части моральных оценок – могут конкурировать друг с другом.

А это, помимо всего прочего, означает, что их оспаривание – не просто академический спор, это всегда еще и серьезный политический шаг. Ведь в каком-то смысле исторический нарратив выполняет роль светской религии, а споры по вопросам веры, как известно, чреваты последствиями.

Тупиковый вектор

В истории Эстонии основополагающими нарративами, лежащими в основе идентичности, национальной гордости и жертвенности (в той же степени, что для русских - Великая Отечественная Война) являются Освободительная война, Тартуский мир, аннексия Эстонии в 1940 году, пакт Молотова-Риббентропа, депортации, советизация и пр. На них заждется самоуважение народа, они оправдывают нашу государственность, политическое существование народа.

Исторические нарративы можно использовать, проводя в жизнь политику – как справедливую, так и аморальную. И политики нередко используют историю в весьма практических целях. В этом смысле Эстония, увы, не исключение – группировка правящей элиты умело использует историю и для вытеснения конкурентов, и при создании образа врага. Но едва ли уроки, взятые у этих людей, могут служить делу восстановления гражданского мира.

Самым непродуктивным и опасным способом закрепления своего нарратива является издевательство и высмеивание истории оппонента. В этом смысле наиболее показательным примером новейшей истории можно считать демонтаж правительством Ансипа Бронзового солдата, задавший вектор движения в тот тупик, где мы сегодня находимся. К сожалению, книга, о которой идет речь, продолжает эту тупиковую традицию.

Для начала отмечу, что среди авторов, вопреки обещаниям, нет ни одного историка. И лишь трое имеют академический бэкграунд. Да и мало-мальски академических работ сборник не содержит: в жанровом отношении мы имеем дело с чем-то вроде эссе. Которые я бы условно разделил на конструктивные и разоблачительные (знаете, есть такой жанр – разоблачительная журналистика).

Качество представленных в книжке текстов очень сильно разнится - к кому-то из авторов нареканий меньше, к кому-то больше, однако в целом я бы оценил сборник как брак.

«Истиной» я не владею

Поймите меня правильно: «истиной» я не владею. В моей власти лишь сравнить изложенное в книге с тем, что историки в массе своей выдают за картину мира, подтверждая ее многочисленными ссылками и обширной аргументацией. Но в силу ограниченности газетной площади остановлюсь лишь на некоторых фактах, привлекших мое внимание.

1. Утверждение о том, что в начале девяностых поляризация общества происходила по политическому, а не национальному признаку, неверно. Равно как и то, что 20% эстонцев поддерживали Интердвижение. Русские эстонцы Сай и Киеметс имеют эстонские имена, но это и все – а из них сделали «эстонских представителей» Интердвижения. Из элиты интеров не поддерживал никто, кроме Наана, который, к сожалению, был не только спорным академиком (за редакторскую работу над 100-процентно сталинистским изданием трудов по истории, первый том которого вышел в 1952 году), но и проводил депортации.

2. Тот факт, что Рафик Григорян делает из родителей Марью Лауристин «известных партийных и государственных деятелей», указывает на то, что автор продолжает мыслить категориями кафедры истории КПСС. Быть коммунистом не зазорно, равно как и быть сталинистом. Но судьба верных солдат партии, выступивших против своего народа, была трагичной. Ольга Лауристин, помимо прочего, руководила разгромом библиотек и массовым уничтожением ценных книг – более 10 миллионов томов были сожжены! И люди, проводившие в жизнь советский террор (Йоханнес Лауристин одобрял погромы 1940–1941 гг), в ответе за многие преступления, которые они совершили сами или совершение которых санкционировали.

3. Упрекать эстонцев в том, что "бесконечно жалуются" на сталинские депортации, в то время как было вывезено всего (!) 3%, согласитесь, по меньшей мере, неуместно. Во-первых, 3% - минимальная из называемых цифр. Но дело даже не в этом – ведь и эти-то «проценты» состояли по большей части из женщин, детей и стариков. Госпожа Салупере, десяти процентов депортированных было бы достаточно, чтобы всплакнуть, как считаете?

4. Железный занавес опустился не со смертью Сталина.

5. Механическое утверждение о том, что лучшего времени для издания научной литературы, чем в советские годы, в Эстонии не было, неверно. Еще в 1988 году у историков не было ни одного журнала – а теперь их не то три, не то четыре.

Кроме того – сегодня каждый волен открыть свое издательство. О том, чтобы опубликоваться на Западе - за редчайшим исключением и с позволения «органов» - в советское время не могло быть и речи. Да и по количеству книг мы сегодня ушли далеко вперед. В конце восьмьдесятых в Эстонии издавалась 1000, сегодня – 5000 книг в год.

Пора бы примириться

6. Один из авторов сборника – Илья Никифоров – похоже, вообще отказывает эстонцам в праве на написание национальной истории. Анализируя наши учебники истории, он, в частности, приводит длинный перечень того, о чем они умалчивают. «…Порой (курсив мой – Р.Р) даже не упоминается, чьи войска взяли Берлин в 1945 году». Или вот: «В преподавании истории эстоноцентризм выражается в том, что /…/ преобразования Петра сводятся к Северной войне, Северная война в основном к военным действиям в Лифляндии и Эстляндии, а также итоги войны к гарантиям особого Балтийского порядка».

