/nginx/o/2018/05/24/7860572t1h357e.jpg)
Российский политолог, ведущий научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений (ИМЭМО) РАН, главный редактор журнала «Мировая экономика и международные отношения» Андрей Виленович Рябов рассказал Rus.Postimees о том, что такое «постсоветское пространство», куда движутся бывшие союзные республики и какова зона влияния России.
— Несмотря на то, что с того момента прошло уже много времени, термин, на мой взгляд, не утратил своей значимости. Мне он гораздо больше нравится, чем термин «новые независимые государства», который сейчас все чаще начинают использовать, по двум причинам. Во-первых, термин «постсоветский» означает, что эти страны так и не определились в отношении своей будущей модели развития. Не на словах, не на уровне пышных правительственных деклараций, а на деле, доказывая свой выбор практикой развития. Понятно, что они отказались от советского социализма с его отрицанием рынка и частной собственности, но в плане будущего так и не определились. Ясна только точка отправления в маршруте изменений, а вот конечная станция пока не просматривается. Поэтому и название «постсоветские».
Во-вторых, термин «постсоветские» страны тесно связан с понятием «постсоветское пространство», предполагающим, что у них, несмотря подчас на очень серьезные разногласия и конфликты, по-прежнему очень много общего, прежде всего в плане организации внутриполитической жизни, взаимодействия политики и экономики. В первую очередь я имею в виду сращивание власти и собственности, когда и власть, и собственность в стране принадлежат узким группам элиты. При этом политические режимы могут быть разные — от настоящих электоральных демократий (Молдова) до «султанистских» (Туркменистан). А вот термин «новые независимые государства» страдает от некорректности. Южный Судан ведь тоже новое независимое государство! И этот термин не предполагает, что из таких государств может складываться общее политическое пространство.
Без таких мер эти страны так и останутся постсоветскими по сути, скорее всего, настроенными антироссийски, но при этом постсоветскими.
— Среди ученых и политических экспертов есть две точки зрения на этот вопрос. По одной из них - являются, поскольку образовались из некогда единого государства. И поэтому в их внутриполитической жизни сохраняются элементы постсоветского социального порядка, что роднит их с другими странами, образовавшимися в результате распада бывшего СССР. На этом по большому счету вся аргументация и заканчивается. Я отношусь к сторонникам другой точки зрения, согласно которой страны Балтии нельзя относить к постсоветскому пространству потому, что они уже стали частью другого политического пространства — Большой Европы.
Их внутренняя и внешняя политика определяется принципами и правилами, действующими именно на этом пространстве. Конечно, элементы постсоветскости в отдельных странах Балтии не везде изжиты, например, в отношениях власти и бизнеса. Но то же самое можно сказать и о большинстве стран Центральной и Восточной Европы, вышедших из социалистического лагеря. Что же на этом основании их также надо рассматривать в одном ряду с постсоветскими государствами? Поэтому идея «общего корня» никак не может быть главным критерием отнесения стран Балтии к постсоветскому пространству.
— Соглашения и договоры, о которых вы упомянули, были подписаны в разные периоды времени, имели разные задачи. СНГ по признанию самих лидеров постсоветских стран стал инструментом их «цивилизационного развода» и успешно выполнил эту задачу. Ташкентский договор, трансформировавшийся позднее в Организацию Договора Коллективной Безопасности (ОДКБ), так и не стал полновесной региональной структурой в сфере общей безопасности. Кроме России, все его участники готовы защищать лишь свои собственные границы, собственную государственность, но никак не партнеров. А ЕврАзЭС так и не превратился в инструмент модернизации входящих в него стран, у которых слишком однотипные экономики, а экономические связи между отдельными государствами-членами, например, между Белоруссией и Арменией очень слабы.
Что касается попыток объединить постсоветское пространство, то здесь требуется уточнение. Если говорить о попытке создания на территории этого пространства какого-то единого экономического или военно-политического интеграционного объединения, то тут все ясно. Это невозможно. Но невозможность создать такое большое объединение не является признаком того, что само пространство разваливается. Общность-то, о которой мы говорили выше, остается. По крайней мере, пока. На мой взгляд, дальнейшая эволюция постсоветского пространства пойдет по пути формирования на его территории нескольких субрегиональных объединений. Уже сейчас специалисты выделяют несколько таких субрегионов: «новую Восточную Европу» (Украину, Белоруссию и Молдову), Южный Кавказ (Азербайджан, Армения, Грузия), Центральная Азия (пять стран) и отдельно Россию. Создаваться такие объединения будут прежде всего на основе географической близости и общности экономических интересов. В качестве примера, можно, например, упомянуть стремление нынешнего президента Узбекистана Шавката Мирзиёева оживить Центрально-Азиатский союз, хотя официально такие цели пока и не ставятся.
