Реплика ⟩ Эстонский язык: усложнять жизнь можно, но только по закону

Copy
Александр Гамазин.
Александр Гамазин. Фото: личный архив

По мнению юриста и жителя Нарвы Александра Гамазина, канцлер юстиции Юлле Мадизе слегка подменила понятия «проведение заседания» и «выступление на заседании», комментируя возможные решения, касающиеся рабочего языка собрания.

В Rus.Postimees был опубликован материал «Усложнить жизнь политикам, не говорящим по-эстонски». В частности, речь шла о запросе председателя Нарвского горсобрания Владимира Жаворонкова канцлеру юстиции относительно того, правомерно ли использовать переводчика во время заседаний городского собрания. И может ли ведущий заседание прерывать члена горсобрания, который все-таки выступает не на эстонском языке, как того, будто бы, требует часть 2, статьи 41 Закона об организации местного самоуправления.

Некоторое время назад, 17 октября, канцлер юстиции Юлле Мадизе ответила руководителю городского собрания Нарвы. И в нем, действительно, есть суждение о том, что упомянутый закон, цитирую канцлера, «требует, чтобы члены собрания местного самоуправления выступали перед собранием на эстонском языке».

Ответственно заявляю, что такое требование в части 2, статьи 41 KOKS (Закон об организации работы местного самоуправления) отсутствует. Дословно эта норма гласит: «Volikogu ja valitsuse istungid toimuvad eesti keeles» (Заседания собрания и правительства проходят на эстонском языке). Мне хорошо помнится дискуссия об изменении этой нормы в 2011 году, поскольку лет за десять до этого многим русским депутатам в Нарве и в Силламяэ грозили штрафами за их выступления на сессиях не на госязыке. Дело доходило до того, что за час-полтора до начала официального заседания депутатский корпус собирался в своем зале и открывал заслушивания – с настоящими докладами и поправками, а затем – после публичного начала – ведущий на эстонском языке объявлял соответствующий пункт повестки дня, спрашивал, кто «за» и кто «против», и через 20 минут «заседание» городского собрания объявлялось закрытым.

Чтобы прекратить эту пародию на процесс принятия нормативных решений, в марте 2011 года в часть 2, статьи 41 KOKS внесли приемлемую для общества формулировку: заседания проводятся (то есть, объявляется повестка дня, предоставляется слово докладчикам и тем, кто выступает в прениях, ставится вопрос на голосование и оглашается результат) на государственном языке. Разумеется, все официальные документы – протокол заседания, проекты решений и поправки тоже должны быть на языке нашего государства. Это и есть проведение заседаний.

Но выступающий перед депутатами (член собрания, приглашенный специалист, представитель какого-то общества или части населения города/волости) не проводит заседания, а посему не обязан выступать перед залом на государственном языке.

Поэтому уважаемый канцлер юстиции, очевидно, поддалась в нынешние сверхполитизированные времена ветрам, которые до марта 2023 года дуют из правительства, и слегка подменила понятие «проведение заседания» на «выступление на заседании».

А затем вообще ушла из сферы правового толкования (разъяснения, применения) законодательства в область организационно-распорядительную. Имею в виду ту часть, где госпожа Юлле Мадизе пишет: «Считаю, что член городского собрания может использовать переводчика, но в этом случае следует ему себе переводчика найти и ему уплатить». Однако давно принято, что если канцлер юстиции что-то считает, то он обязан опереть свое мнение на правовую норму. Если же, как в данном случае, нет ссылки на нормативный акт, то такая точка зрения не может высказываться на бланке высшего контрольно-правового должностного лица государства.

Более того, вопрос об использовании переводчика – вообще не правовой, а хозяйственно-организационный. Поэтому канцлер юстиции обязана была оставить его без юридического анализа. При этом, выйдя за пределы своих полномочий, она попала впросак: согласно трактовке госпожи Мадизе, получается, что если член горсобрания найдет себе переводчика и будет выступать на заседании volikogu (собрание) на русском языке, то это с точки зрения закона допустимо. А вот если депутата или представителя какого-нибудь посольства будет переводить штатный переводчик горсобрания, то это нарушит требование KOKS. Какое именно, канцлер юстиции, повторяю, не указала.

Чувствуя, что в этих пояснениях не очень много правового содержания, уже и председатель горсобрания Нарвы дает несогласным коллегам совет, который не имеет юридической основы: можете, мол, оспорить позицию канцлера юстиции в административном суде. Хотя ведь должен знать господин Жаворонков, что это по закону невозможно.

А пока в «законодательном» зале города Нарвы из уст ведущего заседания раздаются слова, которое по-немецки напоминают verboten: председатель запрещает некоторым депутатам произносить свои речи, если они говорят на русском языке. Может быть, самое время напомнить, что у депутата в горсобрании нет начальников, и соответственно, никто не вправе дискриминировать его по признаку языка выступлений (см. норму Основного закона, статья 12).

Что касается раздающихся призывов установить языковые требования к кандидатам в члены волостных и городских собираний, то это – тема отдельная, никак не применимая к действующим депутатам от народа.

Комментарии
Copy
Наверх