О том, что «нам следует исходить из своих национальных интересов», а «понимание всех интересов и позиций приводит к отрицанию национальных интересов, к нигилизму, настоящему национальному мазохизму» пишет и ветеран национальной исторической науки Энн Тарвел. Стоит ли закрывать глаза на то, что эстоноцентризм стал основой исторического «нарратива»? Единственной допустимой основой. Все остальное – «чревато последствиями».
Вероятно, поэтому большинство наших историков, независимо от партийных пристрастий, не предлагают альтернативных взглядов на историю страны, Европы и мира. В этом смысле переведенная на эстонский монография «История Эстонии» финского историка Сеппо Цеттерберга местами читается как откровение, а мемуары первого посла ФРГ в Эстонии Хеннинга фон Вистингаузена так и вообще отмечают позитивную роль советника А. Собчака некоего В.Путина и российских политиков в достижении Эстонией независимости. Но все это находится за пределами эстоноцентричных схем.
В преподавании истории в школе эстоноцентризм выражается и в том, что история Эстонии становится основой для изучения всемирной истории, и в том, что, например, неоднозначные преобразования Петра сводятся к Северной войне, Северная война - в основном, к военным действиям в Лифляндии и Эстляндии, а также итоги войны - к гарантиям особого Балтийского порядка. В истории Второй мировой войны довлеет тема Советско-германского пакта о ненападении и секретного протокола к нему, а также сражения немецкой армии с участием «Эстонского легиона» зимой и летом 1944 года в Эстонии. Есть критики, которые указали на то, что «Эстонский легион» был переименован в бригаду уже в 1943 году. Да, это так. Но созданное в 1942 году и восстановленное в последние годы «Общество друзей Эстонского Легиона» боевую историю его прослеживает вплоть до мая 1945 года.
Остальное изложение событий Второй мировой войны в популярных учебниках дается конспективно, а порой даже не упоминается, чьи же собственно войска взяли Берлин в 1945 году. И это не учебники истории Эстонии, а учебники всемирной новейшей истории. Таким образом, многие важнейшие исторические события, затронувшие Эстонию, рассматриваются, прежде всего, через призму степени причастности эстонцев к рассматриваемым событиям и с использованием соответствующего масштаба для определения характера и важности события. Подробно, в деталях и с цитатами из школьных учебников мы описали эту этноцентричную схему в книге «История России и новых независимых государств в школьных учебниках», вышедшей в 2010 году в Москве в издательстве «Просвещение». Для особо бдительных граждан хочу отметить, что нынешняя Эстонская Республика, по моему разумению, юридически является восстановленной, а не «новой».
«В истории Эстонии основополагающими нарративами, лежащими в основе национальной идентичности, национальной гордости и жертвенности являются Освободительная война, Тартуский мир, аннексия Эстонии в 1940 году, пакт Молотова-Риббентропа, депортация, советизация и пр., - пишет г-н Руутсоо, - их оспаривание – не просто академический спор, это всегда и серьезный политический шаг», чреватый «последствиями». Вот и выходит, что истории как науки для нас нет, а есть лишь национальная политика, обращенная в прошлое.
Утешает, что в нашей стране все-таки есть ученые, полагающие, что поиски новых истин или проверка на прочность старых важнее этнических интересов.