Cообщи

К преступлениям против человечности нельзя относиться упрощенно (26)

Посвященная июньским депортациям инсталляция «Море слез» на площади Вабадузе.
Посвященная июньским депортациям инсталляция «Море слез» на площади Вабадузе. Фото: Joakim Klementi
  • Под репрессии попали и местные русские
  • Судьбы депортированных были трагичны
  • Как преподается сложная тема в русских школах
  • Русским школьникам все равно?

В понедельник, 14 июня, в Эстонии чтят память жертв депортации 1941 года. С того момента, как советской властью в Сибирь было депортировано более десяти тысяч человек, прошло 80 лет.

В первые годы советской власти в 1940-1941 годах в Эстонии жертвами ежедневных политических арестов стали около восьми тысяч человек, из них 2400 были убиты в Эстонии и 5400 погибли в тюрьмах Советского Союза. Первые репрессии в Эстонии затронули как эстонскую элиту, так и местных русскоязычных.

«Депортации и аресты 1940, 1941, а затем 1947 и 1949 годов существенно коснулись русской общины Эстонии. По отношению к количеству русского населения, это затронуло преимущественно интеллигенцию. Когда не хватало нужного контингента, то хватали всех. Таким образом, это коснулось всех социальных слоев. Когда Эстония была присоединена, КГБ вступил сюда с заранее составленными списками фамилий. В первую очередь, там были русские эмигранты, деятели культуры и общественные деятели. От той русской общины, которая была до сорокового года, не осталось практически ничего. Большинство депортированных погибли. Эти даты навсегда останутся в памяти, и о них очень важно говорить», - говорит профессор отделения славистики Тартуского университета историк русской литературы Любовь Киселева.

Галина Пономарева.
Галина Пономарева. Фото: личный архив

«После того, как пришла советская власть, сразу начались аресты, поскольку здесь уже были военные базы и уже был список лиц, которые негативно настроены по отношению к советской власти. Среди русскоязычных репрессии начали с эмигрантов, поскольку они были самыми активными, - рассказывает старший научный сотрудник кафедры русской литературы Таллиннского университета Галина Пономарева. - Первым был арестован инструктор Союза русских просветительных и благотворительных обществ Борис Константинович Семенов (арестован 21 июня 1940 года, 11 марта 1941 приговорен к 15 годам лишения свободы, умер в Саратовской тюрьме – прим.ред.). Гораздо позже, весной 1941, был арестован еще один инструктор этого союза Степан Рацевич (был заочно осужден на 10 лет исправительно-трудовых лагерей, в связи с амнистией и хорошей работой освобожден в 1947, но в 1949 вновь арестован по старому делу. В 1955 амнистирован и через год реабилитирован. С 1957 жил и работал в Нарве, скончался в 1987 году — прим.ред.)».

К концу июня 1940 года были закрыты все местные русские газеты, было арестовано довольно много журналистов, а к осени того же года были закрыты все просветительные и благотворительные организации.

Судьбы репрессированных

В основном были аресты тех, кто был связан с идеологией: писатели, журналисты, юристы, политики. «Те, кто был связан с какой-то партией, религией, пропагандой. Не просто верующие, поскольку верующие были почти все, - уточняет Пономарева. - Много пострадали директора гимназий. Учителя были общественниками и часто состояли в военной организации Кайтселийт, в том числе и русские, поэтому арестовали много учителей. Пострадала и часть священников, некоторые отрекались от сана. Врачей или инженеров арестовывали меньше, поскольку они не так были связаны с идеологией. Но здесь было много псковской интеллигенции, которая бежала от советской власти. Поскольку это были идеологические чистки, под репрессии попадали те, кто был связан со старой идеологией».

Например, среди местных юристов под репрессии попал, например, Лев Шумаков. «Еще в 1939 году, когда был Пакт Молотова-Риббентропа и сюда были введены советские войска, нужен был переводчик, и Шумакова просто определили в Политическую полицию (прежнее название КаПо — прим.ред.), но поскольку не было такой должности как переводчик и его записали на какую-то другую должность, - говорит Пономарева. - За то, что он был в Политической полиции, пусть и всего несколько месяцев, а также за то, что он был довольно активным членом РСХД (Русское студенческое христианское движение – прим.ред.), Шумаков получил довольно большой срок и умер в заключении».

