После восстановления независимости Эстония практически отказалась от преподавания в школе русского языка как иностранного: для того, чтобы потом снова ввести его, пусть в лучшем случае и в качестве языка В. Но за эти лет десять язык был потерян.
От редакции: в погоне за формальностью
19 июня 2014, 12:23
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Не будем говорить о провинции и местах компактного проживания, рассмотрим ситуацию на примере Таллинна, где эстонцев и русских приблизительно поровну. В советское время таллиннские эстонцы в большинстве своем по-русски говорили (многие – прекрасно), большая часть русских владела эстонским на уровне minu portfell on must ja suur, а были и такие, кому эта нехитрая фраза казалась фигурой высшего лингвистического пилотажа. Свободно изъяснявшиеся на эстонском языке находились в меньшинстве.
Стартовая причина этого проста: по всей республике эстонские школьники изучали русский со второго по одиннадцатый класс, русские школьники эстонский – с третьего по десятый, да и часов в неделю у них было меньше: два в любом классе. Если русского ребенка честно и без дураков учили эстонскому (не всегда хватало учителей, и не всегда учителя знали язык в необходимом объеме) и сам он тоже честно выполнял все задания, то на выходе имел некий базовый уровень.
Уровень можно было повысить в вузе, но это тоже помогало мало. А вот попавшие воленс-ноленс в языковую среду постепенно расширяли лексикон до sinu portfell on pruun ja väike и – дальше больше. Короче, все, кто в итоге все же выучивал эстонский, делали это «в среде»: в детском саду, в трудовом коллективе или на деревне у дедушки. Но попасть «в среду» было проблемой (речь не идет о тех, кто учить язык просто не желал).
Казалось бы, смешно. Вот он, город Таллинн, вот они, носители эстонского языка. Но носители – как назло – все владели русским, и не каждый из них, прямо скажем, желал тратить время, выслушивая заикающегося, мекающего и бекающего инородца, а потом, медленно и внятно, трижды отвечая ему одно и то же. Причем не факт, что поймет. Другой вопрос, что у русских при таком раскладе и мотивации особой не было. В итоге все общались друг с другом на языке Пушкина и Толстого.
Сейчас русской языковой среды в том же Таллинне нет у эстонцев: русские и среднего возраста, и молодежь, и дети всё лучше говорят на эстонском языке. А мотивация – в каком-то отдаленном будущем мне, может быть, потребуется русский язык – не очень сильная. Потому что, может быть, и не потребуется. Но когда выясняется, что все-таки да, человек уже вырос, а взрослому, как известно, учиться сложнее. Да и в эстонской школе русский преподается уже не в том объеме: с шестого класса и по чуть-чуть. Зато русские дети грызут гранит государственного языка чуть ли не с пеленок.
То есть ситуация развернулась с точностью до наоборот, и причины этого понятны. Непонятно другое: почему мы не в состоянии достичь золотого равновесия, при котором обе общины будут владеть обоими языками. Ведь если русский изучают практически во всех таллиннских школах, значит, он все-таки востребован, а какой смысл его востребовать, если обучение превращается в формальность?