Репортаж из Причудья ⟩ Хроника пикирующего региона: туристические тропы вдоль опустевших деревень

Во всей Причудской волости (Пейпсияэре) живет около 5000 человек, и это число неуклонно уменьшается. Естественного прироста давно нет, работать негде, школы закрываются. В столицах это принято называть естественным процессом, а местные жители сознают, что превратились в персонал по обслуживанию туристов. Староверы, которых тартуские филологи изучали тут еще в начале века, сжались до музейных проектов. В успешности которых и ездил убеждаться Rus.Postimees.

Бело-голубой день. Чистый снег, едва тронутый редкими машинами, подсвечивает густое небо. Узкая лента староверских деревень обозначает границу берега, столетиями отступавшего под напором воды, которую здесь считают морем и поэтому «ходят в озеро». На улице напротив смотровой вышки, глядящей в воду, - кряжистый дом из красного кирпича. Это деревня Большие Кольки, позднее слившаяся с Малыми. Первые упоминания поселения, ныне известного как Колкья, относятся к 1592 году. Спустя сто лет здесь начали селиться раскольники, не принявшие реформы патриарха Никона в тогдашней Московии.

Музей староверов в Колкья открылся после масштабного ремонта в декабре 2023. Фото: Ян Левченко

Декорация, оставшаяся от прошлой жизни

Музей староверческой культуры начал работать в местной школе в 1997 году, а в 1999 году был официально зарегистрирован. В этом году музей отмечает 25-летие. Дом строился зажиточным местным жителем в 1870-е годы, но из-за банкротства хозяина быстро отошел к волости. Школа, детский сад, библиотека, сельсовет, почта - и это еще неполная вереница предыдущих жильцов, по словам директора музея Лилли Таракановой.

Директор музея Лилли Тараканова. Фото: Ян Левченко

«Русская печь - душа дома, - говорит она. - В деревнях у нас единицы перекладывают печи, очень длинная очередь к мастерам, потому что их все меньше». Однако мастерство воспроизводится, часто передаваясь по наследству от отца к сыну. Печь - сложное сооружение: можно топить как отдельно низкую лежанку, так и верхнюю часть, выходящую в спальню, можно и одну плиту для летней готовки, и плиту вместе с печью зимой.

Неужели кто-то и сейчас действительно готовит в печи? Директор удивляется невежественному вопросу: «В зимний период мы готовим только на этой плите. Во-первых, это экономия - не надо жечь ни газ, ни свет. Дом топится, и каша варится. Во-вторых, это очень вкусно и удобно. Чугунок в печь поставил и забыл. В обед домой пришел, достал - и поевши все. И вот для музея сделали такую же. И экспонат, и рабочий инструмент».

Можно топить только лежанку (слева), а можно - всю печь, выходящую в соседнюю комнату. Фото: Ян Левченко

Анна Портнова живет в Казепяэ (Казепель - деревня посередине между Кольками и Вороньим). Она 12 лет проработала в музее и, по словам нынешнего директора, «перетащила туда весь свой чердак». На первых порах экспозицию формировали все местные жители, которые вошли в XXI век в окружении привычных с детства вещей. Некоторые из них и сегодня используются в быту. Вещи в музее, говорит она, все из местных деревень. «Из трех на побережье, и еще из одной – Сипельга, она у нас тут рядом в лесу», - поясняет Анна Семеновна.

Когда-то музей открывался как «дом старовера» - основательница проекта Нина Баранина его так и называла. Анна Семеновна поясняет: «Дом - это значит для жизни: уклада, отдыха, молитвы. Вот вы вошли и, наверное, сразу почувствовали, что место у нас особенное. Люди говорят, что детство и юность вспоминают, когда переступают наш порог». Директор добавляет, что до ремонта спрашивали: «Это ваш дом? Вы тут живете?», - такая была атмосфера.

Анна Галаганова и Анна Портнова за самоваром - действующим экспонатом. Фото: Ян Левченко

2 декабря прошлого года музей открылся после трехлетней реконструкции. Она стоила 1300000 евро (630 тысяч дало самоуправление, остальное - фонд EAS, занимающийся развитием регионов. Сейчас обширный холл с витринами сувенирной лавки, а главное - второй этаж, куда ведет лифт для посетителей с ограниченными возможностями и где находится мультимедийная экспозиция, сразу же напоминают, что это современный музей. Который, уверена Лилли Тараканова, «держит весь край. Если бы не музей, никаких мелких бизнесов и промыслов, ориентированных на туризм, здесь бы не было».