Рисунок Хельви Коппель-Коханди. 1941 год.
Рисунок Хельви Коппель-Коханди. 1941 год. Фото: Aigi Rahi-Tamme ja Lauri Suurmaa raamat «Siberis – vangistuses ja asumisel»

Как правило, арестовывали мужчин, а высылали членов их семьи. Мать шла в ссылку с детьми, отец - чаще всего на расстрел. Так, из-за мужа белогвардейца Василия Карамзина (арестован в 1940 году и расстрелян в июне 1941 года) была выслана поэтесса Мария Карамзина. 14 июня 1941 ее вместе с малолетними детьми отправили в Сибирь. В мае 1942 года Карамзина погибла от голода и болезней в больничном бараке. После войны проживавшая в Таллинне бывшая кивиылиская соседка семьи Карамзиных взяла из детдома одного из детей — Михаила.

Пономарева отмечает, что в 1940-1941 возможности куда-то сбежать от репрессий просто не было, поскольку граница была закрыта и можно было выехать только по особому разрешению.

Эстонские дети в вагоне, который увезет их далеко от родины.
Эстонские дети в вагоне, который увезет их далеко от родины. Фото: kaader Imbi Paju filmist

Как преподают тему депортаций в русской школе?

Июньская депортация — часть школьной программы. Но приходится ли из-за идеологического аспекта учителям искать особый подход для преподавания этой темы в современных русских школах?

Дмитрий Рыбаков.
Дмитрий Рыбаков. Фото: MTÜ EESTI KODANIKUMEEDIA KOOL

По словам учителя истории и обществоведения Таллиннской Кесклиннаской русской гимназии и Еврейской школы Дмитрия Рыбакова, то, что в контексте изучения новейшей истории особое внимание надо уделять освещению проблем тоталитаризма – вещь очевидная. «Феномен ненависти и страха вообще можно считать одной из важнейших сквозных тем, связанных с формированием ценностей, положенных в основу современной системы образования и воспитания, - говорит он. - При этом надо понимать, что депортации – не просто рядовой факт истории, а один из ключевых нарративов национальной и государственной идентичности Эстонии».

Он отмечает, что поскольку история у нас часто – политика, обращенная в прошлое, тема эта вызывает достаточно сильные эмоции и острые споры. «В какой-то момент даже сложилось впечатление, что связанный с ней «исторический комплекс жертвы» стал настолько общим местом, что ситуацию смогла разрядить лишь сатира комик-группы Tujurikkuja. Можно ли шутить над темами репрессий, Холокоста, депортаций? – такому вопросу был у нас посвящён один из уроков в период весеннего карантина», - рассказывает Рыбаков.

Скетч «Küüditamine» комик-группы Tujurikkuja от 30 декабря 2009 года:

«Мне кажется, говоря о депортациях, стоит попытаться отодвинуть политический аспект темы на второй план, выводя вперед судьбы конкретных людей – участников тех событий. Благо, соответствующих учебных материалов и источников у нас более чем достаточно, - отмечает учитель истории и обществоведения. - В последние годы прекрасные интерактивные задания были разработаны историческим, морским и художественным музеями, большую помощь учителю предлагают VABAMU и Институт исторической памяти. Проводятся учебные проекты, конкурсы эссе, есть возможности для организации тематических музейных уроков и экскурсий. Сняты замечательные фильмы: «Товарищ ребёнок» и «Боковой ветер»».

По его словам, все это создает сегодня прекрасные возможности для учителя выбрать для изучения проблемных тем в истории нашей страны именно тот подход, который отвечает интересам, возрасту и уровню подготовки учеников и, конечно же, стилю самого преподавателя.

«Именно профессиональная роль учителя является здесь ключевым фактором, ведь даже при всем разнообразии современных форм обучения сохраняется риск относиться к тематике преступлений против человечности с известной степенью упрощения, - говорит Рыбаков. - Назидательная дидактичность, черно-белое клише «голливудского стандарта» - главные враги изучения истории вообще, а в темах, имеющих определенную политическую ангажированность, они тем более становятся поверхностно-примитивным шаблоном, ретранслирующим миф, вместо того, чтобы давать вакцину от повторения ошибок и преступлений прошлого».

