/nginx/o/2023/12/08/15769194t1h2566.png)
/nginx/o/2024/03/18/15953933t1h26ae.jpg)
22 марта в Русском театре – премьера спектакля «Детективная комедия, или Несчастный случай» по пьесе нобелевского лауреата, итальянского драматурга Дарио Фо «Случайная смерть анархиста». Новая работа Георгия Кутлиса с таллиннской труппой эхом отзывается на убийство Алексея Навального в тюрьме. Трагическое совпадение неслучайно: большая история выражает себя через искусство. Rus.Postimees поговорил с режиссером перед премьерой.
Георгиос Кутлис окончил в ГИТИСе курс Дмитрия Крымова и Евгения Каменьковича и просит называть его «Георгий». Он говорит быстро и даже немного подрагивает, немного напоминая гоночный болид на старте. Его волнует материал, который стал остроактуальным в свете недавней трагедии. Премьера по пьесе одного из самых популярных европейских авторов, - повод поговорить о том, почему больше нельзя быть вне политики, как смех избавляет от боли, неужели Европа не понимает, что коммунизм – это плохо (спойлер: нет).
- Вы ставили в Таллинне «Мудреца», работали на родине в Греции, теперь снова в Таллинне. Чем отличается греческий театр от того, к которому привык, например, русскоязычный таллиннский зритель?
- Во-первых, в Греции, в отличие от России, где я учился, или Эстонии, нет репертуарного театра. Все по контракту, то есть актер может шесть месяцев работать, а потом год сидеть без работы. Это значит, что я делаю спектакль, потом играю его с командой до шести раз в неделю. Спектакль идет 200 раз, и все, надо ставить новый. Жизнь подчиняется законам фриланса.
/nginx/o/2024/03/18/15953960t1h692c.jpg)
Во-вторых, в Таллинне есть постоянная труппа, где все говорят на одном театральном языке. В Греции нет общей школы: кто-то учился в Германии, кто-то во Франции, кто-то вообще не хочет следовать традиции и все время экспериментирует. Всякий раз, когда я набираю в Греции актеров на проект, я имею дело с людьми, которые не знакомы друг с другом и с которыми надо с нуля создать язык спектакля.
- А в Таллинне, выходит, не с нуля?
- Здесь изначально есть общий язык. Мы все понимаем, что такое предлагаемые обстоятельства, событие, этюдный метод работы (элементы «системы Станиславского» - прим. ред.). В Греции этого нет. Хотя люди вообще-то более или менее одинаковы, кто-то больше интроверт, кто-то экстраверт. Ну, еще какие-то небольшие различия могут быть. Например, во Франции тоже нет репертуарного театра, и Греция очень похожа на Францию. Только без денег (смех).
/nginx/o/2024/03/18/15953962t1h4f10.jpg)
- Можете отметить особенности Русского театра, стиля, который здесь принят?
- Я заметил, что мне больше нравятся спектакли, которые идут здесь на малой сцене. В черной коробке можно создавать любой мир. А у основного зала такая красивая пышная архитектура, что она рискует затмить происходящее на сцене. Это трудный зал. Когда я впервые ставил в Таллинне, у меня возникло впечатление, что здесь консервативный театр. Сейчас наметилось более явное сближение с современными театральными течениями. Но зрителя тоже можно понять, он тут привык к аккуратному обращению с классикой. Иначе может отвернуться.
- Почему выбор пал на пьесу «Случайная смерть анархиста» Дарио Фо?
- Фо – очень популярный драматург, его активно ставят в Европе. Здесь его почти не знали, и требовался другой подход, чем на фоне большой традиции трактовок. Некого цитировать, зритель воспринимает материал с чистого листа. Если бы я ставил в Греции, я бы работал совершенно по-другому. Передо мной бы не стояла задача познакомить труппу и зрителей с новым для них именем.
/nginx/o/2024/03/18/15953942t1h6329.jpg)
- Когда вы выбирали пьесу, нельзя было представить, что она станет настолько актуальной?