Как говорится, Господи, помилуй! Разумеется, Петр Первый по праву занимает особое место в российской истории, но почему же вся его деятельность должна быть отражена в учебнике по истории Эстонии? Бесспорно, для понимания истории России надо знать о достижениях Петра. Но историю у нас преподают (моя супруга – учитель истории) как в рамках истории Эстонии, так и в рамках всемирной истории. А бывают еще спецкурсы по истории Европы. И там все это есть.

Но история Эстонии – это история Эстонии. Точно так же пишется история Финляндии, Швеции или любой другой европейской страны – история соседа отражена в ней ровно настолько, насколько это необходимо для понимания истории своей страны. Эстония – точно такое же государство. И с этим, думаю, уже можно бы примириться.

7. Никифоров утверждает, что «в тематике Второй мировой войны доминирует /…/ германская армия и входивший в ее состав Эстонский легион, а также бои, которые он вел зимой и летом 1944 года». Конечно, с точки зрения пропаганды, фашисты и СС – сильная карта. Однако в данном случае мы имеем дело с инсинуацией: в Эстонии нет цензуры, но на данную тему много пишет лишь один историк-любитель – Март Лаар. Который в своих личных целях в свободное от работы время производит низкокачественные книжки и издает их в своем частном издательстве Grenader.

Лаар пользуется тем, что в советские годы эта тема либо не исследовалась вовсе, либо нещадно искажалась. И по-хорошему его дилетантские писания надо срочно заменить качественными исследованиям. Но их, к сожалению, пока мало. Работа возглавляемой финским политиком Максом Якобсоном комиссии – лишь заявка на начало. Однако Никифоров, который, очевидно, не читает по-эстонски, просто не знает, чем занимаются эстонские историки.

8. Освободительную войну – которая, по-моему, является одним из высших проявлений мужества эстонского народа - этот автор выдает за «ретроспективный конструкт» Лаара, Вахтре и Валка. Так что, никакой войны между Эстонией и Россией не было? Так почему вообще заключили Тартуский мир? Между кем он был заключен? Почему надо отрицать сам факт войны – этой трагедии, унесшей жизни 6000 эстоноземельцев (среди погибших были и финны, и немцы, и русские).

И так далее, и так далее. По мнению авторов сборника, лесные братья были пособниками фашистов, «золотое время» довоенной Эстонии иначе как в кавычках писать не пристало, да и в состав Советского Союза эстонцы вошли из трусости, потому что у них не было своего Маннергейма. Я мог бы еще долго распространяться о том, что понятие «все», даже применительно к лесным братьям, уже методологически неверно. Мог бы обратиться к воспоминаниям о довоенной Эстонии – и к семейным, и к мемуарам известных людей. Мог бы напомнить, что один из приемов пропаганды сталинского толка в том и состоит, чтобы внедрить в сознание пострадавшего чувство вины за случившееся (вы, трусы такие, плохо сопротивлялись, так получите!). И если авторы сборника проявят к этому интерес, я так и сделаю.

Стереотипы о врагах

Однако давайте вернемся к гражданскому миру и нарративам истории.

Итак, для дискредитации всей книги вполне хватило бы фразы про «всего 3%», что не дает оснований для «бесконечных жалоб» на депортации. Такого элементарно не прощают – не только Лаар, но и любой нормальный человек. Попытка разрушить нарратив – заведомое фиаско любого диалога. Однако часть авторов сборника, к сожалению, уверенно следует за Ансипом. Который, как мы помним, был уверен, что если он объявит похороненных на Тынисмяги бойцов проститутками и мародерами, он тем самым уничтожит нарратив освободителя. Ансип надеялся на понимание эстонцев и действовал наверняка.

Однако результат его разоблачения был прямо противоположным – потому что Ансип не просто лгал, он пытался уничтожить экзистенциальный нарратив, лежащий в основе идентичности русских. Нарратив освободителя нельзя вытеснить нарративом оккупанта. Однако, часть авторов этого сборника пытается сделать нечто подобное – создав образ фашиста, труса, угнетателя меньшинств и пр., уничтожить нарратив национального государства. При этом факты они чтят не больше, чем Ансип. И по той же причине: идеологемы, создающие образ врага, должны строиться на стереотипах.

Историческая память эстонцев и неэстонцев, их информационные горизонты, контекст оценки прошлого так и останутся разными. И это задает возможному диалогу «естественные» (по большому счету, культурные) границы. Содержательное обсуждение нарративов возможно только на высоком профессиональном уровне. И в самом уважительном тоне.

История и культура объединяют или разъединяют народы? История, безусловно, может разъединять, но культура объединяет. Но в книге, о которой я веду речь, явно не хватает как знания истории, так и культуры. В лотмановском понимании – интереса к окружающему миру, способности его исследовать, видеть различия и испытывать к этому элементарное уважение.

Я понимаю, что во многом эта книжка отражает оправданное разочарование политикой, которую проводит в жизнь правящая элита, но безличный язык коллективной ответственности возлагает вину на весь народ. И это – худшая из политик.

*Нарратив - исторически и культурно обоснованная интерпретация некоторого аспекта мира с определенной позиции. В концепции «нарративной истории» исторические события рассматриваются не как возникшие в результате закономерных исторических процессов, а в контексте рассказа об этих событиях и неразрывно связаны с их интерпретацией.