Интервью ⟩ «Не сразу понимаешь, что это не учения»: россиянин, уехавший в Украину, вспоминает начало войны

Фото: личный архив

После аннексии Крыма и начала интервенции на Донбассе Украина приняла множество переселенцев из России, не готовых мириться с действиями своего государства. Как они встретили начало войны? Пришлось ли отвечать за гражданство страны-агрессора? Рассказывает Антон Мырзин – гражданин России, получивший в Украине подзащитный статус восемь лет назад. Материал публикуется в рамках серии Rus.Postimees «Год войны».

Художник-плакатист под ником Paperdaemon, график, блогер, ныне секретарь и помощник писателя и политика Алины Витухновской, Мырзин уехал из России в Украину в декабре 2014 года. Причиной отъезда стало уголовное дело, заведенное за «публичные призывы к экстремизму» после участия в киевской выставке «100 лучших патриотических плакатов». На момент вторжения РФ в Украину проживал в Киевской области, где находится и сейчас.

Как Украина встретила 24 февраля 2022 года?

Реакцию на вторжение я бы описал одним словом – шок. При всем сознании вероятности, при наличии всех ожиданий – шок. Само вторжение не было абсолютной неожиданностью, все так или иначе предполагали, что это было вероятно, и вероятность росла. Все, кто предполагали, что так будет, не просто обсуждали это между собой, а старались донести до других, что будет именно так. В Украине нет такого, как в России, где все принято сглаживать и замалчивать. Эти прогнозы были очень слышны. Но обычные люди до самого последнего момента не хотели верить, что такое возможно.

Жители Киева в метро во время воздушной тревоги. Фото: DIMITAR DILKOFF/AFP

Почему Россия делает вид, что ничего не знает до сих пор, понятно. Там даже без больших усилий можно в упор ничего не видеть. Но Украина же очень собралась после 2014 года, какие неожиданности?

Обычные люди все равно не ждали этого. Особенно если они принципиально далеки от всего, что связано с военной службой. Когда вдруг в одночасье у тебя танки на улице, любые мысли куда-то улетучиваются. Конечно, шок быстро прошел. Украинское общество получало соответствующую боевую закалку еще с 2014 года. Оно сумело прийти в себя раньше, чем оккупантам удалось завладеть инициативой. По моим ощущениям, эффективная самоорганизация началась уже на третий день.

Менялось ли описание войны внутри Украины?

Безусловно, поменялось. Поначалу шапкозакидательский порыв путинской военщины спровоцировал сходную противоположную реакцию. Что, если как можно более решительно ответить на этот стремительный натиск, он откатится назад так же быстро, как появился. Отчасти ведь так и произошло. Первоначально захваченные области, куда пришла основная группировка россиян, были очищены достаточно быстро. Но потом украинское общество было вынуждено изменить свое отношение. Война перешла в более затяжную фазу, и люди адаптировались, начали действовать по ситуации с целью уцелеть. Они перешли в режим военного времени.

Не воспринимается ли помощь Запада как недостаточная? Например, Эстония говорит об усилении помощи и напоминает о ее недостаточности.

Любая помощь воспринимается как необходимая. Это помощь, какие тут могут быть нарекания! Другой вопрос: почему не удалось предотвратить ситуацию, когда эта помощь в таких объемах понадобилась? Где была западная разведка, где были социологические институты, изучавшие Россию на больших бюджетах, где была советология, которая изучала феномен путинской эпохи со всей ее пропагандой и насилием?

Ответ банален. Запад попал в ловушку кратковременной выгоды. По каким-то причинам он отказался от собственных планов и долгие годы, несмотря на все сигналы, сотрудничал с путинизмом. Это позволило России не просто монетизировать нефтегазовую отрасль, но и накопить ресурсы для милитаризации.

И сейчас это сотрудничество продолжается. В России же не производят, например, оптику для танков, она покупается у зарубежных компаний. А если даже производят тепловизоры, то все равно по импортным технологиям. Все мы, включая меня, лишь в ходе этой войны постепенно избавились от идеалистического отношения к Западу.

Остались ли в Украине «не-все-так-однозначники»?

Таких людей было достаточно, как вы понимаете, среди обывателей. Многие усвоили, что вся информация является продуктом пропаганды с той или иной стороны, поэтому лучше не занимать никакую позицию. Особенно это было распространено в восточных областях страны, где в ходе тлевшего конфликта люди видели всякое. Но, как только началась настоящая открытая агрессия, тогда вся эта «неоднозначность» быстро улетучилась – массовые разрушения и жертвы стали очевидными.