Воспроизведенный интерьер моленной. Надеваете VR-очки - посещаете службу. Кстати, на той, что попала на съемку, удивительно много детей. Фото: Ян Левченко

Специализация – туризм?

Дорога вдоль побережья Чудского озера известна как «луковый путь» (Sibulatee). Старообрядцы издавна выращивают лук на высоких грядках - он быстро зреет в прибрежном грунте, который удобряют донной тиной. Наряду с чудской рыбой от огромной форели до крохотного снетка, который когда-то тоже использовался как удобрение, лук - основа местного брендинга. Он должен быть ровного желтого цвета, хотя туристы последнее время охотно покупают розовый, который получается из-за смешанного опыления. Гламурные вкусы диктуют моду и на лук.

Деревня Варнья. Указатель, что «луковый путь» все-таки тут, укреплен на фоне Воронейской моленной. Фото: Ян Левченко

Ближе к концу зимы «луковый путь» оживляется. В конце февраля проходит «День каракатицы» - так здесь называется машина на больших мягких колесах для передвижения по льду. Уже более 20 лет эти харизматичные транспортные средства выезжают на парад вдоль прибрежной улицы, которая, по сути, одна на три деревни. В начале марта «каракатиц» сменяют гонки на финских санках (tõukekelk).

В этом году «день каракатицы» волостное собрание решило провести в воскресенье 25 февраля. По мнению местного депутата Ирины Орловой, мероприятие накануне рабочей недели не очень удобно - это скажется на туристическом потоке. Но, видимо, праздник местной кухни, который занял субботу, кому-то показался важнее. Брендинг через гастрономию, как явствует из рекламы Лукового пути, сейчас доминирует. Тогда как транспорт, позволяющий разъезжать по льду, самим своим существованием угрожает пугливым нормативам Евросоюза.

Каракатицы у автомастерской в Калласте. У той, что на переднем плане, щегольский номер, который, верроятно, не претендует на место в регистре. Фото: Ян Левченко

Анна Семеновна говорит, что когда-то из площади четырех деревень в 31 кв. км восемь занимали луковые гряды. Каждая семья выращивала за сезон семь-восемь тонн. Был другой рынок сбыта. Но это не главная причина: важнее то, что остались одни старики: «Молодые мало занимаются этим, потому что на такие деньги уже не выживешь». За сезон люди зарабатывают максимум две с половиной тысячи евро. «Это же дрова только подкупить, может, дом подлатать, - подхватывает Лилли Тараканова. - А работать для этого надо день и ночь, причем у тебя стаж не идет».

Чудской лук часто продается сплетенным в косички. Фото: Arvo Meeks/Valgamaalane

С рыбой - то же самое. Квоты и запреты сильно снижают привлекательность рыбной ловли для молодежи. Всю вторую половину прошлого века шла неуклонная депопуляция. В традиционном деревенском жилище под одной крышей жило несколько поколений, теперь - один-два человека старшего возраста. Дети и внуки в городах и других странах. Хорошо, если кто-то приезжает по праздникам.

Образованные и положительные

«Туристы знают о нас по светским мероприятиям, - говорит Анна Портнова, - но наш собственнный календарь подчиняется нашей вере. В январе празднуем Рожество, у нас так говорят. Троица и особенно Пасха – вот когда моленные не вмещают всех, кто приехал. На Пасху всегда праздничное настроение, Воскресение Христа настраивает на торжественный лад. А Рожество у нас аскетичное, потому как человек для страдания рождается».

Моленная и кладбище в Колкья. Фото: Ян Левченко

Староверы здесь разные. В Больших Кольках, Казепяэ и Варнья - Поморское согласие, в Малых Кольках - более строгое Федосеевское. Его прихожанка Анна Галаганова поясняет: «Рабские мы, потому что "рабы Божьи". Только 24 года обратно (на чудском говоре - то же самое, что «назад» - прим. ред.) нам всем креститься разрешили. А то женатые и замужние так на службе стояли – нельзя было креститься и молиться. А помолиться же хочется! И на крылос (клирос - прим. ред.) тоже петь нельзя было ходить, грех большой. Жди, пока супруг умрет! Петь могли только неженатые и незамужние, вдовы да вдовцы. Но теперь послабление везде», - говорит Анна Анфияновна.

