Время коммента ⟩ Православное рождество – симптом осажденной крепости?

Российская столица украшается к зимним праздникам с особенной густотой. Фото: YURI KOCHETKOV/EPA

В ночь с 6 на 7 января наступает Рождество по юлианскому календарю. После того, как в 2022 году Украина с ее огромной православной общиной официально перенесла праздник на 25 декабря, стало понятно, что сохранение верности январской дате автоматически означает присягу стране, которая и через год продолжает истязать соседей, объявляя это «борьбой с фашизмом». Причем вне зависимости от того, насколько празднующие чувствуют себя вне политики.

На первый взгляд, разница между 25 декабря и 7 января – чисто календарная. За ней стоит как бы чистая традиция и ничего более. Тем не менее, ни одна традиция сама себя не объясняет, хотя ее сторонникам выгодно именно это. Ведь так все остается по-старому и подается как следование «вековым устоям», на которые нельзя посягать!

Хотя календарь – это исторически изменчивое, а не вечное и неприкосновенное явление. Например, введение в 1582 году папой Григорием XIII нового календаря было связано с признанием ошибок в римской номенклатуре, названной когда-то в честь диктатора Гая Юлия Цезаря. А то, что новый календарь не был принят православными странами, объясняется лишь его «папским» происхождением.

Введение григорианского календаря. Барельеф на могиле папы Григория XIII в Соборе Св. Петра, Рим. Фото: Wikimedia Commons

Россия, отмечающая Рождество 7 января наряду с Грузией, Сербией, Иерусалимской церковью, могла так и остаться страной всеобщего юлианского календаря, если бы не большевики. Переход на григорианский календарь был для них принципиален. Этой процедуре был посвящен один из первых декретов советской власти. Несмотря на то, что она искореняла религию и ее институты вместе с так называемыми «правящими классами», не все церковные иерархи в знак протеста декларировали верность традициям. До середины 1920-х годов они еще обсуждали возможность перехода на григорианский календарь, но большевистский террор остановил эти дискуссии. Православие стало чем-то вроде темного угла советской жизни, у обитателей которого была одна задача – сохранить себя и не дать прерваться традиции.

Леонид Брежнев с религиозными деятелями Советского Союза. Фото: livejournal.com

Если бы советы не уничтожали церковь, а шли по пути толерантного отношения к ней как основе общественного согласия (как это было, скажем, в социалистической Польше), православные на Руси уже давно бы пережили обновление и праздновали Рождество 25 декабря. Но этого не произошло – календарь оставался инструментом сопротивления. Причем как против привычного, освященного традицией врага в лице «иноземцев-латинян», так и против супостатов, которые убили царя и засели в его палатах. Но к этим вторым приходилось приспосабливаться. А это означало адаптацию, привыкание, а затем и любовь. Впрочем, это отдельный разговор…

В эпоху так наз. «застоя» православие вошло в моду. Интеллигенция припадала к корням, ездила смотреть уцелевшие храмы в провинции, искала по столицам приходы, где стреиилась обрести «духовного наставника». Есть прекрасный фильм Глеба Панфилова «Тема» 1979 года, слишком смелый для своего времени и дошедший до зрителя только в 1986 году. Там в самом начале любовница главного героя – заслуженного писателя по имени Ким Есенин – восторженно восклицает, глядя в окно машины на церкви вдалеке: «Ким Алексеевич, красота-то какая! Вот она, Русь белокаменная, это же корни, наши корни!».

Панфилов откровенно издевался над этим поветрием. Было понятно, что в советском обществе утрачена традиция, которую безуспешно пытались сохранить отдельные уцелевшие представители «старых» культурных семей, типа Андрея Тарковского, чей фильм «Андрей Рублев» как раз и спровоцировал вышеуказанную моду. Он был закончен в 1967 году, но, как и «Тема», мариновался на многочисленных комиссиях и был пугливо выпущен в ограниченный прокат в 1971-м. Просто коммунисты в основной массе тогда уже плохо соображали, что к чему, иначе бы они его вообще не выпустили, а Тарковского выставили бы из страны гораздо раньше. И то в лучшем случае.