— ГУАМ с самого начала был обречен на неудачу, так как на самом деле у вошедших в него стран были слишком разные интересы, в первую очередь внешнеполитические. Грузия, Украина и Молдова хотели использовать его для движения в Европу, желая подальше оторваться от России. Азербайджан и Узбекистан, который тоже какое-то время входил в эту организацию, ставили другие цели: им нужно было пространство для маневрирования между несколькими глобальными и региональными державами — Россией, США, Евросоюзом, Ираном и Турцией. И ГУАМ они рассматривали как одну из точек опоры в такой сложной игре. Что же касается Сообщества Демократического Выбора — оценить его эффективность еще сложнее. Если Молдова, Грузия и Украина и решили двигаться в Европу, то это было их собственное решение и роль в этом СДВ... была ли она вообще?
— Конечно, решение о приеме новых членов Евросоюза — это исключительная прерогатива самого ЕС, и мне как неспециалисту в европейских делах трудно обсуждать этот вопрос, пытаясь воспроизводить европейскую логику. Что же касается оценки перспектив с другой стороны, с точки зрения готовности самих этих стран, то в решающей степени все будет зависеть от их способности изжить постсоветскость в самих себе. Иными словами, разделить власть и собственность. Без этого не удастся ни снизить уровень коррупции, ни создать независимое правосудие, ни реально обеспечить права граждан, в том числе и социальные. А без таких мер эти страны так и останутся постсоветскими по сути, скорее всего, настроенными антироссийски, но при этом постсоветскими. Вряд ли в таком виде они будут интересны ЕС. Для них скорее всего применим термин, которые в начале 2000-х годов предложил американский политолог Том Карозерс – «пустой плюрализм». Это когда есть альтернативные выборы, пресса, независимая от правительства, но настоящей демократии нет. При этом проведение необходимых преобразований в части разделения власти и собственности, борьбы с коррупцией зависит только от воли народов и политических кругов этих стран. За них осуществить необходимую работу никто не сможет, ни Евросоюз, ни США, ни кто-либо еще. Получится — значит дорога в ЕС будет открыта.
— Ситуация в этом субрегионе представляется очень неопределенной. На мой взгляд, о перспективах серьезного сближения с Россией можно говорить только в отношении Киргизии и только при наличии нескольких условий. Многое здесь будет зависеть и от сложных внутриполитических раскладов в этой республике (в ее правящих кругах далеко не все группы хотели бы такого сближения), и от готовности России поддерживать на плаву слабую экономику Киргизии, и от степени влияния Китая на экономические процессы в этой стране.
Россия по-прежнему является стержнем постсоветского пространства не только в силу своих размеров, но и готовности быть провайдером экономической помощи
— Думаю, что кардинальных перемен в политике Еревана в отношении России не будет, и союзные отношения сохранятся. Но в целом внешняя политика Армении будет стремиться к многовекторности, к большей сбалансированности. Скорее всего, Армения попытается, не отказываясь от эксклюзивных отношений с РФ, резко интенсифицировать связи с ЕС и США. А вот во внутренней политике новые власти Армении скорее всего попытаются провести рыночные и демократические реформы, причем без особой оглядки на Москву. Что же касается Карабахского вопроса, то, как мне кажется, говорить о возможности его урегулирования в ближайшее время вряд ли возможно. Прежде всего потому, что позиции Армении и Азербайджана, не только их правительств, но и народов, по-прежнему далеки от каких-либо компромиссов. Для Армении победа в той войне — это одно оснований современной государственности этой страны, а Азербайджан видит Карабах только частью, пусть и особой, своей территории.
— Россия по-прежнему является стержнем постсоветского пространства в силу не только своих размеров, но и готовности быть провайдером экономической помощи другим постсоветским государствам и сложившимся там постсоветским социально-экономическим системам. Поэтому российское влияние присутствует, но в разной мере в тех странах, которые вместе с Россией являются участниками конкретных интеграционных объединений — ЕврАзЭС, ОДКБ, "Союзного Государства Белоруссии и России" (хотя на самом деле это объединение и не является государством). Хотел бы также отметить, что и страны, стремящиеся сохранить пространство для маневров в международной политике (Азербайджан, Узбекистан) тоже учитывают российские интересы.
Развитие постсоветского пространства как политико-географического пространства в его нынешнем виде будет зависеть от нескольких факторов, в первую очередь — от способности России поддерживать его экономически; активности других мировых игроков в регионе, их умения оказать странам и народам региона эффективную помощь в развитии и, наконец, от воли народов — захотят ли они по-прежнему жить в нынешнем постсоветском состоянии или проявят желание перейти к каким-то иным ориентирам развития. Если Россия сохранит за собой нынешние экономические позиции в регионе, а интерес внешних игроков к региону станет незначительным (такое уже было после мирового экономического кризиса 2008-2009 годов), и народы предпочтут сегодняшний status quo переменам, то тогда постсоветское пространство в его современном виде сохранится, как минимум, на среднесрочную перспективу. Хотя этот процесс и будет одновременно сопровождаться развитием субрегиональных объединений.
Если же Россия ослабнет, а два других фактора, наоборот, усилятся, то это пространство начнет фрагментировать. По каким линиям, сейчас сказать трудно, поскольку в сегодняшней ситуации стремление сохранить его в той или иной форме пока превалирует над желанием покинуть его (такое желание выражают только некоторые страны).