Время коммента ⟩ Стальнухину далеко до Сталина, но он тоже «прагматик» (2)

Ян Левченко
, журналист
Copy
Фото: Tairo Lutter/Postimees/Scanpix Baltics

Бывший центрист, а ныне независимый политик Михаил Стальнухин собирается стать первым в истории Эстонии независимым депутатом Рийгикогу. Это вызывает у представителей сильных партий раздражение и недоумение с привкусом иронии. Но такая недооценка может обойтись дорого. Предельный прагматизм бывает сложно остановить.   

В начале января Михаил Стальнухин, исключенный в сентябре 2022 года из рядов центристов, заявил, что будет баллотироваться в Рийгикогу как независимый кандидат. В случае своей удачи он пообещал отстроить новую партию. Государственная вещательная компания привела слова Стальнухина, что его избиратель живет в Ида-Вирумаа, не доверяет правительству и является «очень прагматичным человеком».

Амбициозные планы оппозиционного политика прокомментировали главный редактор «Северного побережья» Эрик Гамзеев и журналист, ведущий студий Postimees Павел Соболев. Первый отметил, что сторонники Стальнухина составят процент жителей Ида-Вирумаа, чьи взгляды противоречат взглядам большей части эстонского общества. Второй обратил внимание на то, что Стальнухин при всей заостренности его заявлений никогда напрямую не поддерживал российскую агрессию в Украине, что «позволяет ему не выглядеть на эстонской политической сцене абсолютным изгоем».

Действительно, в отличие от других сил эстонской политики, находящихся в наиболее непримиримой оппозиции, Стальнухин может рассчитывать на ощутимую поддержку. Он политический тяжеловес, делающий верные ставки. В 2014 году в ответ на осуждение аннексии Крыма депутатами Рийгикогу он предпочел адресовать коллегам встречные вопросы.  В просторечии, которое в русском языке нередко имеет криминальное и другое маргинальное происхождение, это называется «перевод стрелок».

9 мая 2017 года на Военном кладбище в Таллинне.
9 мая 2017 года на Военном кладбище в Таллинне. Фото: Mihkel Maripuu/pm/scanpix Baltics

Стальнухин резок и эмоционален: это многих подкупает. При этом он умеет дать понять, не сказав при этом прямо. В 2017 году Стальнухин вновь косвенно подтвердил свои предпочтения, заявив по поводу несостоявшегося визита в Россию, что поедет не только в Москву, но и в Крым, если захочет. А Эстония может и дальше терять транзит, инвестиции и другие преимущества восточного соседства.

Ведь отстаивать экономические интересы Эстонии – это, в самом деле, совсем не значит открыто поддерживать Путина и возгонку напряженности, которой Россия занималась все минувшее десятилетие. Но у нее можно заимствовать тактику упомянутого перехвата. Ну, например, так: «Это все они, с чего вы взяли, что это мы? У вас односторонний подход, противоречащий ценностям демократии и плюрализма, которых мы, в отличие от вас, твердо придерживаемся». Это стиль восточного соседа Эстонии, от которого ей ничего, кроме пользы. Никаких идей и ничего личного – только прибыль любой ценой.

Политический прагматизм восходит к Никколо Макиавелли. Многие ошибочно считают его поклонником прагматизма, тогда как он просто с наигранным бесстрастием описывал, из чего сделаны правители. Стальнухин приписывает своему избирателю прагматизм, создавая его по своему образу и подобию. Можно возразить, что он лишь реагирует на те настроения, которые уже есть у людей. Но чтобы эти настроения заработали, нужно придать им форму. Прагматик этим и занят. Скучные идеи для «умников», главное – цель, а для ее достижения все средства хороши. Которые оправдывается деловыми, в частности, экономическими интересами.

За примерами далеко ходить не надо. С самого начала путинского правления мировая общественность называла его с легкой опаской «прагматиком».  Ведь он умело выстраивал образ практичного лидера, исходящего из пользы для страны и ее развития. В начале 2010-х годов, уже прокачав квалификацию с помощью советников, Путин сам охарактеризовал себя как «прагматика с консервативным уклоном». Этого уклона слегка побаивались «западные партнеры», но прагматизм им однозначно импонировал и усыплял бдительность.

Владимир Путин и Барак Обама на саммите G20 в Санкт-Петербурге, 6 сентября 2013 года. 
Владимир Путин и Барак Обама на саммите G20 в Санкт-Петербурге, 6 сентября 2013 года. Фото: KEVIN LAMARQUE/REUTERS

Об этом писала, в частности, в своей книге «Пределы партнерства» (2015) политолог и эксперт по внешней политике России Анджела Стент. Она доказывала, что избранный Западом вариант прагматизма в отношении России ошибочно опирался на исключительно западное представление об этике и беспечное высокомерие. Оно в том числе проявлялось в термине «перезагрузка», которым администрация Барака Обамы описывала сближение с Россией на своих условиях.

Это раздражало российскую сторону, и ее встречный (реактивный) прагматизм только усилился. Уже со второй половины 2010-х годов российский прагматизм все смелее пародировал и дискредитировал этические понятия Запада. А 24 февраля 2022 года объявил, что больше ничего, кроме России, не имеет смысла. И прагматизм сбрасывается, как ненужная маска.

В политической истории нового времени прагматиков нередко называют сторонниками «реальной политики». Понятие realpolitik ввел в оборот еще в 1853 году немецкий историк Людвиг фон Рохау, чтобы описать чисто тактический, лишенный долгосрочной стратегии подход Отто фон Бисмарка, мечтавшего изобрести заново Германскую империю. Однако, и Бисмарка, и других политиков XIX века все же беспокоила новая архитектура Европы в период революционных и национальных движений. С тех пор реальная политика стала в той или иной степени основой принятия решений, не исключающей борьбы идей. Тогда как для прагматиков типа Путина эта борьба – чистое лицемерие и пустословие. Он думает, что сильнее идей, потому что уважает только силу. Прагматизм для него – просто средство, которое в какой-то момент отбрасывается за ненадобностью.

Бюсты Сталина и Путина в сувенирной лавке. Санкт-Петербург, Октябрь 2022 года.
Бюсты Сталина и Путина в сувенирной лавке. Санкт-Петербург, Октябрь 2022 года. Фото: Dmitri Lovetsky/AP

Известно, на кого равняется Путин. Переводчик Сталина описывал, как во время визита в Москву летом 1942 года британский премьер-министр Уинстон Черчилль в разговоре с диктатором заговорил о духовном значении Ватикана для Европы. Сталин резко перебил его речь вопросом: «Сколько дивизий у Папы Римского?» И откровенно веселился, глядя на обескураженного Черчилля.

В недооценке одинокого кандидата Стальнухина есть элемент того же высокомерия, которое профессор Стент обнаружила в обращении Запада с Путиным. За океаном его считали «почти ручным», хотя ему было очень нужно, чтобы его признали великим. Возможно, если бы этот пубертатно-солдафонский комплекс был сполна удовлетворен карнавальными почестями, сейчас бы мир не катился в тартарары. Хотя это неблагодарные и, возможно, очень наивные предположения.

Комментарии (2)
Copy
Наверх