Из человека, осуждающего мигрантов, ты сам становишься (экономическим) мигрантом. Поиски лучшей жизни привели к небывалой по своим масштабам миграции во всем мире. Но где же тогда у человека его корни и имеют ли они теперь вообще какое-то значение, рассуждает колумнист Михкель Мутть.
Некоторое время назад мне попалась на глаза пара статей, в которых довольно молодые и, видимо, преуспевающие люди заявляли: пусть эстонское государство даже и не надеется, что сможет как-то удержать нас на родине! Ни за что на свете жуткому призраку Эстонии не удастся подрезать нам крылья. Мы отправимся туда, куда пожелаем, и заявим о себе во весь голос!
Поначалу это казалось мне несерьезным бахвальством. Но вопрос гораздо сложнее.
Не знаю, много ли сейчас в Эстонии тех, кто иной раз ропщет на судьбу, что родился эстонцем?
Они упрекают всевышнего, который не дал им появиться на свет в какой-нибудь старой европейской стране или где-нибудь в Америке. В крайнем случае, в Японии. Даже Корея могла бы сгодиться.
Вместо этого они очутились здесь, в этой маленькой стране, и время, потраченное на изучение ее языка и культуры, кажется в поездках по свету плохой инвестицией. Поэтому надо побыстрее убираться отсюда, прежде чем успеешь окончательно порасти финно-угорским мхом!
Не знаю, сколько людей еще помнят, как когда-то они пели о том, как хорошо и почетно быть эстонцем? И сколько из тех, кто еще это помнит, сейчас отмахиваются от этого, как от наваждения — трудно поверить, что ты пел об этом.
У того, кто некогда совершенно откровенно был несогласен во имя свободы есть картофельные очистки, нет сердца. А у того, кто полагает, что это удел и его детей, выросших уже в свободной стране, — нет разума.
Да, жизнь в Эстонии кажется скучной и скудной. Скандинавская скука без скандинавского достатка. Сколько же всего закручено в нашей стране вокруг бедности, если посмотреть на те проблемы, по поводу которых идут споры и торги.
Куда ни глянь, к чему ни прикоснись — везде бедность, бедность, бедность. Сколько проблем решили, сколько вопросов утрясли. Но бедность никуда не делась, во всяком случае, мое поколение конца ее не увидит.
В Рийгикогу можно было бы создать одну большую комиссию, распустив все остальные. Эта единственная комиссия и была бы комиссией по вопросам бедности.
Летом человек обычно более активно перемещается. И оказывается в тех местах, где бывал прежде, человек видит, как они изменились. В основном перемены происходят в одном направлении. Жизнь впадает в кому.
Поселки, которые еще лет десять назад казались подходящими для жизни населенными пунктами, стареют, там все меньше и меньше людей.
Исчезают импульсы для активной жизни на местах. На работу люди ездят куда-то еще, детей обучают в других местах.
Вся Европа совершает длинный путь к закату, а Эстония — ее окраина.
Прежде в сельских домах культуры пару раз в год появлялись театральные труппы из центра. Театралы знают, что такие «гастроли» рассматривались как нечто легкое и не особо притязательное. Теперь вся Эстония как один сельский дом культуры.
В этой связи меня удивляет, как те, кому довелось какое-то время пожить на Западе и наблюдать тамошнюю ненапряженную и приятную жизнь, не могут взять в толк, почему так получается. Это отнюдь не связано с тем, что люди там какой-то иной породы и их ген цивилизованности куда более развит и т.п.
По крайней мере процентов на девяносто за этим стоит благосостояние. Уберите это самое благосостояние хотя бы отчасти — и глянец тут же даст трещину. Вместо толерантности появится недоверие.
Вновь зазвучат лозунги защиты родного внутреннего рынка, возникнет желание закрыть границы, начнуться поиски виноватых всех мастей и т.д. (Ведь в Европе межгосударственная солидарность слабеет, что бы там в верхах ни говорили. Эпоха расцвета Европейского Союза в будущем, видимо, будет датироваться началом 2000-х годов.)
Не лучший выход читать эстонцам проповедь о том, что они не слишком усердны в освоении цивилизационных норм — будь то по части интеграции, демократии или чего-то еще. Было бы больше достатка — было бы и больше дружелюбия, участия и заботы и даже оригинальности.
В советское время мы обычно свысока смотрели на тех русскоязычных, которые переселились в Эстонию после войны. И не только потому, что в наших глазах они были оккупантами (в качестве смягчающего обстоятельства отметим, что сами того не ведающими), но и принципиально.
Они были не имеющими корней homo soveticus. И мы, убежденные в том, что живем в этих краях пять тысяч лет, противопоставляли себя им именно по признаку укорененности. Это и было гарантией нашего морального превосходства.
Но если сейчас мы сами хотим отправиться открывать мир, нет ли здесь двойных стандартов? Тем более, что и цели наши особо не различаются.
Прежде с востока в Эстонию ехали, узнав, что «там сразу дают квартиры», невообразимую роскошь. Теперь едут в надежде получить шанс на лучшую жизнь.
Правда, жажда приключений и острых ощущений тоже играет свою роль, но на первом месте все равно остается (интересная) работа и лучшие заработки. Но это ведь и есть экономическая миграция.
«Перекати поле» укоризненно говорили у нас полвека назад по поводу мигрантов. Но теперь весь мир «перекати поле», и это уже скорей норма, чем исключение, да и мы теперь уже не осуждаем этих мигрантов, но сами тоже хотим мигрировать.
В прежние века немногие имели возможность путешествовать, еще меньше людей имели возможность выбирать место проживания или менять его. Вместе со всеми прочими свободами эти тоже в основном спускались сверху.
Нет сомнения, что в мире происходит самое масштабное во все времена переселение народов, и не только по абсолютным числовым показателям, но и структурно. (Приведу лишь один пример, конечно, китайский. Население Пекина за последние десять лет возросло на семь миллионов человек, все они перебрались в город из деревень.)
И что же нам теперь делать с этими пятью тысячами лет? Боюсь, что на какое-то время они будут оставаться лишь предметом домашнего потребления.
Человеку, осознающему свои корни, может показаться, что гражданин мира явление поверхностное, в нем много цивилизации, но мало культуры, если прибегнуть к одному широко известному определению.
Но если таких граждан мира становится все больше, если они окажутся в большинстве, то в обществе себе подобных они будут чувствовать себя прекрасно.
В таком окружении осознающий свои корни человек сам оказался бы неким исключением, посмешищем, нелепым явлением, ведущим речь о том, чего другие не понимают. В конце концов, двое-трое человек, не утративших корней, соберутся вместе и начнут обсуждать свои корни.
Опыт свидетельствует, что в течение человеческой жизни некоторые ценности переосмысляются под грузом прожитых лет.
Тот, кто не разделял в молодости левых взглядов и не стремился изменить мир, не имеет сердца, а тот, кто желает этого в старости, лишен разума.
Следуя этой логике, можно сказать, что тот, кто в молодости не стремится уехать из Эстонии, кто не желает испытать чего-то другого, тот просто нытик, лентяй или увалень. А тот, кто потом не захочет сюда вернуться, не имеет души и сердца. Но так ли это на самом деле?
Бывших хиппи мы знаем и бывших панков тоже знаем. Но можно ли представить себе нынешних обитателей Facebook по прошествии времени сидящими где-то на склоне горы с убеленными сединой волосами и поющими на вечерней заре: «Мой край совсем невелик, но нет его милей?». Время покажет.