Представления начали меняться очень быстро и крайне драматично. Даже в Киевской, Харьковской или Черниговской областях до 24 февраля было некоторое количество «русского мира», но именно им, в том числе, досталось больше всех в первые дни крупномасштабного вторжения. И если кто-то до сих пор считает, что «не-все-так-однозначно», то это либо заинтересованные люди, либо совсем спрятавшиеся в своей маргинальности. Кто не хочет видеть и слышать варварства этой агрессии, тот прячется. От себя, в первую очередь.

Антон Мырзин в офисе радиостанции Army.FM, 2017 год. Фото: Личный архив

Вы переехали в Украину давно, однако остаетесь гражданином России. Какие трудности вы испытывали в этой связи после начала активных боевых действий?

Сначала небольшое уточнение: мой актуальный юридический статус на сегодняшний день УВКБ ООН (Управление верховного комиссара ООН по делам беженцев – прим. ред.) определяет как статус «лица, нуждающегося в дополнительной защите». А статус моего российского гражданства ограничен тем, что мой внутренний российский паспорт, по которому я въезжал в Украину в 2014 году, в настоящее время находится на хранении в миграционной службе Украины.

На четвертый день после начала полномасштабной российской агрессии, 28 февраля 2022 года, я проснулся от настоящей воздушной тревоги в небольшом населенном пункте Киевской области. Сколько бы тебе ни говорили, что такое может произойти, твой здравый смысл говорит тебе, что это учения, сейчас все успокоится. И когда становится понятно, что этот сигнал – никакие не учения и нужно идти в укрытие, это повергает в шок.

Я предпочел сходить в бомбоубежище, где я встретил представителя местной территориальной обороны, который проверил мои документы. У меня в Украине есть статус, который я упомянул, и я, естественно, предъявил документ, который у меня всегда с собой.

Так выглядят удостоверения беженца и лица, нуждающегося в дополнительной защите, которые выдает Украина. Фото: Postimees

Это вкладыш, паспорт?

Это книжка, похожая на паспорт. Такой документ дает немного прав. Например, мне так и не удалось открыть до войны счет в украинском банке. То же и со страховкой. Не говоря уже о работе – живу я на то, что дает «удаленка». Когда я предъявил удостоверение подзащитного лица, его сфотографировали и отправили в полицию. При этом немного погодя я был задержан. Поскольку уже была информация о полномасштабном вторжении РФ, я решил не делать резких движений и не протестовать. Пришла полиция, и меня препроводили в участок, где обращались корректно, хотя условия содержания оставляли желать лучшего.

Поясните, пожалуйста.

Например, первые двое суток меня не кормили, давали только воду. Формальным поводом для моего задержания стало то, что я нарушил комендантский час, хотя до его начала в тот день оставалось примерно полчаса. Какой-либо шпионаж напрямую мне не инкриминировали, но было понятно, что все на нервах. В конце концов, если бы они хотели со мной что-то сделать, то они бы сделали, и я бы об этом уже всем написал. Я все это воспринимал как своеобразный стресс-тест.

Меня допрашивал представитель СБУ в присутствии сотрудника контрразведки. Говорили, что, если я не соглашусь работать на них, то никогда отсюда не выйду. Я ответил категорическим отказом. Меня отпустили по прошествии пяти суток, но никаких документов о моем задержании не предоставили. Параллельно был сделан незаконный обыск в арендованной мной квартире.

Подавали ли вы какие-то жалобы?

Адвокат первичной правовой помощи, любезно предоставленный УВКБ ООН, написал с десяток писем во все инстанции – от управления собственной безопасности национальной полиции до СБУ и Генпрокуратуры. Если не считать формальных отписок, которые я сохранил, результатов не последовало. По сути, моим делом сейчас не занимаются, что и понятно. Время военное. Так что все просто застопорилось.

Выставка Антона Мырзина «Акция #Перекличка» в Верховной Раде, 2017 год. Фото: Личный архив

А что вам известно о других гражданах России, которые также находятся в Украине?

Как и я, никто из известных мне сограждан, оказавшихся в Украине, не питает иллюзий. Если мы не встречаем предвзятости, это уже очень много. Мне раньше и говорили, и писали в комментариях, что ко мне присматриваются – не вылезет ли из меня какая-то имперская сущность. Я здесь с 2014 года и пытался вести публичную активность до 2017. В феврале 2017 года у меня была выставка «Акция #Перекличка» в Верховной Раде с плакатными изображениями разных важных персон России, в основном чиновников, поданных под уголовными кличками. Потом я занялся своими делами, поскольку эта деятельность особого успеха не имела (есть открытая информация и о более поздних проектах - прим. ред.).

А как все же с другими вашими согражданами обстоят дела?

Я стараюсь не общаться с выходцами из России. Разве что узнавать о каких-то прецедентах. Чтобы мы тут держались вместе – такого нет. Потому что все, что тут делали граждане РФ, так или иначе могло приобрести политическую окраску. А сейчас идет война. И что могут сделать люди с таким диапазоном прав, как у меня… Пока ничего.