Интервью ⟩ Раймонд Кальюлайд: продажные русские центристы взяли голоса и выкинули их в помойку

Осталось ли что-то от русскоязычной политики в Эстонии, и как населению, говорящему на русском, ориентироваться в меняющейся политической повестке, главному редактору изданий Postimees на русском языке Сергею Метлеву рассказал председатель парламентской комиссии по государственной обороне Раймонд Кальюлайд (Социал-демократическая партия).

– Некоторые обозреватели заметили, что твои позиции менялись в течение последних нескольких лет. Будучи членом Центристской партии, ты избегал горячих русских вопросов или выражался по ним довольно деликатно. В последние месяцы твоя риторика стала более рельефной. Например, ты сказал в эфире передачи ETV+, что эстонское правительство не занимается разбирательством, какие россияне хорошие, а какие плохие, а мы просто за Украину. Отчего такой шифт?

– Я всегда гордился тем, что был тем политиком, который годами придерживался последовательной точки зрения. Кроме того, имея возможность общаться и на эстонском, и на русском языке, наверное, являюсь исключением из всех остальных политиков, которые стараются «плавать» между эстонской и российской общинами.

Что касается России, то шифт был скорее не в моей позиции, а в поведении России. Российская Федерация воюет, убивает людей в Украине и, на самом деле, угрожает всем нам, и Эстонии в том числе. Президент России сам сказал, что они воюют с коллективным Западом. Нам угрожают ядерным оружием, происходят диверсии и провокации в Балтийском море. Остаться равнодушным не может никто. И, может быть, поэтому кажется, что что-то менялось, но, на самом деле, мои взгляды в этом отношении никак не менялись.

– Есть мнение, что русскоязычный избиратель в Эстонии находится в замешательстве. Старые схемы, по которым работали политики, которые занимались русскоязычным электоратом, больше не работают. Например, это заметно по рейтингу Центристской партии, который просто обрушился в русскоязычном сегменте. Есть ли в Эстонии у политиков, которые общаются на русском языке, шанс объединить вокруг себя большие массы русскоязычного избирателя, или же они просто останутся дома на следующих выборах?

– Перемены на этом ландшафте начинались давно. Уже в 2019 году, когда Центристская партия заключила совершенно аморальный договор о сотрудничестве с праворадикальной партией EKRE, я сказал, что такого, что одна партия сможет набрать до 90 процентов голосов русскоязычного населения Эстонии, мы больше не увидим. Но, на самом деле, это очень позитивно, особенно если мы говорим про молодое поколение русских, живущих в Эстонии.

Я вижу, что они больше и больше голосуют, исходя не из своей национальности, а из своего мировоззрения. Среди них есть и правые, и левые, и те, кто поддерживает социал-демократов, и Партию реформ. Например, в Социал-демократической партии есть русское объединение. Пару лет назад в нем было около десяти человек, а теперь – более 400. Так что ландшафт меняется. И, несмотря на трагические события этого года, которые усиливают эти перемены, в итоге неплохо, что у нас нет одной национальной группы, которая стоит за одной партией и не видит никаких альтернатив.

– Как ты считываешь ожидание эстоноязычного большинства к русскоязычной общине? Я сам не люблю этот термин, русскоязычная община, потому что ее нет. Есть разные люди, с разным мировоззрением и с разной степенью интегрированности. Но все-таки есть ощущение, что русскоязычных людей в Эстонии просят что-то сделать.

– А кто так чувствует? Откровенно говоря, и простите, что скажу так прямо, я думаю, что эстонцы не просыпаются утром с мыслями: «сегодня я жду от русскоязычной общины какого-то сигнала. И если он не придет, я буду очень зол».

– Нет ожидания того, что эстонские граждане, говорящие по-русски, осуждают путинский режим?

– Это другая тема. Я думаю, что здесь, скорее всего, исчезли всякие оттенки серого. Больше никто не терпит тех людей, которые продолжают лавировать между этими вопросами. Война – это война. Но. Когда я общаюсь и с эстонцами, и с русскими, я слышу, что чаще всего обсуждается экономика, инфляция, энергетика. Людей волнует, как мы защищаем свои интересы, чтобы жить в сложившейся сложной ситуации. Плюс волнует вопрос, как еще можно помочь украинцам, потому что и русские, и эстонцы понимают, как это ужасно.

Многие у нас ругают союзников в Европе за то, что они недостаточно делают для того, чтобы помогать украинцам. Не видел я эстонцев, которые в первую очередь думают, что тут делают русские.

– Как насчет права голоса граждан России на местных выборах? Совсем недавно ты вступил в полемику с канцлером юстиции и заявил, что такое право является риском для безопасности Эстонии.

