Что произошло в прошлую пятницу, т.е. через день после того, как Postimees написал о сборе подписей у вас на работе, о вербовке на митинг и о предложении получить за это два свободных дня?
Начальник отдела трамвайного движения Вахур Калдас подошел ко мне и сказал, что, по имеющимся у него данным, именно я дал информацию в прессу.
Как он мог это узнать?
Этого я не знаю. Могли просто проверить всех, кто подписался под бумагой.
Что вы ответили?
Признался, что это я сказал, поскольку скрывать мне нечего. Каждый, кто утверждает обратное, т.е. что сбора подписей не было, — лжет.
Что было дальше?
Kaлдас сказал, что в их ведомстве право общаться с прессой имеет только пресс-представитель фирмы. Я же считаю, что в демократическом государстве каждый имеет право на свободу мыслей и высказываний.
О чем вы еще говорили с Калдасом?
Он напомнил мне, что какое-то время назад я сам высказывал желание уйти с работы. Тогда я подтвердил, что по-прежнему не отказываюсь от этой мысли. Он спросил меня, не могу ли я прямо сейчас написать заявление об уходе. Что я и сделал, отметив последним рабочим днем 7 мая.
Почему вы не хотите говорить об этом открыто под своим именем?
Мне дешевая популярность не нужна. Я честно рассказал историю о том, что со мной произошло, надеясь, что подобные гнусности прекратятся.
Вы довольны результатом?
Если вы о том, что больше нет речи о двух свободных днях за выход на митинг, то да. Теперь говорят лишь о том, что участие в митинге — это личное дело каждого.
В прошлую среду сразу после окончания смены, т.е. ровно неделю назад, вам же обещали два свободных дня с сохранением зарплаты?
Да, я подписался под бумагой, в которой обещал принять участие в митинге. Теперь говорят, что никаких свободных дней не будет. Но, повторяю: все, кто утверждает, что сбора подписей не проводилось, лгут.