Клирос - в переводе с греческого «место, надел». На этом выделенном месте стоят певчие. Они представляют хор ангелов, поющих во славу Божию. Староверы сохраняют традицию унисонного одноголосного пения по знаменной, или крюковой записи. На Чудском озере еще в период советской оккупации сохранялась так называемая «тетенькина школа»: молодежь ходила учиться к старикам. Сейчас состарились и те, кого раньше называли «отпадшими» - людьми, которым знание не было передано традиционным способом. Нынешние моленные держатся на тех, кто в зрелом возрасте ездил учиться по старообрядческим обителям.

Так наз. «горка» - ключ для понимания старообрядческого пения. Справа - лестовка, т. е. старообрядческие четки из 109 «лесенок» (ступенек) и двух лопастков (Ветхий и Новый Заветы), четыре уголка которых символизируют четыре канонических Евангелия. Фото: Ян Левченко

Если бы все оставалось по старой строгости, петь было бы некому. Население деревень стареет и не воспроизводится. Регион превращается в туристическую затею, а молодежь уезжает: нет перспектив. «В 1960-е годы во всех наших деревнях жило две с половиной тысячи человек, а сейчас осталось 550», - комментирует печальную динамику Анна Портнова. Парадокс в том, что официально атеистические советские годы не оказали такого разрушительного действия на уклад староверов, как это удалось современности со всем ее внешним интересом к наследию.

Уезжающих здесь не укоряют - молодежи нужны перспективы. «Глупых у нас никогда не было, всегда все были образованные, потому и работали на совесть», - говорит директор музея. А ее старшая коллега добавляет: «Я долго жила в Тарту. Мой начальник говорил: староверу дай работу - он будет днем и ночью работать, а сделает. Обязательность, трудолюбие - это наши люди. Но мы стареем, а нанять некого. И толоку не сделать. Раньше огород у меня был 160 грядок. Осталось десять», - Анна Семеновна вздыхает. Возразить нечего…

Лилли Тараканова и Анна Портнова в кухне «дома старовера». Фото: Ян Левченко

Община, тающая в прошлом

Аналогичный музей местной жизни есть и в Варнья. Можно сказать - на другом конце улицы, идущей через три деревни. Посередине, в здании бывшей амбулатории в Казепяэ находится AmbulARToorium - галерея Аннике Хаасе с акцентом на фотографии. Наконец, в старом рыбацком доме в Варнья есть еще одно арт-пространство Voronja Galerii, основанное художницей Кайли Каськ и куратором Раулем Орешкиным. Оба заведения инвестируют скорее в обновление образа «лукового пути». Тогда как Музей живой истории при НКО «Семейное общество» (MTÜ Pereselts) ориентирован на сохранение наследия.

Воронейский музей рифмуется с тем, что в Колкья. Оба символизируют основательность, определившую репутацию местных жителей. Фото: Ян Левченко

Музей чуть моложе «дома старовера» в Колкья. «Мы зарегистрировали наше общество 23 года назад, чтобы сохранить культуру нашей деревни, - говорит председатель Раиса Полякова. - Песни и обычаи у нас разные. Хотя мы все тут, в Причудье, беспоповцы. Моя тетя по отцу вышла замуж, как у нас говорили, в "поповскую" семью. Ее свекор был знатоком знаменного распева. Меня у них дома завораживали книги в старинных переплетах. Там у меня зародился интерес к нашим традициям».

Раиса Полякова - председатель «Семейного общества», Варнья. Фото: Ян Левченко

Первые проекты общество писало с прицелом на обучение местных жителей, которые утратили связь с корнями. «К нам приезжали наставники из рижской Гребенщиковской общины, дали какие-то азы, - рассказывает Полякова. - Но по-настоящему нам дал знания Владимир Шамарин (с 2018 года – председатель совета Древлеправославной поморской церкви - прим. ред.). Мы стали разбираться в знамениях. Мы же не по нотам поем, а по горке, видели же такую?».

