Вести из Эстонии стримы для азиатских окраин России - значит открыто говорить то, что невозможно произнести, оставаясь там. На кухню Rus.Postimees заходила Анна Зуева, видеоблогер из Улан-Удэ, которая живет в Эстонии с весны этого года и ведет передачи о деколонизации национальных республик России, их этнической и культурной самобытности. Ее вдохновляет опыт свободы и сохранения идентичности, который она видит в Эстонии и других балтийских странах.
«На кухне» ⟩ Активистка из Бурятии: «Азиатам в России живется нелегко, потому что россияне в основном шовинисты и ксенофобы» (1)
/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
30 августа 2023, 19:30
Анна Зуева читала новости в конце 2010-х годов на местном телевидении в Улан-Удэ, занимаясь также подготовкой самостоятельных сюжетов. В 2019 году в Бурятии прошла волна протестов против фальсификаций на местных выборах, и Анна была единственной представительницей СМИ в республике, которая честно и беспристрастно освещала эти «беспорядки». После этого она сама ушла с канала АТВ, работала на общественно-правовых каналах и развивала собственные. Так появился YouTube-ресурс Zueva, который теперь записывается из Эстонии.
- Аня, есть эффект расстояния. Бурятия – очень далеко от Эстонии. Ты бурятский оппозиционный блогер, журналист, телеведущая, сейчас ведешь свои стримы для Сибири отсюда, из Эстонии! Для твоих подписчиков в Бурятии, за ее пределами, для тех, кто выехал… Как ты тут оказалась?
- Действительно, Бурятия находится на Дальнем Востоке России и, наверное, логично было бы уехать в Монголию, но я предпочла Эстонию. Я бывала здесь до войны, и она меня покорила и влюбила в себя еще несколько лет назад. В Эстонии были социальные связи, в отличие от других стран. Есть друзья, хотелось быть ближе к ним. Здесь, конечно, трудно легализоваться, но, по крайней мере, несколько месяцев я еще буду здесь, а там посмотрим.
YouTube-канал я начала развивать в 2019 году, когда уволилась с государственного телеканала, который какое-то время был независимый, и это нервировало правительство республики. Потом директор канала решил стать ближе к власти, чтобы получать больше денег из бюджета, то есть из наших налогов. И 50 процентов акций теперь принадлежит правительству Бурятии. Я уволилась, потому что были выборы, и меня заставляли лгать зрителям. Я сказала, что мне это не подходит, хлопнула дверью и ушла.
- Хлопнуть дверью можно, когда есть куда идти. Или ушла в никуда? Ты потом работала на так наз. ОТР - общественном телевидении России, которое было общественно-правовым, как в Эстонии говорят…
- Да, им долгое время руководил столп российской журналистики Анатолий Лысенко, несколько лет назад он умер (в 2021 году – прим. ред.), его возглавил другой человек (Виталий Игнатенко в 1991–2012 годах возглавлял ИТАР-ТАСС, затем был членом Совета Федерации – прим. ред.), началась война, и канал быстро… не знаю, можно ли так сказать, зашкварился.
- Можно, думаю. Я работал в высшей школе и слышал, как студенты часто произносили слова тюремного происхождения. Они вошли в современный русский язык, потому что жизнь такая…
- Но я сначала смогла с помощью этого канала поднять ряд бурятских тем на федеральный уровень. А после начала войны канал запятнал себя, и я перестала с ним сотрудничать. Я больше внимания уделяла своему YouTube-каналу.
- И ты продолжаешь делать его в Эстонии.
- Да, все продолжается. Мне удается находить героев, в том числе, даже в России. Смелые люди готовы со мной разговаривать несмотря на то, что живут в Улан-Удэ или в других городах и республиках. Я пытаюсь развивать локальное медиа о Бурятии и других азиатских республиках России, которых всего шесть (в азиатской части – пять: Алтай, Хакассия, Тыва, Саха, Бурятия, плюс азиатское население в географически европейской Калмыкии – прим. ред.). У меня очень выросло число подписчиков и просмотров. Наверное, это объясняется тем, что долгое время у оппозиционно настроенных жителей республик России не было вообще никакой платформы, чтобы что-то сказать. А тут есть я, которая уехала и может это слово предоставлять.