– Такой заголовок поставил Postimees! Это не мои слова.

– Но по содержанию высказывание тоже было достаточно жестким.

– Да. Тут уважаемая госпожа Яна Тоом из Брюсселя использовала это против меня. Ей бы я задал ответный вопрос. На предыдущих выборах представители русскоязычной общины в эстонской политике получили более чем 30 тысяч голосов. Эти продажные русские политики Центристской партии взяли эти голоса и выкинули их в помойку. Почти никто из них не пришел в парламент. И когда прошли реальные голосования по поводу сотрудничества с EKRE, их там не было! Они старались показались показать свой протест, но на самом деле предали и продали своих избирателей. Я не знаю такого прецедента в эстонской политике, как это было в 2019 году.

– Но, с другой стороны, подсадные утки, которые потом не идут в парламент, обширная проблема в эстонской политической культуре.

– В данном случае мы говорим в принципе: это была надежда русскоязычных людей, живущих в Эстонии. На этих политиков они смотрели, а некоторые смотрят и до сих пор. И, если сравнивать, например, у реформистов нет такой проблемы. Их избиратели, если голосуют за Каю Каллас или Урмаса Рейнсалу, у них не возникает вопроса, пойдут ли Кая Каллас и Урмас Рейнсалу в парламент. Они представляют интересы своих избирателей и делают это довольно эффективно. Поэтому потом русским не надо удивляться, что их интересы никто не представляет. Спросите тех, за кого вы голосовали, что с ними случилось.

Отвечая на вопрос о полемике с канцлером юстиции, я вступил в нее, потому что есть законопроект от партии «Отечество», который противоречит нашей Конституции. Это предложение сделано, наверное, в рамках предвыборной агитации. И, думаю, они и сами понимают, что это не может получить одобрение в Парламенте. Я же обратил внимание на то, что канцлер права и некоторые другие представители партий высказывались, что граждане России, участвуя в муниципальных выборах, не могут влиять на государственную политику и, в частности, политику безопасности. Но это не так. Фактически, они имеют влияние на выборы президента и вообще местные самоуправления в Эстонии играют большую роль.

– И, если имеют, то что нужно сделать или не сделать?

– А это отдельная история. В данный момент каких-то конкретных серьезных предложений нет. Никто никаких поправок в Конституцию не предлагал, поэтому серьезно об этом говорить нельзя.

– Ты, как народный избранник, поддержал бы проект изменений Конституции, если бы они были сформулированы правильно?

– Прости, но это из серии разговоров, поддерживали бы вы законопроект, которого нет, который никто не видел, никто не читал, не знает, какие там аргументы, какая там конструкция.

– Ок, поехали дальше. Теперь о главе МВД и митрополите Евгении (во время интервью пришло сообщение, что митрополит Эстонской православной церкви Московского патриархата Евгений выразил несогласие с позицией патриарха Кирилла, который поддерживает войну России против Украины. Ранее министр внутренних дел Лаури Ляэнеметс просил митрополита высказаться по этому поводу – прим. ред.).

– Да. Здесь вопрос серьезный. Если мы посмотрим вехи развития Московского патриархата и российской православной церкви и российского государства, то в течение последних ста лет произошло движение от одной крайности к другой. В советское время, особенно в сталинский период, мы видели репрессии относительно православной церкви. Ее старались фактически уничтожить. И в эти самые страшные времена для церкви здесь, за пределами России, в монастыре Пюхтица никого не трогали.

Первая связь между государством и церковью появилась в 1993 году, когда митрополит играл некую роль в известном всем большом конфликте между президентом Ельциным и главой парламента. В конфликте участвовали и вооруженные силы России. И с тех времен мы видим, что церковь в России становится все более значимым инструментом для властей. Мне кажется, это крайне неправильно. Церковь должна заниматься вопросами вечной, духовной жизни. Государство – проблемами жизни на Земле. Сейчас многие высказываются на эту тему и все все знают, что должны делать и представители государственных властей, и представители церкви. Это тоже неправильно.

– Короткий вопрос и короткий ответ: что именно предлагает Социал-демократическая партия русскоязычному избирателю?

– Социал-демократическое мировоззрение. Это альтернатива неолиберализму, который мы видели в течение десятилетий и который привел к тому, что в некоторых сферах у нас очень низкие зарплаты, например, у учителей, спасателей, полицейских. У нас не хватает денег для внутреннего порядка, для здравоохранения, для социальных услуг. Люди не обеспечены помощью, в которой они нуждаются. Мы представляем альтернативу такой политике и приветствуем представителей любых национальностей, которые разделяют такое мировоззрение.