Он подчеркнул, что эта опасность однобокости трактовок, к сожалению, часто достаточно характерна как для «гонителей», так и для «гонимых».

«Историю, как известно, творят не палачи и не жертвы. Ее ключевой персонаж – обыватель. Маленький человек, который под влиянием тех или иных обстоятельств становится героем, наблюдателем, злодеем», - заключил Рыбаков.

Школьникам все равно?

По словам учителя истории и обществоведения Таллиннской тынисмяэской реальной школы Игоря Калакаускаса, тема советских депортаций в Странах Балтии и в частности в Эстонии в учебной программе, конечно, есть, но русских школьников она мало занимает и тому есть несколько причин.

Игорь Калакаускас.
Игорь Калакаускас. Фото: Konstantin Sednev

«Я не могу выделить главную причину, поскольку ни одну из них нельзя считать основной. Во-первых, в большинстве русских семей, если они не смешаны с эстонскими, о депортациях не говорят по причине того, что она эти семьи почти не коснулась, - объясняет он. - В советское время об этом говорили полушепотом, в школах не изучали. Вся историческая память этих семей, если она охватывает середину прошлого столетия, заполнена темой Второй мировой войны, или как ее до сих принято называть в России, Великой Отечественной. Многим русским депортации кажутся каким-то малозначительным событием на фоне грандиозных лишений военных лет. Увы, это правда».

Если говорить об учебной программе, по словам Калакаускаса, надо разделять программу по истории для основной школы (5-9 класс) и гимназии (10-12). «К окончанию девятого класса ученики успевают пройти все периоды истории – от Древнего мира до Новейшего времени, то есть, до наших дней. В гимназии все как бы повторяется сначала, но с единственной оговоркой: практически во всех школах с русским языком обучения гимназисты изучают историю на государственном языке, - говорит он. - О депортациях в учебнике девятого класса на русском языке, а он является точным переводом с эстонского, говорится вскользь. По сути, не анализируются причины, не оценивается масштаб сталинских репрессий. И практически совсем нет каких-то понятных, задевающих за живое семейных историй. Разумеется, ничто не мешает учителю внести свои коррективы, но не так легко найти дополнительный материал. Мало видео- и фотодокументов – на русском языке практически ничего нет. И это по теме, которая является чрезвычайно важной в нравственном аспекте!»

Он отмечает, что в гимназии для изучения темы советского периода времени хватает. «Не рискну анализировать, насколько понятны ученикам 10-12 классов исторические перипетии, о которых им рассказывает учитель, но очень сильно сомневаюсь, что они с интересом погружаются в хитросплетения межгосударственных отношений, когда об этом приходится читать на неродном языке. Их на родном-то бывает очень тяжело увлечь! - подчеркивает Калакаускас. - Я не хочу выслушивать морали убежденных сторонников тотального перехода на эстонский язык обучения – мне не о чем с ними спорить, я высказываю свое собственное мнение. Мне искренне жаль, что о чрезвычайно важных вещах – причинах тоталитаризма, ценности свободы, о нравственном выборе и общественной покорности – с русскими гимназистами говорят люди, зачастую не сильно заботящиеся о том, чтобы их понимали. А для среднего обывателя история до сих пор продолжает оставаться псевдонаукой, где просто перечисляются факты и события. При таком примитивном подходе русскому старшекласснику, конечно, несложно что-то выучить и запомнить на эстонском языке. Когда изучение истории превращается в выполнение тестовых заданий, это превращается в рутину».

Он подчеркивает, что история – очень специфический предмет, интерес к которому поддерживается, в основном, учителем. «Если этот учитель не пытается достучаться до разума и сердца ученика, если его усилия разбиваются о недостаточное владение аудитории государственным языком, то можно лишь высказать сожаление, что часы, отведенные на изучение этого совсем не простого предмета, оказываются потраченными впустую, - говорит он. -Но я не хочу ставить под сомнение правильность избранного эстонскими политическими и государственными деятелями курса, поскольку не понимаю, какую цель они ставят: научить эстонскому языку? Или просто, чтоб не было русских школ? Похоже, никто не ставит цель воспитать у русских школьников уважение к эстонскому государству».

