Без ремня и ветрил

Я – чей? Фото: Scanpix/Postimees

В одном из последних номеров «ДД» был опубликован материал Марианны Тарасенко «Охранять, чтобы было, кого защищать». Автор поднял тему, которая никак не могла оставить меня равнодушным: «В последние годы государство сильно озаботилось правами ребенка, его защитой от... родителей и учителей: не дай бог, мама-папа твои права нарушат, подзатыльник отвесят – сразу беги, детка, жаловаться. А уж если учитель „оскорбил“ или, хуже того, ухватил за шиворот – вообще туши свет, преступление века».

Действительно, «взрослый» протест против «прав ребенка» только нарастает. Выражение «ювенальная юстиция» воспринимается уже как матерное. Отчего так? Отчего я, будучи правозащитником, последовательно выступаю против феминизма и «прав ребенка»?

Себе я это объясняю нарушением закона сохранения энергии. Конвенция ООН о правах ребенка 1989 года появилась, по сути, на пустом месте. Согласно этой конвенции возник субъект – ребенок (до 19 лет!) и заявил о своих правах. Но прав не существует без соответствующих им обязанностей. Права и обязанности возникают вокруг ценностей, поэтому любое наделение правами одного – это ущемление в правах другого. Если только речь не идет о чем-то принципиально новом, на что еще никто прав не предъявлял.

Кому принадлежат дети?

Кто поступился своими правами в пользу ребенка? «Государства-участники настоящей Конвенции». И только. Мы, родители, за эту Конвенцию в ООН не голосовали. А если бы голосовали, то сначала озаботились бы Конвенцией о правах родителей. Потому что нам нужен однозначный, черно-белый ответ на вопрос: чей ребенок? И в требовании ответа на этот вопрос родительский инстинкт и здравый смысл солидарны – редкий случай!
Конвенция ответа на этот вопрос не дает.

С одной стороны, «Государства-участники обеспечивают, чтобы ребенок не разлучался со своими родителями вопреки их желанию…», то есть желание родителей чего-то стоит. С другой стороны – «…за исключением случаев…», «…например, когда родители жестоко обращаются с ребенком или не заботятся о нем…» решение «о разлучении» принимают «компетентные органы, согласно судебному решению», то есть государства. Это означает, что в Конвенции о правах ребенка государства договорились между собой, когда и на каких условиях они вправе отнимать у нас детей.

Так чей же ребенок? Родителей, государства? Или правильным будет ответ дяди Федора: «Я сам по себе мальчик, свой собственный»?

При ближайшем рассмотрении юридически объект под названием «ребенок» выглядит невероятно сложно. Например, относительно недавно было введено в оборот понятие – «школьная обязанность». Исходя из названия, это обязанность ребенка посещать школу и успевать на занятиях. Но ответственность за неисполнение ребенком его обязанности возложена на родителей – в новом Законе об основной школе и гимназии вплоть до штрафов.

Налицо грубая асимметрия: если за исполнение обязанностей ребенка отвечают родители, то они же должны осуществлять и его права. Но нет: «Государства-участники обеспечивают ребенку, способному сформулировать свои собственные взгляды, право свободно выражать эти взгляды по всем вопросам, затрагивающим ребенка, причем взглядам ребенка уделяется должное внимание в соответствии с возрастом и зрелостью ребенка». Опять: кто взял на себя обязанность «уделять должное внимание»? Государства-участники…

Старый добрый метод

О том, как государства «уделяют должное внимание», много и часто сообщает в Facebook мой знакомый финн Йохан Бэкман, который в Эстонии, к сожалению, известен исключительно как антифашист. Напомню одну из историй, уже известную нам из СМИ: «Валентина Путконен в 2011 году была лишена родительских прав за то, что запретила 10-летней дочке Юле есть конфеты перед супом. Дочь пожаловалась, по совету бывшего мужа и отца ребенка Йоуни Путконена, в Союз защиты детей, после чего женщину обвинили в насилии над ребенком и дочку забрали в приют, хотя проведенная по требованию женщины экспертиза не обнаружила никаких следов насилия на теле девочки». Сейчас Валентина находится… в психиатрической клинике, куда ее насильно поместили финские власти.

«Она рассказала, что в начале недели ее насильно забрали из ее собственного дома два полицейских, которые взломали двери. При этом присутствовали врач и медсестра. (…) Она сопротивлялась, и на нее одели наручники. Ей ничего не объяснили, не показали каких-либо решений или бумаг и поместили в закрытое отделение психбольницы, где она должна будет провести минимум три месяца, а может быть, и дольше. Ей насильно дают какое-то лекарство». Это рассказывает уже другой мой знакомый, Юха Молари. Как видно, финны нашли свое решение проблемы «интеграции русских» – им для этого русские школы закрывать не надо, они просто отбирают детей.

