Владимир Молчанов: Я не хожу туда, куда меня не зовут

Фото: Станислав Мошков

По приглашению международного пресс-клуба «Импрессум» в Таллинне побывал журналист и кинодокументалист Владимир Молчанов, автор знаменитой в пору перестройки телевизионной программы «До и после полуночи».

Тема встречи была озаглавлена «До и после краха советской империи», и название гарантировало аншлаг, поскольку первой своей половиной отсылало к передаче, вот уже двадцать лет как покойной, но не забытой, а во второй содержало ключевые для возбуждения нашего общества слова. Но сама встреча теме, как ее поняла аудитория, соответствовала мало. То есть люди были настроены слушать размышления о глобальном и высоком, а выслушали рассказ Владимира Кирилловича о самом себе.

Вне «До и после»

Соучредитель «Импрессума» Галина Сапожникова отрекомендовала Молчанова как либерала, которым он был и остается. Для многих слово «либерал» превратилось в ругательство, но гость особо на своих взглядах и не настаивал, от политики старался дистанцироваться и вел себя достаточно тактично. Такт изменил ему два раза, но зато жестоко: при характеристике таланта Стаса Михайлова и при рассказе об интервью с Анной Семенович, которую он назвал полоумной. Не то чтобы я была поклонницей Семенович, но хочется заметить: если Молчанов не мог отвести глаз от ее бюста, это проблемы совсем не Семенович и хвастаться тут особо нечем.

В отношении российской власти свое недовольство Молчанов выразил в куда более изящной форме, но аудитория все равно была разочарована и попыталась завязать некое подобие склоки. Уставом клуба такое не предусмотрено, поэтому попытка провалилась. Но осталось недоумение: а чего ждали-то? Ведь еще в интервью «Актуальной камере» Молчанов сказал, что голосовать за Путина не будет, а поскольку больше не за кого, то не пойдет на выборы вообще. И при этом спокойно признал, что Путина в России действительно поддерживает абсолютное большинство. А на встрече добавил: «И у вас голосовать не за кого, и в той же Голландии, где пятьдесят процентов населения вообще не знает, кто у них премьер-министр».

Такое признание стоит дорогого: мы привыкли к тому, что либеральная оппозиция дурным голосом кричит о подтасовках и отсутствии свободы слова. Справедливости ради стоит заметить, что и другая сторона не остается в долгу, пытаясь лишить оппонентов (в том числе и Молчанова) права на собственную точку зрения. В итоге конструктивный диалог проходит под лозунгом «сам дурак». Ради любопытства я заглянула в комментарии к материалу о визите Молчанова на одном из местных порталов: разгневанный народ клеймит ренегата. За что? За то, что он думает иначе?

До «До и после»

Это затянувшееся предисловие подводит нас к тому, с чего, собственно, Молчанов начал: в СССР журналисты не могли говорить правду. Что, в общем-то, является сильным преувеличением, ставящим крест на всей советской журналистике. Я бы сказала по-другому: в СССР правду можно было говорить не всегда, не всем, не везде и не обо всем. И это породило феномен блестящей журналистики и литературы иносказания, формы намного более сложной и требующей куда больших таланта и умственных усилий, чем примитивная резка правды-матки в глаза ошарашенных читателей.

А кроме того, как известно (вспомнить хотя бы «Опасный поворот» Дж. Б. Пристли), никому правда как таковая и не нужна. Более того: она может убить. И, может быть, именно поэтому ее просто не хотят слышать. А демократические бредни «народ желает знать правду» – бессмысленное сотрясание воздуха. Ничего такого народ не желает: мы, увы, считаем правдой лишь то, что подтверждает нашу, уже сформировавшуюся, точку зрения. Исключением являются ученые, если они, конечно, не историки, и полицейские, если они не «оборотни».