- В интервью каналу «Опыт свободы» Артема Филатова ты говорила, что люди в Бурятии в основном против войны. Ты аргументировала это утверждение тем, что знаешь многих, и все они против. Если точнее, «я не вижу большой поддержки войны», - это цитата. Можем ли мы попробовать резюмировать для нашего зрителя в Эстонии, почему Бурятия, будучи частью России, с большой вероятностью против войны?
- Нет очередей в военкоматы, люди не рвутся шить маскировочные сети и собирать посылки мобилизованным. Нет букв Z на машинах и на автобусах, я не вижу российских флагов в окнах домов.
- Только на центральной площади на знаменитом памятнике Ленину (самая большая голова Ленина в мире – прим. ред.) есть триколор…
- Да, с буквой Z, и его повесило государство, потому что у него есть право развешивать в городе что угодно. А люди не хотят войны, потому что это противоестественно. У нас год назад собирали так называемый национальный батальон «Байкал», так сформировать его не смогли. Из кого-то его в итоге собрали, на войне почти всех убило. Практически в каждой бурятской семье – и у этнических бурят, и у местных русских – есть убитые на этой войне. У людей меньше поддержки, а больше вопросов. За что мы воюем? Украина в 7000 километрах, что нам сделали украинцы? Почему мы уничтожаем их культуру? Мы хотим, чтобы они говорили по-русски и забыли украинский, как мы забыли бурятский? Мы хотим, чтобы украинцы превратились в таких же, как мы, – ничего не знающих, ничего не помнящих о себе?
- А что значит это расчеловечивание бурят в медиа, все эти «боевые легионы» из людей, о которых даже в европейской части России никто не имеет представления, не говоря уже о Европе?
- Россия – это империя. Бурятия граничит с Монголией, а Россия расставляла по своим границам множество воинских частей, чтобы защищать свои огромные территории. В Бурятии 15 воинских частей, где служат мужчины, для которых служба по контракту является, увы, социальным лифтом. До начала большой войны было вполне нормально заключить контракт, получить военную ипотеку, условно 1000 евро зарплаты, всевозможные льготы. Для мужчин из деревень – в Бурятии они называются улусами – это была понятная жизненная стратегия. Закончил школу, техникум, заключил контракт с минобороны. Военных много, они подготовлены, их сразу бросили на войну. В марте прошлого года у нас сразу было много гробов. Мы в фонде «Свободная Бурятия» считали, что в российской армии меньше 0,5 процента этнических бурят. Это немного? Но количественно это очень много! Бурят всего в России меньше полумиллиона, но в армии они представлены очень широко, потому что негде работать.
- Для понимания масштабов бедствия: всего Республика Бурятия – это меньше миллиона. При этом этнических бурят или тех, кто определяет себя так, а не как русских, что в империи выгоднее, заметно меньше. И 15 воинских частей!
- Буряты себя не идентифицируют как русских, азиатам России, которых всего шесть процентов, но это все равно несколько миллионов человек, трудно мимикрировать под русских. Это лучше получится у коми, манси, мокши и так далее. Азиатов в армии очень много относительно их общего числа в республиках.
- Как оппозиционный блогер ты проводишь в жизнь повестку, которая должна изменить этот консенсус. Что можно сделать из Эстонии? Что делают активисты национальных республик, находясь в стране убежища?
- Есть фонд «Свободная Бурятия», который создан бурятами, живущими за границей, чуть больше года назад. Когда я выехала, они сделали меня полноценным членом своей команды. Когда я была в России, я была волонтером, что-то тайно писала, теперь все делаю открыто. Мы ведем подсчет погибших жителей республики, в том числе этнических бурят. Также мы говорим, почему нельзя поддерживать войну, развенчиваем фейки типа «несметных полчищ бурят в Буче». На самом деле там был один бурят и еще один калмык. «Орды азиатов» мы разоблачаем, в общем. Также мы организовывали автобусы, на которых после объявления мобилизации увозили людей в Улан-Батор. Много пишем постов, чтобы поддержать тех, кто остался в Бурятии. Мы публикуем в анонимных сториз присланные нам оттуда фотографии.