Звенящая тишина в классе

По словам Калакаускаса, когда он говорит на уроках о событиях 1941 года в Эстонии, он всегда приводит простой и понятный пример: массовая июньская депортация так или иначе коснулась каждой эстонской семьи. «Невыносимая боль, причиненная советской властью, является одной из основных причин весьма благожелательного отношения многих эстонцев к нацистам, - говорит Калакаускас. - Прозрение пришло позже, но в июле 1941-го года, когда на эстонскую землю ступил сапог солдата вермахта, многие эстонцы мечтали об отмщении – и по-человечески эти чувства легко понять».

Он говорит, что очень хорошо помнит, как в начале мая 2007 года на урок истории в 12-й класс пригласил Хилью Сарапуу. «Она рассказала русским школьникам о том, как провела несколько лет в Сибири, как будучи «по-тихому» реабилитированной и вернувшейся в Таллинн, встречала на Балтийском вокзале своего повзрослевшего сына, отправленного на Северный Кавказ в детский дом детей врагов народа, - вспоминает учитель. - Очень хорошо помню ту звенящую тишину в классе – напомню, что это были дни после взбудоражившей всех «Бронзовой ночи». Тогда пожилая эстонка смогла достучаться до сердца аудитории, потому что она была честной и искренней. Я настаиваю на том, что тема депортаций должна обсуждаться на реальных примерах».

Еще один аспект, о котором, по словам Калакаускаса, приходится говорить: нынешнее молодое поколение заметно стало терять интерес к истории. «Он и до того был не слишком высок, но сейчас молодежь изучение прошлого не очень цепляет. Если мы говорим о депортациях, эта тема неизбежно накладывается на тему Второй мировой войны. Я уверен, что в ближайшее десятилетие русскоязычные жители – как Эстонии, так и других стран, включая Россию – будут вынуждены под давлением неопровержимых свидетельств изменить свое представление о причинах начала этой войны, об участниках этого глобального конфликта и социально-политических последствиях крупнейшей гуманитарной катастрофы ХХ века», - говорит он.

Но на данный момент, по его словам, надо учитывать, что официальное руководство России придерживается жесткой позиции, не подразумевающей пересмотра навязанной, в первую очередь, Советским Союзом концепции. «Кремль очень умело паразитирует на этой теме, по возможности блокирует любые дискуссии, если они могут поставить под сомнение довольно примитивную конструкцию: «Гитлер – негодяй, ему потворствовал Запад, СССР всех спас». Эта лишенная полутонов и многозначных толкований конструкция прочно въелась в мозг значительной части жителей постсоветского пространства – и это тоже нужно учитывать, - подчеркивает Калакаускас. - Сам я неоднократно сталкивался с негативным отношением некоторых родителей к моим довольно осторожным попыткам обратить внимание учеников на нестыковки и противоречия названной концепции».

Учитель отмечает, что в теме Второй мировой войны есть очень много болезненных точек и, если и изучать ее уроки, надо подходить к ней конструктивно и взвешенно. «Я всегда в качестве примера привожу Израиль, где на уровне государства разработана целая программа по изучению Холокоста – она не основывается на схеме «вспомним, как нас обижали и уничтожали». В Израиле изучаются причины Шоа (на иврите «бедствие, катастрофа»), собираются материалы, снимаются фильмы-интервью свидетелей – и в Яд Вашеме (Мемориальном комплексе истории Холокоста), где собрана впечатляющая коллекция артефактов, регулярно проводятся многоязычные конференции», - рассказывает он.

По словам Калакаускаса, в Эстонии мы ничем подобным похвастаться не можем, и вся наша память о трагедии эстонского народа сводится к выкладыванию свечей на площади Вабадузе. «Эстонский народ очень закрыт сам по себе, он долгое время хранил в недрах своей души тяжелые воспоминания. Если мы хотим сопереживания, то мы должны рассказать всю правду, не приукрашивая и не замалчивая, - подчеркивает он. - К сожалению, история редко объединяет. Но она безжалостно наказывает тех, кто не хочет учиться на трагедиях прошлого. Да, рядом с эстонцами живут люди других национальностей, представители других культур – они тоже имеют свой исторический «код», и к этому коду нужно относиться, если не с пониманием, то хотя бы с уважением».

Наверх