Беспоповцы - ветвь старообрядчества, в конце XVII века отказавшаяся от духовенства после смерти последних священников-раскольников, не пожелавших подчиняться реформе патриарха Никона 1656–1667 годов. «Древлеправославные христиане, иже священства не приемлющие» (полное название беспоповцев) иногда сравниваются с лютеранами, поскольку крещение и исповедь у них осуществляется выборными мирянами, а таинства, сохранившиеся и в пореформенном священстве, такие как причащение или миропомазание, у них отменены. Среди чудских беспоповцев существует разделение по критерию принятия брака. Если в Федосеевское согласие входят так называемые «безбрачники», то в Поморское - те, кто признают таинство брака и проходят соответствующий обряд, совершаемый мирянином.

На картине русско-советского реалиста Владимира Кузнецова «Божьи люди» (1917) изображена старообрядческая служба, где женщина читает у аналоя молитвы, а слева от нее стоит старец с лестовкой и подручником (подушечкой для поклонов). Фото: Wikimedia Commons

Раиса уезжала на пять лет на юг России и вернулась в родную деревню в 1997 году. В семьях старообрядцев действует правило: дом достается младшему ребенку, а вместе с ним и забота о престарелых родителях. Но и без этой традиции она бы вряд ли осталась. Выезжала туда по рекомендациям врачей - ребенку требовалась смена климата. «Но тут мы совсем другие. У нас здесь и сейчас пришлых с России зовут "русманами". А раньше про таких говорили - советские. Это значит - атеисты. Ведь советская власть дорого обошлась староверам», - напоминает Раиса. Репрессии только укрепили веру, хотя это и не повод для их прославления.

Дом, согреваемый дыханием

Pereselts - потому что «семья», она же «община». Здесь стараются поддерживать семейный дух, но из «воронейских клирошан», то есть из местных, которые могут петь на клиросе по правилам, осталось четыре человека. Сразу после обучения у Шамарина было 12. Но… и тогда уже все были пожилые. Важно, что Раиса и ее коллеги по обществу застали поколение людей, которые помнили порядок старинных староверских праздников и могли их отделить от той полуязыческой смеси, которая образовалась в «народном православии» в советские годы.

«В музее уникальная коллекция косоворотки, - Раиса распахивает платяной шкаф. – Вы же знаете, что у беларусов и украинцев – вышиванки с прямым воротом, а у нас отступление на левую сторону. У детской три сантиметра, у взрослой - пять. Часто даже крещеные спрашивают: почему косой ворот? Чтобы при поклоне при расстегнутом вороте не выпадал нательный крест. Он ведь так и называется, что его напоказ не выставляют. На льняной тесемочке и в солнечном сплетении».

В музее живой истории. Шкаф с косоворотками - слева. Фото: Ян Левченко

Общество получает финансирование из фонда интеграции (НКО «Культурный центр староверов») - его, по словам Поляковой, хватает на годовой цикл значимых дат. Для музея пишутся отдельные проекты. Всего за 23 года было написано 72 проекта, а поддержку получили 68. На проектные деньги приведен в порядок дом 1903 года постройки. Это сейчас в нем только гостиная общества с кухней, а наверху - экспозиция музея. В 2002–2003 годах тут было много кружков - в деревне еще жило достаточно детей, ходивших сюда на занятия. Что теперь - понятно…

«Помимо праздников у нас тут мастер-классы проходят, - Раиса тактично обходит грустную тему. - Например. мы можем научить печь чудскую пасху, она у нас из теста, а не из творога. Или сахар варить. Чтобы что-то вроде шербета получилось. Как у нас говорят: lehmakommimoodi, как конфета "Коровка", да?». Но эти истории, конечно, сезонные, туристические. Своих учить не надо, они с детства это знать должны. Только этих своих уже почти не осталось.

Чудское лакомство - вареный сахар. Фото: Valdek Laur

За председателя семейного общества договаривает ее соседка из Калласте - Ирина Орлова. По ее словам, нет ничего удивительного, что в музее Варнья пар идет изо рта. Несмотря на энтузиазм и бодрый настрой Раисы Поляковой, стабильно натапливать помещение там не получается. Значит ли это, что финансирования не хватает? Или все съедает инфляция, о которой деревенские жители узнают по ценникам в магазине Coop, так щедро представленном в Тартумаа? В этих краях твердо знают одно правило: надо все уметь и поменьше жаловаться.