Ну и я развиваю канал, где общаюсь с людьми, которые давно уехали из Бурятии. Ведь силовики начали выдавливать оппозицию из республики примерно с 2014–2015 годов, когда начало просыпаться национальное самосознание, когда люди поняли, что не знают бурятского языка. Те, кто смотрят мои стримы в республике, часто не понимают, кто все эти люди. Да никогда у нас такого не было, да никто никого не выдавливал, да бурятский язык у нас в порядке, и тому подобное!
- Причем чем больше жесткача, тем настойчивее эти утверждения. Ты говоришь удивительные вещи: буряты не знают своего языка. Ты сейчас в Эстонии, которая сохранила язык, и мы с тобой сидим в медиадоме, который существует как газета на национальном языке с середины XIX века. Многим, я думаю, странно слышать, что буряты не говорят на бурятском языке. Как это объяснить?
- Не все буряты не говорят на своем языке. Наверное, около трети говорят. Это язык домашнего общения. Еще сколько-то понимает, но не говорит. В школе какое-то время учили бурятский язык, но в 2018 году депутаты госдумы приняли положение, при котором изучение национальных языков перестало быть обязательным. И родители, в том числе этнические буряты, решают, что не надо учить, раз так. Тем более, что мы живем в России, государственный язык русский. Хотя в республике два государственных языка, но язык всех сфер жизни – русский. Нельзя провести судебное заседание на бурятском. Нет высшего образования на бурятском. Наш язык исчезающий.
- Письменность на основе кириллицы?
- Да, но до 1958 года, если не ошибаюсь, использовалась старомонгольская письменность сверху вниз (до 1930-го; с 1930 по 1939 – латиница, с 1939 – кириллица – прим. ред.). Потом все упразднили.
- Все это поразительно. Карелы, например, не могут использовать свой национальный язык, потому что у них латиница. А в России, выходит, могут развиваться только те языки, которые используют кириллицу. Плюс прагматизм выбора русского языка. А есть бурятские СМИ?
Есть газета «Буряад Унэн» (Бурятская Правда – прим. ред.), но она учреждена правительством, народным хуралом, то есть нашим парламентом. Ожидать чего-то от нее не стоит. Несколько каналов есть. Это, знаешь, декорация какая-то. Фарс и сюр. Надо детей языку в школе учить…
- А как ты себя определяешь? Ты же не бурятка по происхождению? И важен ли вопрос идентичности в республике?
- Честно говоря, я не задавалась вопросом национального самоопределения. У меня была и есть гендерная идентичность. Я женщина и мама. Профессиональная – я журналистка. Хотя подписчики у меня спрашивали: Анна, вы бурятка? Или метиска? У меня был на канале проект, где я учила бурятский язык. И буряты были в восторге: вау, как круто, вы, наверное, бурятка, у вас еще глаза такие раскосые (смех)… Но я отмахивалась, шутила в комментариях. А когда началась война, и диктатор начал войну от моего имени, я решила, что нельзя уходить от этого, и я русская, да. Я сдала генетический тест на одном сайте, хотя это и не дает ответа на вопрос, кто ты по национальности. Можно просто узнать, где жили твои предки. Сложный вопрос, Ян. Я не знаю на него ответ.
- Ну, это же вообще не важно, наверное? Национальность – уходящая категория, нет?
- Нет, национальная идентичность - это важно. Когда мне говорят: ой, да мне не важно, кто ты – бурятка, калмычка или эстонка, как будто нивелируется опыт бурятки, калмычки и эстонки. А он у них разный. И может быть очень болезненным и травмирующим. Азиатам в России живется нелегко. Потому что россияне в большинстве своем…
- Расисты?
- Да, шовинисты и ксенофобы. Я не говорю, что все. Но если бы это было не так, то никакой войны в Украине бы не было. Потому что она абсолютно шовинистская, ксенофобская и колониальная, я замечу. А что касается активистов, то у нас есть движения за независимость – «Тусгаар Буряяд» и «Эрхэтен». Их создали буряты, которые живут за границей и хотят вернуться, когда империя будет развалена. Некоторые из них живут в Америке 8-10 лет, у них дети там в школах учатся. Но на наших эфирах они не просто говорят, что хотят вернуться, а разрабатывают программы развития на тот период, когда Бурятия отделится.
- И как ты считаешь, Бурятия сможет получить свою независимость?
- Бурятия имеет право на самоопределение. Захочет народ отделиться – надо отделяться. Если бы был референдум, я бы проголосовала за отделение.