Попытка замахнуться на святое

Фото: Станислав Мошков

В прошлом номере «ДД» мы занимались рассмотрением объективных причин, мешающих нашим детям в полной мере овладевать иностранными языками. Но нельзя забывать о том, что и с языками родными у них тоже далеко не все в порядке. По этому поводу бьют тревогу образованные представители обеих диаспор, но воз и ныне там, а вернее, еще дальше от пункта назначения.

Если говорить о русском языке, то объясняя безграмотность последних поколений, ссылаются на следующие причины. Во-первых, на пресловутую сложность правописания, дополнительно осложненную не менее пресловутым «нечитанием»: современные дети с книгами не дружат, зато шарят по Интернету и извлекают информацию из его недр. В Интернете же каждый пишет, как умеет, а умеет он – см. выше.

А во-вторых, на то, что число уроков русского языка уменьшилось: если еще сравнительно недавно в основной школе, например, их было пять, то теперь – всего два. (При этом почему-то забывается, что и учатся сейчас не десять лет, а целых 12.) Но настолько ли эти причины серьезны в действительности?

Книга не панацея

Да, современные дети и вправду меньше читают. Но чтение, как правило, учит использованию различных стилистических приемов и влияет на умение выражать свои мысли, а на грамотность – не всегда. Я, например, знаю немало людей своего поколения, которые читали запоем, но писать толком так и не научились: ну не развита у них зрительная память.

Счастливы те, у кого грамотность врожденная: это сродни музыкальному слуху или способностям к рисованию. Таким людям достаточно ознакомиться с определенным набором правил (причем само правило может тут же забыться, но останется умение его использовать) и понять некую закономерность языка – всё, они пишут. Другим правила надо старательно заучивать и – самое сложное – учиться их применять. А это достигается тренировкой. И здесь мы вполне можем сетовать на то, что сократилось количество уроков. Но рационально ли используется то время, которое отведено на предмет? Боюсь, что не всегда.

Возьмем, например, учебник русского языка для 7-го класса, авторы – Наталья Береснева и Наталья Нечунаева. Сразу оговорюсь, что учебники этой линейки я в принципе люблю. Почему в принципе? А потому, что сами по себе они хорошие, но составлены в рамках Государственной программы обучения. Ну, Программу, как известно, каждый любит. Правда, без взаимности. Судите сами.

На просторах синтаксиса

Из 221 страницы «полезной площади» (без Введения и Приложения) 68 отведено на повторение изученного в 4–6-м классах, и более ста – на синтаксис. При том, что в повторении значатся такие темы, как «н» и «нн» в различных частях речи, например, в причастиях и прилагательных (в том числе и отглагольных, которые надо уметь отличать от причастий), правописание «не» со всеми существующими частями речи, наречие, местоимение со всеми его разрядами и – внимание! – местоименное наречие... Помните такое? Все эти – самые трудные! – темы несчастные дети изучали как раз в формате «два часа в неделю». И изучили, прямо скажем, не очень.

Это я сужу по тому, что мы имеем на выходе из гимназии: сталкиваться по работе приходится. Еще, кстати, отличная тема – частицы «не» и «ни», любой запутается, тем более что большинство людей, даже как бы знающих правила, и не подозревает, с какими подводными камнями здесь можно столкнуться. А тут – синтаксис, море синтаксиса!

Нет, его я тоже люблю. И даже знаю. И знаю основное его правило, которое по секрету сообщают исключительно филологам и только в университетах: во многих случаях как вопрос задашь – такой член предложения и получишь. И если хорошо пороешься в теории, то всегда найдешь научную школу, которая поддержит именно твое мнение, а остальные объявит бредовыми. И еще я знаю, для чего надо знать синтаксис: для того, чтобы правильно ставить знаки препинания. Например, не рисовать запятую между подлежащим и сказуемым. Но всему, даже русскому синтаксису, есть предел.

Звонок в роли крика петуха

Первый раз в мою голову эта крамольная мысль закралась еще в ту пору, когда я трудилась в школе. В 11-м математическом классе я стояла у доски и старательно распиналась о том, что обстоятельства могут быть места, времени, образа действия, причины, цели, условия, меры и степени, уступки... Вас укачало? Учеников тоже. «Зачем, – взвыли будущие математики, – нам это знать?» – «Как зачем? – возмутилась я. – Затем, чтобы... чтобы...» И наконец нашлась: «Чтобы быть образованными людьми».

Математики посмотрели на меня с сомнением, а я на них – злобно. Для закрепления материала шарахнула ладонью об стол и забубнила дальше: «Обстоятельство указывает на способ совершения действия, причину, цель или условие протекания действия»... – «Нет, – не унимались ученики, – а какую конкретно пользу принесет нам знание этих, несомненно, крайне интересных фактов? Как разряд обстоятельства влияет, например, на его написание?» Жизнь ученикам и рассудок учителю спас звонок.

И пока я спускалась по лестнице с третьего этажа, я возмущенно бормотала себе под нос что-то вроде: «Ну это надо же! Во дают! Разряды им не нужны! Как это не нужны? Нужны! Это же разряды обстоятельств! Без них – никуда. А с ними...» К моменту, когда я достигла цокольного этажа, я осознала горькую истину: на фиг они не нужны, и не только математикам.

Мертвая теория

Этим печальным открытием я имела неосторожность поделиться с коллегами на заседании районного методобъединения. Реакция была ожидаемой – от молчаливого неприятия одних до скандала, затеянного другими: «Вы замахиваетесь на святое! Кто вы такая, чтобы судить об этом? Нас так учили, и мы так учить будем!» Но дело в том, что нас, хвала учителю, так не учили: эту тему мы пробежали галопом и благополучно о ней забыли. И никому из писавших что выпускное, что вступительное сочинение это не помешало, а вновь столкнулись с ней только те, кто поступил на филфак. Курсе на втором, по-моему.

