Интервью ⟩ «Пока Путин у власти, в заложниках будет и Иван Сафронов, и все политзаключенные»

Адвокат Иван Павлов (слева) и другие адвокаты журналиста Ивана Сафронова (справа в клетке) в суде в 2020 году. Фото: личный архив Ивана Павлова

Российский журналист Иван Сафронов приговорен к 22-м годам тюрьмы по статье госизмена. Такие сроки в России не получают даже серийные убийцы. Вина Сафронова, по версии ФСБ, – передача секретных сведений иностранцам. При этом журналист, который писал о работе российской оборонной промышленности, работал исключительно с открытыми данными и общался с такими же журналистами, как он сам.

Как перевести 22 года для Сафронова с чекистского языка на человеческий и какие последствия неминуемы после этого приговора, Rus.Postimees рассказал руководитель команды адвокатов журналиста, эксперт по делам о шпионаже и госизмене, адвокат Иван Павлов. Ранее юрист как раз из-за участия в деле Сафронова и был вынужден покинуть Россию, но продолжал консультировать защиту журналиста.

- Иван Юрьевич, сразу после приговора вы высказались кратко: «22 года строгого режима. Хунта себя явно переоценивает». Что вы хотели этим сказать?

- Я хотел сказать, что у режима, который вынес этот приговор Ивану, просто какой-то неадекватный оптимизм. Что это вообще? Они сами себя видят через 22 года? Не думаю, что они себя видят в 2040-х годах. Ориентироваться нам надо на срок, пока этот режим еще будет оставаться у власти. И по возможности, в силу собственных навыков, приближать этот срок.

- То есть надежды на правосудие нет. На судьбу Ивана может повлиять только устранение режима Путина?

- Да. До тех пор, пока этот режим остается у власти, они будут держать в заложниках всех политических заключенных. Включая и Ивана Сафронова. Конечно, они будут пытаться как-то поторговаться. Выменять свободу на что-нибудь. На этом основан этот режим.

- Такие сроки не дают даже серийным маньякам. Ване дали. Если попытаться понять логику системы, то чем Сафронов так опасен для нее? Или чем важна демонстрация этой жестокости?

- Дело Ивана Сафронова – это изначально сигнал журналистам. Чтобы они замолчали. Чтобы запугать. И он оказался достаточно действенным. Неадекватность приговора – тоже сигнал всей оставшейся в России журналистике. Ее там мало осталось, но есть еще люди, которые работают, что называется, на земле. И этот приговор цементирует такое положение вещей. И посылает сигнал другим, чтобы даже не думали возвращаться.

- Коллеги журналисты, осмысляя этот шок, говорят, что остается только продолжать хорошо работать тем, кто готов продолжать. Вы ранее говорили, что подставляться смысла нет, лучше уезжать. Понимаете тех, кто остается рисковать?

- Я считаю, что надо работать до тех пор, пока ты можешь работать. Но если ты подошел к определенной черте, то пересекать ее не стоит. На свободе ты будешь полезнее, чем за решеткой.

Журналист Иван Сафронов в суде. Фото: BBC News

- Поправьте меня, если я ошибаюсь, но максимальный срок, предусмотренный статьей, по которой обвинили Ивана, – 20 лет. Как можно было приговорить его к 22-м годам лишения свободы?

- Дело в том, что там было два эпизода. Если человек обвиняется по двум преступлениям, то один срок преступления частично складывается с другим. Ему по каждому эпизоду дали 16 лет. Путем частичного сложения получилось 22. Но все равно, эти цифры брались с потолка. Суд и прокуратура руководствовались какой-то внутренней шкалой, которая может и у них не совпадать, не говоря уже о внутренней шкале здорового человека.

