:format(webp)/nginx/o/2022/03/07/14412109t1h16fe.png)
:format(webp)/nginx/o/2024/01/22/15842866t1ha7b6.jpg)
Русскоязычные учителя бастуют гораздо реже, чем их коллеги из эстонских школ. В качестве причин можно назвать стресс, связанный с намеченным переходом на эстоноязычное обучение, а также слухи и ложные страхи. Однако связывать забастовку и переход – неверно. Все учителя имеют законное право требовать повышения зарплаты. Педагоги, не бойтесь и будьте активными!
В понедельник, 22 января, в Эстонии стартовала бессрочная забастовка работников школьного образования. Глава Эстонского профсоюза работников образования Реэмо Вольтри прогнозирует, что в забастовке примут участие около 20 000 человек. Главное требование - повышение минимальной зарплаты и заключение коллективного трудового договора.
Вольтри пояснил, что по имевшимся к утру понедельника у профсоюза данным, в забастовке принимали участие 330 школ и 9471 учитель. Детские сады, учреждения профессионального образования и школы по интересам присоединятся в среду.
Масштаб забастовки действительно производит впечатление, но заметно, что забастовочная активность разнится по регионам. В частности, судя по поступающим сообщениям, на северо-востоке Эстонии идея забастовки не получила серьезной поддержки, что на первый взгляд выглядит довольно неожиданным. В Таллинне забастовочная активность русскоязычных школ очень различается.
Экономическая ситуация в Ида-Вирумаа непростая, поэтому трудно предположить, что работающим в этом регионе педагогам могут быть безразличны требования забастовки о значительном повышении заработной платы.
Ида-Вирумаа, где запланированный переход на эстоноязычное школьное образование связан с особенно крупными вызовами, осторожность людей может быть вызвана в том числе и инстинктивным желанием не напоминать о себе властным институтам в негативном ключе. К этому можно добавить слабую представленность Эстонского профсоюза работников образования в регионе.
Наличие подобных настроений можно разглядеть и в некоторых русских школах в других регионах страны, включая Таллинн. Например, директор Таллиннской гуманитарной гимназии Аннелий Юхкама прямо сказала в интервью в студии Rus.Postimees, что русским школам бастовать труднее, чем другим, поскольку напряжение в коллективах выше: «Возможно, присутствует страх. Это страх перед будущим. Страх потери работы».
По ее словам, в ее школе есть педагоги, которые принципиально отказались от участия в забастовке. Директор считает, что переход на эстонский и освоение языка требуют очень много сил и внимания, при этом страх усиливают и слухи, которые курсируют в школьной среде.
Наверное, на практике влияние этих слухов может выглядеть так: учитель, у которого пока нет уверенности в способности выполнить требования, предъявляемые к нему для продолжения работы в школе после запуска реформы, не хочет прирастать в глазах Министерства образования репутацией конфликтного человека.
Отказ от участия в забастовочной акции может показаться плюсиком в его досье, который будет учтен при принятии контрольными органами решения о возможности продолжения им педагогической карьеры.
С человеческой и эмоциональной точки зрения такую логику понять можно, но еще проще оказывается все-таки констатировать, что между участием в забастовке и шансами сохранить за собой рабочее место на фоне реформы нет никакой связи.
Определяющим критерием профессионального соответствия педагога в условиях реформы русских школ будет наличие у него сертификата о знании государственного языка на категорию C1. Невозможно придумать ни одного сценария, по которому участие в проходящей сейчас забастовке могло бы негативно сказаться на перспективах педагога сдать языковой экзамен.
Чтобы продолжить работу учителем, человеку нужно не подтверждать какую-то лояльность профильному министерству, а сосредоточиться исключительно на улучшении своих навыков владения эстонским языком, в чем их должно поддерживать местное самоуправление и государство.
Однако то обстоятельство, что в Ида-Вирумаа во многих учебных заведениях педагогами принимается практически коллективное решение о неучастии в забастовочной акции протеста, наводит на мысль, что и на уровне администраций школ присутствуют настроения, что лучше лишний раз не высовываться.
Если это действительно так, то это очень досадно, потому что получается, что люди по совершенно надуманным причинам и под воздействием несуществующих угроз отказываются от возможности громко высказаться в защиту своих прав как представителей критически важной для функционирования и устойчивого развития государства профессиональной сферы. В демократическом правовом государстве таких страхов быть не должно, и множить их непозволительно.
Тем самым школы, в которых еще ведется обучение на русском языке, лишаются возможности показать себя в качестве равноправной части эстонской системы образования, разделяющей с ней как общие ценности, так и общие болевые точки.
Ведь именно будучи встроенными в эту систему и никак себя от нее не отделяя, можно было бы - среди прочего - рассчитывать и на то, что с теми самым вызовами, которые влечет за собой для русских школ переход на эстонский язык обучения, справиться и таллиннским, и ида-вируским, и другим учителям и директорам русских школ будет куда легче.