Но самое смешное, что знания эти пригодились и не всем филологам. А только тем, кто пошел в науку и избрал своей специализацией лингвистику и узкой специализацией – именно синтаксис. И, разумеется, учителям: для того, чтобы обогащать неприкладными знаниями школьников.

Нет, тайну ненужности разрядов я ученикам тогда не раскрыла, и гуманитарные классы у меня как миленькие их зубрили. Потому что так было надо. Вот только кому? Все эти разряды давно забыли: потому что в реальной жизни данные знания вряд ли пригодятся, а теория, не подкрепленная практикой, как правило, умирает. И сейчас, не поленившись, я опросила своих сотрудников (журналистов и филологов по образованию), помнят ли они эти премудрости. Увы!

Загадка СИС и СГС

Если у читателя создалось впечатление, что единственное «лишнее» знание – это разряды обстоятельств, то значит, я увлеклась. Вернемся к учебнику для 7-го класса. Способы подчинительной связи, свободные и несвободные словосочетания – это еще как-то к прикладным знаниям пристегнуть можно. Но скажите мне, какого рожна дети чуть ли не месяц учатся отличать составное глагольное сказуемое от составного именного? И любовно подписывают сверху, что одно из них – СГС, а другое – СИС?

Такого я не упомню даже в те времена, когда часов русского языка в школе было столько, что можно было позволить себе порезвиться на просторах родного синтаксиса. С какого перепуга изучаются все тонкости приложения (определения, выраженного существительным и связанного с определяемым словом согласованием или примыканием), когда достаточно изучить случаи дефисного и раздельного написания?

Когда-то я задала подобные вопросы отличному учителю, автору учебника Наталье Бересневой, и получила ответ: «Раз это есть в языке и в программе, должно быть и в учебнике. Ряд представленных тем – для ознакомления, поскольку они не несут выхода на практику. А дело учителя – определить, в каком объеме и кого этому учить». И действительно, удобно, когда учебник представляет собой достаточно полный справочник, вопрос в другом: все ли учителя хорошо осознают, что они делают и для чего? Какие, извините, к чертям собачьим, СИС и СГС, когда ученики тут же пишут «коньчились» и «ёжек»? А с другой стороны, придет с проверкой комиссия (в составе которой тоже люди разные) и придерется как раз к незнанию СИСов... Значит, все-таки надо что-то менять в программе?

И дай мне разума отличить одно от другого

Нет, я все понимаю: учитель много знает и ему хочется своими обильными знаниями поделиться. Но пора осознать простой факт, что уроков мало, а язык не упростился: конечно, если всерьез не относиться к тому, что добрый Фурсенко дождался момента, когда люди, наконец, привыкли к тому, что «кофе» – он, и разрешил ему принадлежать к среднему роду.

Попытки упростить правописание предпринимались неоднократно, но терпели фиаско хотя бы потому, что «упрощенцы» никак не могли договориться, как следует писать по-новому – «заец» или «заиц». Но приходило ли кому-то в голову, что упрощать надо преподавание? Особенно для тех, кто живет вне России.

За каким дьяволом вдалбливать в головы учеников пять случаев постановки тире между подлежащим и сказуемым и три случая его отсутствия с тремя же исключениями, когда это можно объяснить элементарно? Нашим-то детям, которым прекрасно известно назначение глагола «быть» в английском и эстонском... Зачем мучить длинным правилом о слитном и раздельном написании слов с «не», когда филологам известен еще один профессиональный секрет: подразумеваешь «да» – пиши слитно, подразумеваешь «нет» – пиши раздельно. Эта хитрость для наречий в большинстве случаев работает для всех знаменательных частей речи, кроме глаголов. И таких упрощающих, но помогающих научиться грамотно писать хитростей – тьма тьмущая.

Нам пора осознать, что часов русского языка никто не прибавит. Это – данность. А нам надо научить детей писать. Это – цель. Стратегия обозначена, дело за тактикой.

Слово практикам

В поисках учителей, которые этого не понимают, я обзвонила массу народа. Не нашла. Зато нашла массу подтверждений своему крамольному мнению, три из них приведу.

«Теории нужен минимум, и это должна быть та теория, которая помогает поддерживать грамотность. Что касается тем, о которых вы говорите, так я только знакомлю детей с материалом. А вот если кто-то выберет экзамен по русскому языку или просто заинтересуется, тогда я буду с ними этим заниматься», – сказала завуч и учитель русского языка Таллиннской еврейской школы Фаина Габович.

«Какое прикладное значение имеют эти темы? Никакого. Зачем они в программе? Ни зачем. Где логика? А ее нет», – вторит ей учитель русского языка Ласнамяэской гимназии Клара Богданова.

«Прикладное значение? – веселится учитель Таллиннской гуманитарной гимназии Николай Чурилин. – Ха-ха-ха! Не знаю я, зачем это в программе. Если речь идет о гимназии, то может потребоваться тем, кто собирается стать филологом. Или участвует в олимпиадах. Речь нужно развивать устную и письменную, а не надписывать СИСы и СГСы».

Так, может, перестанем выпендриваться?

Разные учителя учат по-разному. И часть из них бездумно следует учебнику, который требует к себе творческого отношения. Но мы, люди, ничего потребовать не можем: спросишь такого учителя, зачем он пристает к детям с неприличными аббревиатурами, а он тебе в ответ – учебники и Госпрограмму.

Вечные перемены в образовании надоели всем. Но то, что следует менять программу по русскому языку и подход к его изучению, – это точно. Иначе худо будет.