Но, как бы то ни было, Владимир Кириллович, молодой человек из семьи, по его собственному скромному определению, очень приличной (а по нашему разумению – элитарной), в качестве собкора АПН благополучно отмучился год в Голландии (работа, на которую мог претендовать только человек, многократно проверенный и абсолютно благонадежный, – это я так, к слову), а уж какую страшную ложь он гнал из-за кордона – ему виднее. Потом занимался журналистскими расследованиями – розыском нацистских преступников. Короче, ничем таким себя не замарал, что еще раз подтверждает: его же собственные слова о невозможности говорить правду в СССР являются передергиванием фактов. А потом время изменилось и...

От взрыва до взрыва

«В 1987 году я пришел на телевидение и начал заниматься тем, что и предназначено журналисту: говорить правду. А не бороться за мифическую свободу», – так рассказал Молчанов о рождении своей легендарной программы. Многие помнят, какой фурор произвела «До и после полуночи». Никаких особых разоблачений и какой-то потрясающей все основы «правды» в ней не было, но передача была отличная и принципиально новая для советского телевидения.

И именно за ней потянулись более поздние ласточки перестройки: тот же «Взгляд» вышел лишь полгода спустя, и, что греха таить, был сделан менее профессионально, хотя темы поднимал более острые. Или более скандальные (бывало, что прячущим глаза ведущим приходилось извиняться в эфире следующей передачи, причем без объяснений, что конкретно они сделали не так).

«До и после полуночи», которая, по словам самого Молчанова, взорвала страну, прекратила свое существование взрывом в прямом смысле этого слова. «К 1990-ым власть разогнала все программы, кроме нашей. Нас оставили в качестве примера „свободной передачи“. Я тогда был уже и ведущим программы „Время“, и утренней программы. А когда в 1991 году мне сказали, что сюжет о штурме телебашни в Вильнюсе в эфир не пойдет, я ушел из „Времени“. Мы съездили в Стахановск и сняли сюжет о настоящей, без прикрас, жизни шахтеров. И мне его даже разрешили показать в „До и после полуночи“, но с условием, что после я уйду. В начале передачи я сообщил зрителям, что она – последняя, а через полчаса после ее окончания в Стахановске произошел взрыв на шахте».

После «До и после»

А для Молчанова начался период «РЕН ТВ». «Этот канал создала Ирена Лесневская, и в то время он был совсем не таким, как сейчас. В 1996 году „РЕН ТВ“ очень помог Ельцину, возможно, что без его поддержки он не победил бы тогда на президентских выборах. А уже в XXI веке Ирену буквально заставили компанию продать».

Охотно верю. Но недавно заговорили о том, что результаты выборов 1996 года были сфальсифицированы. И если это правда (а с учетом того, что к тому времени народ от действующего президента изрядно устал и эйфория конца 1980-х под лозунгом «Бориску на царствие» резко пошла на убыль, вполне вероятно, что правда), то можно говорить о некоем божественном возмездии. На мой вопрос, не жалеет ли он, что помогал Ельцину, Молчанов ответил:

«Нет. Несмотря на все плохое, что происходит сейчас, все хорошее – тоже от Горбачева и от Ельцина. А Борис Николаевич при всей своей дури... Я ему благодарен. И те, что сегодня высокомерно вспоминают „лихие девяностые“, достигли того, чего достигли – тоже благодаря Ельцину. А без него они бы охраняли овощные базы. Так и Америка создавалась, все страны через это прошли, проходит и Россия. Ведь новому государству всего двадцать лет... Может быть, мы с вами просто рано родились?»

Но, так или иначе, уйдя с РЕН ТВ, Молчанов решил, что политикой больше заниматься не будет. Поэтому он переселился на телеканал «Ностальгия» и радио «Орфей»: «Живу и не горюю, что меня нет и не будет на федеральных каналах. Как и многих моих коллег, которые ушли на хуже оплачиваемые, но более свободные каналы. Зато нам никто не дает настойчивых рекомендаций».