В 1998 году председатель Маардуского городского собрания Ханс Винкман, которому было около 70 лет, предложил ввести порку детей в учебных заведениях города Маарду. И представил соответствующий проект. Как его тогдашний заместитель могу заверить, что Винкман находился, что называется, в здравом уме и твердой памяти. На такой шаг старика, как я понимаю, подвигло частое общение с внуками. Проект, как и следовало ожидать, не был допущен до голосования. Поскольку был плохо оформлен. Чем не причина?

Откуда вообще взялось неприятие наказания детей? Ответ на этот вопрос может оказаться длинным, но отмечу один аспект: речь идет о неприятии частного наказания, частного правосудия. Государства «справедливо» решили, что правосудие – это государственная функция, и у частных лиц, в том числе родителей, ее нужно отнять. Как в 2002 году было отменено «частное обвинение», доселе допустимое по делам об изнасилованиях и клевете. Тут важен и еще один аспект: в отличие от государства, родители знают, зачем наказывают своих детей. А государство – не знает: в Пенитенциарном кодексе вообще нет статьи под названием «цели наказания». И все мои попытки выяснить этот вопрос у эстонских юристов наталкивались на один-единственный ответ: «Ну, все так делают…»

Конфликт отцов и властей

Но это – о частном правосудии и наказании, а Винкман говорил о порке в школах. Если наказание (вслед за правосудием) – государственная функция, то что тут может сделать муниципалитет? Вырисовывается новое конфликтное поле: показателем этого конфликта является частое полоскание в прессе таллиннского МуПо. Я же в связи с этим вспоминаю один снятый на мобильник ролик, который нашел в YouTube: в ответ на предложение эстонской учительницы пройти к доске эстонский старшеклассник, развалившись на стуле с ногами на стол, делает ей встречное предложение. Недвусмысленное – скажем так. (К сожалению, газеты не оперируют титром «детям до 16».)

Затем камера мобильника тщательно изучает смену выражений лица у этой 50-летней женщины. Завораживающее, скажу, зрелище. В результате та предпочла сделать вид, что ничего не произошло. Класс победно гогочет. Pussy Riot рулит, а президент в косухе на фестивале панк-рока в Раквере говорит об особом вкладе панк-культуры в дело обретения Эстонией независимости. Ну, за что боролись… Интересно, о чем эта учительница вечером рассказывает своему мужу? И как должен вести себя муж? Голосовать за Винкмана?

И еще одно. Лесбиянка Маша Гессен в серии «Проповеди» на телеканале «Дождь» разразилась проникновенной речью против запрета на пропаганду гомосексуализма. Это – другая тема, но вот кусок ее выступления, в котором она говорит о своем усыновленном ребенке: «Но вообще ему 13 лет, поэтому большую часть времени мы друг друга бесим, потому что я его воспитываю. Иногда мне хочется его убить, и боюсь, что он это знает».

Это заявление – хороший аргумент в пользу гомосексуальных пар, поскольку показывает нормальную родительскую реакцию. Действительно, родители и тинейджеры – враги. Почему так? А как иначе? Родители, подчиняясь воле государства, старательно задерживают развитие ребенка; гормональный взрыв, который раньше доставался 15-летнему мужу, теперь достается родителям. В виде бунта. Ибо государство (и общество) решили, что брачный возраст, вопреки законам природы, следует сместить лет на пять-шесть, и эти годы – непосредственный родительский кошмар.

Еще более досадно то, что достижение половой зрелости осталось по времени тем же, а вот средняя продолжительность жизни резко скакнула вверх. Если ты живешь до 35 лет, то понятно, что потомство нужно произвести в 13. А если до 65? А в США количество людей старше ста лет уже измеряется десятыми долями процента… Государства по-своему стараются расписать «жизненную программу» на весь средний срок продолжительности человеческой жизни, и «пропорционально» этой программе дети должны появляться у родителей в 22-25 лет. А еще лучше – «когда встанешь на ноги». Но природа-то требует в 13-14! Тушить гормональный пожар государство по умолчанию отрядило родителей, предусмотрительно отобрав у них все пожарное снаряжение. Не слишком ли большая нагрузка на родительский инстинкт?

Заканчиваю. Проблема с «правами ребенка» (а это проблема) – следствие такого вот развития общества. Какие-то механизмы саморегуляции уже включились – например, 16-летние интернет-миллионеры уже не редкость, и тинейджеры сами научаются находить себе место в обществе «соответственно» возрасту. По меньшей мере, решать задачу «встать на ноги», хотя она и не единственная. Впереди – конфликты совершенно нового типа. Но сначала родителям надо разобраться с государством.