22 года – максимальный срок, судя по практике. Такой уже был в деле Сергея Михайлова, бывшего руководителя 2-го управления Центра информационной безопасности ФСБ. В 2019 году он был осужден по статье о госизмене как раз со сроком в 22 года лишения свободы. Но в случае с Сафроновым мы с самого начала говорили, что здесь концептуальные и идеологические расхождения с чекистами о том, что такое журналистская деятельность. Они журналистскую деятельность квалифицировали как шпионаж.

Журналистская деятельность состоит в собирании и распространении информации. И похожими формулировками описан состав преступления по статье о государственной измене в форме шпионажа в уголовном кодексе РФ. И вот они использовали этот прием, когда берут шаблон и совершенно законную деятельность натягивают на этот шаблон. И дальше у нас любой журналист – шпион. Любой ученый – шпион и государственный изменник (читайте материал Rus.Postimees, когда Иван Павлов рассказывал о преследовании сотрудниками ФСБ российских ученых - прим.ред.).

Адвокат Иван Павлов во время суда о признании Фонда борьбы с коррупцией Алексея Навального экстремистской организацией, Москва, май 2021 года. Фото: REUTERS/Maxim Shemetov

- Иван Сафронов писал о поставках оружия. Вряд ли бы мы с вами говорили, если бы он писал на другие темы?

- Не факт. Конечно, Ваня был заметен именно в своей сфере, но в России так много стало чувствительных сфер… И не только ВПК, военная сфера. С наступлением войны любая безобидная ранее информация становится «чувствительной». Даже прогноз погоды. Если того захочет государство.

- Известно, что Сафронову прямо в суде на одном из последних заседаний открытым текстом предлагали сделку со следствием. Признаешь вину – получишь 12 лет. Почему системе принципиально важно добиться этого признания?

- Это уже была не сделка со следствием. Сделка со следствием предполагает не просто признание вины, но и изобличающие показания на третье лицо. Донос на кого-то написать надо. Иван неоднократно отказывался от этого во время следствия. Так же он отказался от этого перед прениями. Да, прокуратура предложила ему признать вину, чтобы срок был 12 лет. Это остатки инквизиционной системы СССР, где признание – царица доказательств. И само по себе это предложение звучит дико. Ведь, если он виновен, как утверждало государство, если государство требовало 24 года за преступление, так и надо давать 24! Какие могут быть сделки с сокращением срока наказания?! Эти предложения – признание того, что они сами знают, что он невиновен (накануне приговора журналисты издания «Проект» опубликовали материалы дела из которых следует, что Сафронов невиновен - прим.ред.). Но они просили его облегчить им морально-нравственные страдания, которые они могут испытывать, осуждая невиновного человека на длительный срок заключения.

- Помоги нам тебя унизить так, чтобы мы не выглядели совсем позорно?

- Именно так. Это чтобы они с себя сняли ответственность.

- Насколько связана жестокость приговора с поведением Ивана после ареста? Он же буквально хохотал следователям ФСБ в лицо.

- Именно так. Да, наверное, это своеобразная месть за поведение самого Ивана и за активную защиту, которую вели адвокаты. Можно упрекать адвокатов, мол, если бы они себя вели по-другому, Ваня получил бы меньше. Но послушайте, речь идет о невиновном человеке! Человеке, который осознанно выбрал для себя путь борьбы. Адвокаты обязаны были защищать его выбор, биться как львы. Защищать всеми незапрещенными законом способами. Что и было сделано.

«Не было никакого шпионажа, была журналистика». Последнее слово Ивана Сафронова в суде.

- Что бы вы могли сказать следователю ФСБ Александру Чабану, который вел это дело?

- Он совершенно не интересен для меня с точки зрения общения, поэтому я бы проигнорировал возможность говорить с ним.

- Вы верите в то, что в случае смены режима он и такие, как он ответят за свои преступления? Действия агентов государства в этом деле очевидно сомнительны с точки зрения законов РФ.

- Надеюсь, что второй раз одну и ту же ошибку россияне не совершат, и люстрация будет неминуема.

