/nginx/o/2020/11/13/13473178t1h72d3.jpg)
Представленные Министерством культуры результаты «Мониторинга интеграции-2020», по содержащимся в документе формулировкам напоминающие победный рапорт, тем не менее, объективно показывают наличие двух непересекающихся векторов в этом вроде бы направленном в одну сторону движении.
Если бы речь шла о медицине, такая ситуация была бы диагностирована как шизофренический синдром. Однако чиновники, в чьи обязанности входит отслеживание и оценка итогов интеграции, преисполнены оптимизма. Хотя, с какой стороны ни присматривайся, оптимизм этот носит явно должностной характер.
Исследование проведено по заказу Министерства культуры фондом Praxis, Балтийским исследовательским институтом, Таллиннским университетом, Тартуским университетом и фирмой Turu-uuringute AS.
В сообщении о публикации полученных данных цитируется высказывание министра культуры Аннели Отт: «Основываясь на мониторинге, который мы проводили в течение двадцати лет, мы можем сказать, что процесс интеграции эстонского общества был последовательным и позитивным. Однако остаются проблемы, которые необходимо решить, например, как создать и поддерживать общее пространство, в котором люди разных национальностей имели бы больше контактов и более тесную связь с Эстонией».
Примерно такую же точку зрения выразила на следующий день после публикации итогов исследования в передаче «Подробности» на Радио 4 руководитель Фонда интеграции Ирене Кяосаар. Попробовала бы она выразиться иначе…
Но тогда как совместить «последовательный и позитивный процесс интеграции эстонского общества» с необходимостью решать проблему (очевидно, до сих пор не решенную) создания и поддерживания общего пространства, «в котором люди разных национальностей имели бы больше контактов и более тесную связь с Эстонией»? Насколько известно, термин «интеграция» как раз и означает процесс объединения частей в целое. И если он последователен и позитивен, то означенной проблемы быть не должно по определению.
Однако прежде, чем приступить, хотя бы в первом касании, к анализу документа, предлагаю одну цитату из него.
«До 1991 года в Эстонии существовали параллельные общества с сильной сегрегацией эстоноязычного большинства и русскоязычного меньшинства по месту проживания, сфере работы, системе образования, социальных контактов и пр. Однако на конец 1980-х годов две языковые группы были в относительно равном положении в сфере образования и возможностей на рынке труда из-за эгалитаризма советской системы».
В данном контексте слово «эгалитаризм», особенно в сочетании с «советской системой», носит хоть и формально скрытый, но явно прочитывающийся негативно-оценочный характер. А между тем, как утверждает Википедия, «Эгалитаризм – концепция, в основе которой лежит идея, предполагающая создание общества с равными социальными и гражданскими правами всех членов этого общества, как идеал – равенство возможностей».
Как у человека простого и девственно непричастного к каким бы то ни было научным исследованиям, у меня с ходу возникает наивный вопрос: а стоило ли вообще огород городить? Чем идеал равенства возможностей принципиально отличается от тех целей, которые ставились при запуске программы интеграции?
А именно принципиальное-то отличие в том и заключается, что – и это прямо подчеркивают авторы исследования – с конца 1990-х годов «целью национальной политики Эстонии стала интеграция общества на базе расширения сферы использования эстонского языка».
Собственно, всю интеграционную программу, если оставить в стороне красивую риторику, можно смело назвать программой расширения сферы использования эстонского языка.
И ничего такого, что следовало бы скрывать или вуалировать, в этом нет. Это абсолютно нормальное для любой страны и населяющего её титульного народа желание – сделать родной язык доминирующим во внутригосударственной жизни. С такой точки зрения вполне оправдан оптимизм авторов исследования, которые с удовлетворением констатируют, что уровень владения эстонским языком представителями русскоязычного населения значительно возрос: с 1989 года до 2017-го их число увеличилось в три раза – с 14 до 41 процента (за последующие четыре года этот показатель остался на достигнутом уровне).
Результат, действительно, заслуживающий положительной оценки. Но является ли он реальным следствием именно политики интеграции? Помнится, в самом начале славного пути раздавались голоса трезвомыслящих политиков, которые считали, что и без дорогостоящей (а по сути – затратной) интеграционной программы, в ходе естественной смены поколений, число владеющих эстонским языком русскоговорящих жителей страны по объективным причинам будет увеличиваться в арифметической прогрессии.
Собственно, именно в этом убеждают данные мониторинга: в 2020 году эстонским языком владели уже 62 процента людей в возрасте до 34 лет, а в возрасте от 65 лет и старше – всего 27 процентов.
Всё это напоминает сценку из повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу», где главный герой пытается магическими методами ликвидировать неприятный запах, возникший в помещении: «Я учел дивергенцию и ротор, попытался решить уравнение Стокса в уме, запутался, вырвал, дыша через рот, еще два волоска, принюхался, пробормотал заклинание Ауэрса, и совсем уже собрался было вырвать еще волосок, но тут обнаружилось, что приемная проветрилась естественным путем»…
В числе других позитивных факторов, вскрывшихся в ходе мониторинга, называются, если не вдаваться в подробности, а перечислить бегло, например, такие.
Повышение числа людей с высокой государственной идентичностью (то есть отождествляющих себя с эстонским государством, независимо от своей этнической принадлежности).
Понижение влияния российских СМИ на здешних русских – при росте престижа в этой среде эстонских масс-медиа, издающихся или вещающих на русском языке.
Хорошая адаптация в Эстонии репатриантов и новых иммигрантов.
Показательно, что особым разделом фиксируется то обстоятельство, что русские относятся к эстонцам лучше, чем эстонцы – к русским и другим muulased. Хотя на самом деле это – скорее признак не столько успешной интеграции, сколько не менее успешной ассимиляции, растворения инородцев в здешней среде. Но не будем придирчивыми…
Однако опять-таки возникает вопрос: а являются ли все перечисленные (и ещё немало иных) плюсы прямым следствием именно государственных усилий по интеграции? Существует ли непосредственная зависимость между потраченными в ходе всё той же интеграции десятками миллионов евро – и теми результатами, которые озвучены в исследовании?
Насколько помнится, адепты интеграции основной акцент делали на том, что хорошо интегрированные в эстонское общество русские и представители других наций и народностей, овладевшие государственным языком и изучившие историю и культуру коренного народа, тем самым необыкновенно повысят свою конкурентоспособность на здешнем рынке труда и войдут в дружную семью тружеников Эстонии. И?..
Этот момент, надо признать, также не обойден в «Мониторинге интеграции-2020». И о нём сказано, хотя и лаконично, но с достаточной степенью откровенности: «По оценке авторов исследования, … неравенство на рынке труда и в политике в основном сохраняется».
Собственно, на этом месте можно поставить точку. Но несколькими абзацами ниже в документе еще раз констатируется: «У русскоязычных жителей Эстонии ниже уровень трудовой занятости, выше уровень безработицы, и они оценивают свои трудовые отношения и положение на рынке труда как менее защищенное по сравнению с эстонцами».
Зато (привожу фразу, изъятую в первой цитате, где вместо неё стоит многоточие) «в целом в обществе преобладают позитивные тенденции единства, особенно среди молодежи».
А в остальном, прекрасная маркиза…