Так уж повелось, что педагоги обсуждают школьную реформу в учительских, а не на арене политических битв. За это их обвиняют в соглашательстве, трусости, равнодушии.
Работа над ошибками
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
После неформальной встречи с министром образования и науки я пришла к выводу, что сейчас, по всей вероятности, пришло время конструктивно обсуждать проблемы русской школы на профессиональном уровне, высказывать свои мнения, а не просто хулить все предложенное. В сегодняшних условиях разговоры в учительских сродни пассивному наблюдению за ситуацией. Появилась надежда, что наш голос хотят услышать, выяснилось (!), что вопросы реформы русской школы все-таки надо решать. И теперь я готова попытаться нарушить молчание учителей в СМИ и начать открытый педагогический совет.
Определимся с целью
Думаю, мало кто из здравомыслящих людей ставит под сомнение стратегическую цель преобразований в русской школе: выпускник должен овладеть государственным языком на приличном уровне, позволяющем комфортно войти во взрослую жизнь, не испытывая при этом ограничений в вопросах самореализации, в том числе и при выборе страны проживания.
Я не беру сейчас в расчет мнение людей, утверждающих, что у многих выпускников нет мотивации изучать эстонский язык (в планах у этих молодых людей покинуть Эстонию). По большому счету, у огромного числа гимназистов нет мотивации изучать и математику, и другие науки. Но сейчас не об этом.
Вернусь к разговору о цели реформы. Разумеется, она воспринимается нами положительно только в том случае, если качество знаний по остальным предметам не страдает. Государство обещает обучать детей так, чтобы их конкурентоспособность выросла в разы. Благая цель. Но... не достигнута. Значит, пришло время, как говорят в школе, делать работу над ошибками. Попробуем?
Ошибка первая: средства
Говоря о русской школе, мы не учитываем разницы между обычными классами, классами языкового погружения и так называемыми «отборными» классами, в которые дети попадают на конкурсной основе. А зря. Коллеги говорят об огромном разрыве в уровне знаний, умений и навыков между этими категориями учащихся. Отсюда и разногласия учителей в восприятии тех самых цифр – 60 и 40.
Такое соотношение предметов на эстонском и русском языках на гимназической ступени не пугает школы, где собраны сильные дети и есть заметные достижения. Однако все педагоги сходятся во мнении, что ориентироваться на них – значит, не видеть проблемы, потому что для остальных учащихся это соотношение подобно катастрофе.
Справедливости ради надо отметить, что педагоги не уверены и в непогрешимости программ погружения: на фоне прекрасного владения эстонским языком, увы, часто наблюдаются весьма поверхностные, схематичные знания по другим предметам. В общем, даже благая цель не оправдывает любые средства. Мне иногда хочется сравнить вынужденную искусственную подгонку школ к пропорции 60/40 с модным ныне фотошопом. Приукрашивай не приукрашивай, а реальная картина всем известна.
Ошибка вторая: натаскивание
Именно этот народный термин употребляют учителя, говоря, что школы вынуждены сконцентрировать свои усилия на достижении высоких результатов на экзамене для отчетности по переходу на эстонский язык обучения. Это ведет к тому, что живой язык фактически остается за пределами уроков. 80 процентов экзамена – это проверка знания грамматики. Выходит, если «натасканный» и успешно сдавший экзамен девятиклассник, став гимназистом, не говорит по-эстонски, проблема в содержании экзамена? Или в существующем разрыве между тем, что предполагает уровень В1, и тем, чем в реальности должен обладать гимназист для учебы на эстонском языке? Скорее всего, и в том, и в другом.
Рассмотрим первый случай. Вероятность хорошо выучить язык без общения с его носителями невелика. И это подтвердили мои выпускники, нынешние студенты, которые свободно говорили на эстонском еще будучи девятиклассниками. Уточню: они учились в обычных классах. На вопрос, как они выучили язык, молодые люди ответили: с детства общались с бабушкой-соседкой, друзьями во дворе, на тренировке и т.п. На уроках теория ложилась на подготовленную почву: получали ответ на вопрос «почему так надо говорить», а не на вопрос «как сказать».
Мои выпускники, оценив свой опыт, высказались за увеличение количества часов эстонского в основной школе при условии увеличения коммуникативной направленности этих уроков и за усиленные контакты с эстонскими школьниками. Наряду с совместными проектами, мероприятиями, поездками, спортивными днями (при условии создания смешанных русско-эстонских команд) они предлагают предоставить русским ребятам возможность посещать кружки по интересам в эстонских школах и вести переписку с эстонскими ровесниками. Да мало ли какие формы общения можно придумать! Одним словом, надо попытаться избежать формирующихся в этом возрасте страхов и комплексов, надо научить детей слышать другой язык.
А нам неплохо было бы научиться слышать друг друга и те предложения, которые выносятся на открытое обсуждение. Пользуйтесь своим правом анализировать и озвучивать аргументированное мнение вместо того, чтобы отторгать любые шаги навстречу.