- Но она, к сожалению, стала. К сожалению, потому что мы все знаем об одной недавней смерти в российской тюрьме. В такие времена, как сейчас, сатирическая притча становится злободневным произведением.
- А почему выбрано такое гладкое название постановки – «Детективная комедия»?
На самом деле обозначение жанра - это подзаголовок, а спектакль называется «Несчастный случай». И для меня это правильное название. В пьесе Дарио Фо все держится на иронии. Никакой случайной смерти быть не может. Жанр «детективная комедия» - тоже ироничное саморазоблачение. Нет никакого детектива, мы все знаем, кто кого убил. И «комедия» - это, конечно, тоже ирония, потому что смешное тут подается через страшное.
- А еще «несчастный случай» разоблачает цинизм власти, которая любую смерть оппонента спишет на эту причину…
- Так и есть. В древнегреческой трагедии есть прием, который называется «парабазис» - это отступление, ремарка, когда актер обращается прямо к зрителю. Есть он и в нашем спектакле. Это монолог, посвященный как раз понятию «несчастного случая», которое использует власть. Ломается «четвертая стена», актер говорит напрямую со зрителем и возвращается в спектакль. В нем комедия дель арте превращена в фарс с помощью эпического театра Брехта.
- В Русском театре то Брехта не было, а то сразу стало много – «Страх и отчаяние в третьей империи», Mann Ist Mann на сцене Ring, вот и вы с ним работаете. Актуальность выросла?
- Брехт в числе наиболее востребованных драматургов и режиссеров Европы. В спектакле я хотел отозваться о сегодняшнем дне, но через фарсовый смех. Такая темнота вокруг, что надо обязательно смеяться. Не бессмысленный смех для отдыха, переключения, а для очищения. Нельзя не говорить о том, что происходить вокруг, но мне для этого нужна великая сатира Дарио Фо на языке Брехта с его клоунадой, эксцентрикой.
- Может ли вообще современный театр в Европе быть вне политики? Или цена таких попыток сейчас будет слишком высока?
- У меня такое ощущение, что люди слишком буквально понимают слово «политика». Я мыслю по Аристотелю: невозможно быть членом общества и не быть человеком политическим. Если художник говорит о том, что причиняет ему боль (а о чем же еще говорить?), он политичен по определению. Я понимаю, что люди видят политиков по телевидению и злятся. Я тоже устал от них. Но если бы я попытался поставить сейчас водевиль и развлекать им публику, я бы чувствовал себя уродом. Нельзя отворачиваться от того, что определяет сейчас нашу жизнь!
- Удивительно, что в трудные времена эскапизм, который считают задачей искусства, перестает работать. Оказывается, надо тащить зрителя туда, где больно и трудно.
- Моя задача – чистить эту боль. Не загонять вглубь, не игнорировать, иначе она остается внутри человека. А нужен катарсис, который бы помог освободиться от этой боли. Смех ведет к катарсису, потому что делает нас сильнее.
- Фо – коммунист. В Центральной Европе, пережившей коммунистическую диктатуру, такой политический выбор считается токсичным. Итальянцу или греку можно – там были диктатуры, но не коммунистические?
- Интересный вопрос. Есть большая разница между коммунизмом как философией и как формой политического строя. Когда достаточно радикальная философия пытается напрямую управлять реальностью, вряд ли может произойти что-то хорошее. Но я не знаю, кто бы сказал, что, например, идеи Маркса плохи. А Советский Союз – это никакое не воплощение коммунистической утопии, потому что воплощение утопии невозможно. То же самое – с анархизмом в пьесе Фо. Анархизм у него – это романтика возвышенной заботы о судьбе человечества.
Ни в Италии, ни в Греции, ни в других западноевропейских странах коммунизм и тем более анархизм никогда не были наделены всей полнотой власти. Поэтому для нас это просто левая оппозиция, которая нужна для критики действующей власти. В этом ценность левых идей. Они – как недостижимая и очень важная мечта. Это не про желание построить СССР, а про стать лучше. Поэтому для меня быть художником и консерватором –противоречие в терминах! Я шут, долг которого – говорить правду. Как же я могу не быть против власти?