Помимо «До и после»

В ответ на просьбу профессионально оценить современное российское телевидение гость прореагировал тоже не совсем так, как от него ожидали. А ожидали, похоже, ругани.

«Когда было всего две кнопки, все были недовольны. Теперь кнопок много – тоже все недовольны. Каналы должны быть разные. Правда, есть чудовищный канал – НТВ: менты, проститутки, Стас Михайлов... А в целом телевидение стало свободным. Мы просто стали старыми и все ругаем. Вот и в театре, например, есть режиссеры-вандалы. У них не „авторское прочтение“, как они считают, а издевательство над классикой. А есть хорошие театры и хорошие режиссеры. Так и с телевидением.

А вот телевидение, например, Швейцарии – это что-то невыразимо скучное, там ничего не происходит. Что же касается хамского поведения некоторых наших тележурналистов (прозвучал и такой вопрос – М.Т.), то оно связано с уровнем образования. Факультеты журналистики теперь не выпускают приличные кадры. А что вы хотите – студенты начинают подрабатывать уже с первого курса. Вообще же в России с начала XXI века на телевидении перестали делать серьезные аналитические программы, перестали критиковать власть: нельзя. Говорят, что при Сталине каждый четвертый сидел. У меня такое впечатление, что и сейчас так же – столько на телевидении криминала».

Кто-то спросил, что должно случиться, чтобы Молчанов вернулся на Первый канал. «Как минимум – чтобы меня позвали, – прозвучал ответ. – Я человек воспитанный, не хожу туда, куда меня не зовут».

Феномен нормальности

Обычно на встречах, организуемых «Импрессумом», от вопросов отбоя нет. Журналисты выхватывают микрофон из рук друг у друга, записки поступают ворохами, зачитывают заранее заданные вопросы с сайта. На этот раз меня поразило малое количество вопросов – что от коллег, что из зала. Лихорадочно придумывая, о чем бы эдаком еще спросить, я поймала себя на мысли: а не о чем.

При этом гость – человек известный, весьма неглупый, вполне приятный, почти интеллигентный... И слушать его нескучно. Но во встрече не было содержания. И здесь очень показателен его ответ на вопрос, доволен ли он положением русских в Прибалтике и не хотел бы он вернуть «то», прежнее, время:

«Русским, оказавшимся в вынужденной эмиграции, я очень сочувствую. То, что у вас происходит, например, положение с безгражданством, плохо влияет на имидж страны за рубежом. Но это изменится. А вернуть старое? Да, я хочу ездить без визы в Таллинн или Паневежис, меня очень ранят отношения между Россией и Грузией, наши две культуры немыслимы друг без друга... Смешно, но скучаю по тихим разговорам на кухне. Что-то хотелось бы вернуть, но вообще – нет».

Наверное, с Молчановым надо было говорить о культуре, на гуманитарные темы, но – не о политике. Он действительно из политики ушел, да и пришел в нее случайно: не изменись строй, Молчанов – безусловно, европеец по воспитанию, – прекрасно бы вписался и в советский. Да, он избегал бы ситуаций, когда нужно лгать, он нашел бы башню из слоновой кости, в которой можно жить в ладу со своей совестью и при этом получать премии. Может быть, он не был бы так знаменит, но все равно оставался бы элитой. В крайнем случае, нашел бы легальную возможность тихо, без всякого диссидентства и скандальной высылки, уехать за рубеж и прекрасно жить там. У него при любом раскладе все было бы хорошо.

И сейчас он живет хорошо, он спокоен, у него масса интересов, он не в восторге от происходящего вокруг, но не хочет ни потрясений, ни революций, ни прочих неприятностей. Он любит свою семью. Он – в наше безумное время – очень нормальный. И когда ты это понимаешь – а на подсознательном уровне это поняло большинство – то спрашивать человека не о чем. Зато, наверное, у него есть чему поучиться: хотя бы не ходить туда, куда не зовут. И не ходить всюду, куда зовут.