Когда после крушения СССР с православия был окончательно сняты все запреты, оно превратилось в оплот сначала осторожного, а затем все более решительного консерватизма. Считалось, что Россия «бездумно» заимствовала западный образ жизни, который церковь объявляла чуждым. В этом смысле она подхватила упавшее красное знамя. Только теперь на нем был лик не Ленина, но Христа. Те, кого удручало «засилие» заграничных свобод, могли обрести «подлинные» ценности, обратившись в ближайший восстановленный или только что построенный на средства губернатора храм.

Процессия священнослужителей в честь дня Св. Кирилла и Мефодия. Москва, 24 мая 2011. Фото: ALEXANDER NEMENOV/AFP

Дальше все шло по нарастающей. Православие делалось все больше с кулаками. Кроткого на вид патриарха Алексия сменил бодрый и боевитый Кирилл (Владимир Гундяев). Рождество оказалось в ряду тех праздников, с помощью которых «русский мир» утверждал свою особость. Оно стало ритуалом, который скорее разъединяет, чем объединяет людей, называющих себя христианами.

Если на рубеже 1990-х и 2000-х российские обыватели праздновали Рождество два раза и часто шутили на этот счет, то после окончательного возвращения Путина в Кремль в 2012 году декабрь до самого Нового года сделался подчеркнуто будничным. Зато и без того длинные новогодние каникулы, введенные в 2005 году (второй срок Путина), в 2013-м впервые продлились до 8 января – второго дня православного Рождества. Сырьевая страна с преобладанием госслужащих могла позволить себе отдохнуть вдоволь и встретить Рождество в нужной кондиции.

Кирилл, Святейший Патриарх Московский и всея Руси, митрополит Калининградский. Фото: ALEXANDER ZEMLIANICHENKO/AFP

Примечательно, что Рождество – это конец поста. По юлианскому календарю ночь с 31 декабря на 1 января – день за неделю до разговения. Новый год наступает с 13 на 14 января, а до этого – последняя рабочая неделя. Так что 1 января по новому стилю встать под бой курантов и даже запустить фейерверк, будь он неладен, - еще куда ни шло. Но чтобы игристое вино (в СССР присвоили термин «шампанское»), пресловутый «Оливье» (в каждом доме свой, настоящий), буженина под водку (точнее наоборот) – ни в коем случае! Я знаком с парой православных семей, героически не употреблявших в светскую новогоднюю ночь. Это было следование субкультуре вопреки царящему масскульту и вызывало уважение. Много ли таких…

В статусе субкультуры православное Рождество задержалось и в странах, история которых включает период советской оккупации. Его следствием является большой процент русскоязычных жителей. До февраля 2022 года некоторые из них находились в информационном и культурном «пузыре» России, соблюдая ее телевизионные обряды. Небольшое количество православных Эстонии, сохранивших духовную преемственность и до сих пор продолжающих подчиняться Московскому, а не Константинопольскому патриархату (отмечает Рождество с остальным христианским миром), пребывают в трудном положении. Но почему-то у меня нет сомнений, что не они будут запускать петарды вечером 6 января.

Праздничный фейерверк над Кремлем. Фото: TATYANA MAKEYEVA/REUTERS

Что же празднуют православные Эстонии? Они подчиняются традиции, так как церковь – институт по определению иерархический и консервативный. Сознают ли они, что Россия украла у них праздник? Что праздновать вместе с Россией – как минимум, сомнительный жест? Наверное, убежденные сторонники традиций находятся выше этой преходящей суеты. Они исходят из того, что войны кончаются, правители меняются, а вера – остается. Но как быть с тем, что сейчас их вера используется для оправдания войны, геноцида и беззакония?

Календарь превратился в инструмент утверждения права на идентичность. Неслучайно сомнения в допустимости новогоднего салюта по московскому времени встречают раздраженную реакцию: «Мой фейерверк – когда хочу, тогда и запускаю!». Пожалуй, Рождество по юлианскому календарю не выглядит так же вызывающе, что и светский праздник, подчеркнуто совпадающий с временем страны-агрессора. Однако православные, живущие по календарю российской церкви, не могут не сознавать, что стали заложниками ее самоизоляции и сговора с террористическим государством. Дальше – вопрос гражданской совести, который каждый решает для себя самостоятельно.