- Последствия этого дела касаются не только журналистов. С учетом того, что и вы, и адвокат Евгений Смирнов, с которым вы с самого начала защищали Сафронова, под давлением ФСБ были вынуждены покинуть Россию, можно признать, что дальше работа на ваших принципах в России просто невозможна? Вы даже засекреченные дела умели делать прозрачными для общества. (Иван Павлов обвиняется в РФ по уголовной статье о разглашении материалов предварительного следствия, сам юрист настаивает, что преступления не было, т.к. действующие законы не обязывали его соглашаться на требования следствия молчать при общении с журналистами. В итоге спецслужбам удалось добиться приостановки адвокатского статуса юриста – прим. ред.)

- Да, это так. Эта констатация, к которой мы пришли перед отъездом. Тогда были лишь догадки, с чем связана эта погоня за тишиной. Теперь очевидно, что мы уже тогда жили в режиме подготовки к войне.

- Что вы могли бы сказать Ване сейчас? Знай вы заранее о таком приговоре, защита строилась бы иначе?

- (Долгая пауза) Я бы ему сказал – держись. Держись, Иван. Его защитники будут делать все, чтобы приблизить тот момент, когда он будет освобожден. Работа продолжается. Уверен, что 22 года его приговора не имеют ничего общего с тем сроком, который ему придется провести за решеткой.

Журналист Иван Сафронов в суде. Фото: Andrei Vasilyev/Scanpix

- Этот приговор полон демонстрации не только для внутреннего российского зрителя. Это ведь еще и демонстрация всем иностранцам, у которых есть контакты с Россией? Иван же осужден за общение с коллегами-иностранцами. Тут есть сигнал – «будете копаться в информации о нас и нашей работе, у ваших друзей будут проблемы»?

- Сигнал, о котором вы говорите, читается давно и без этого приговора. Россия – закрытое государство. Это совершенно не надо никому доказывать, тратить ресурсы на такие судилища. Мне все-таки кажется, что этот приговор, в первую очередь, направлен на внутреннюю аудиторию: чтобы запугать, чтобы подчинить, чтобы заставить смириться.

- Реакция Кремля. Песков лаконичен: «Мы можем констатировать, что это очень суровый приговор». Для вас это является подтверждением, что Путин приговорил Ивана еще два года назад, когда врал на публику, что дело связано с «Роскосмосом»?

- Это один из знаков, что с этим делом Путину дважды пришлось публично сесть в лужу. Демонстрация на публике своей некомпетентности, когда он отвечал на вопрос, за что преследуют Ивана Сафронова, конечно, добавила остроты при рассмотрении этого дела. Это негативно сыграло на обеспечение непредвзятости со стороны суда. Как трактовать слова Пескова? Песков, как всегда, говорит иносказательно. Но его слова не важны ровно настолько, насколько не важен озвученный срок. Нам надо продолжать работать. Надо приближать срок освобождения. Часть коллег работает в России. Пока могут оставаться и работать, пусть остаются и работают. А мы отсюда будем поддерживать их. Будем поддерживать тех адвокатов, которые продолжают выполнять свой профессиональный долг.

Адвокат Иван Павлов. 51 год.

• 1997 – окончил юридический факультет Санкт-Петербургского государственного университета.

• 2004 – стал учредителем Фонда свободы информации, занимавшимся защитой права граждан и организаций доступа к информации.

• 2014 – попал в реестр «НКО иностранных агентов».

• 2015 – создал неформальное объединение юристов и журналистов «Команда 29» (29-я статья Конституции РФ гарантирует свободу слова и доступа к информации).

• 2021 – стал фигурантом уголовного дела по делу журналиста Ивана Сафронова, обвиненного ФСБ в госизмене. «Команда 29» после давления силовиков прекратила свое существование. На смену пришло неформальное объединение адвокатов «Первый отдел».

• 2021 – вынужденно покинул территорию РФ. По требованию ФСБ адвокатская палата приостановила адвокатский статус Ивана Павлова.