Генпрокурор Эстонии: пусть каждый сделает выводы сам

С правовой точки зрения все просто: до тех пор, пока кто-то не признан винновым в суде, его вина не доказана, сказала генеральный прокурор Эстонии Лавли Перлинг в программе «Otse Postimehest» о вынесенном сегодня постановлении Государственного суда, которым Эдгар Сависаар объявлен неподсудным. Интервью записали до того, как появилась информация о решении.

- Работа Государственной прокуратуры находится под пристальным вниманием общественности, много звучит и критики. Как вы с этим справляетесь?

- У каждого из нас есть свой способ справиться. Самое главное – мы же не только прокуроры, мы люди. Трудных профессий немало. Первое правило – оставаться самой собой. Второе – верить в то, что мы делаем. Я являюсь прокурором больше 20 лет, и я убеждена: я делаю то, что хочу делать. Я иду на работу с мыслью, что занимаюсь лучшим в мире делом. Моя основная работа – искать доказательства, искать правду, помогать людям, и наличие внимание со стороны общественности нужно акцептовать. Мы же работаем для людей, служим им – и мы обязаны объяснять, что мы делаем и почему.

- Как научиться тому, чтобы, например, глазами не выдать перед камерой информацию, которая пока не должна стать достоянием общественности?

- Наша первичная задача – быть профессионалами, и это добавляется к профессии. Мы и молодых коллег учим тому, как справиться с общественным вниманием. И мы – те, кто пришел на работу давно, должны были изменить свое отношение и поведение при общении с журналистами. До 2004 года, когда прокуроры были скорее надзирающими, не было ни потребности, ни права так много общаться с общественностью. В 2004 году прокурор стал руководителем следствия, и добавилась обязанность предоставлять информацию о ходе уголовного производства. С общественностью нужно общаться, чтобы люди понимали нас – поскольку если они понимают, то они могут нам доверять. Чем больше человек нам доверяет, тем больше мы можем ему помочь.

- Как им кажется, люди всегда знают, как все было на самом деле и каким должно быть наказание. Насколько на вас, как на человека, влияет весь этот общественный шум, вынесение оценок до суда?

- В прокуратуре есть договоренность о трех ценностях: профессионализм, смелость, сосредоточенность на человеке. Нашей задачей всегда является обязанность поступать по закону, но государство должно быть повернуто лицом к человеку. И эти оговоренные ценности помогают, дают поддержку.

Конструктивная критика должна быть, и СМИ могут быть критически настроенными. Если наказание непонятно, нужно спросить, почему, и можно сказать, что одно или другое было несправедливо, и наша обязанность – объяснить. Иногда причиняет боль ложь и легко брошенные фразы, вроде «прокуратура политически несамостоятельна», «прокуратура исполняет политический заказ».

А вот не исполняет. Я могу смело смотреть все в глаза и говорить, что прокуратура независима. Производство по уголовным делам в Эстонии политически независимо. А если говорится, что прокуратура политически несамостоятельна и все делается плохо, то все, кому причинили боль, или, например, ограбили, будут думать – стоит обращаться со своими проблемами к государству или нет?

- Сегодня Postimees написал, что в отношении имущества подозреваемых по делу Danske введены ипотеки. Не оставлено ли сейчас для следующих возможных подозреваемых время для того, чтобы они успели переписать свое имущество на кого-то другого?

- Мы свои идеи обдумали. Следствие нельзя вести на глазах у общественности. Цель уголовного производства – установить истину теми средствами, которые нам дало государство. Делом занимается очень хорошая команда, они лучшие, которых Эстония может предложить. Они знают, что делают, и они делают все для того, чтобы выяснить как можно больше.

- Бывшие руководители высшего звена Danske, прежде всего, Айвар Рехе и Тыну Ванаюур решили вообще не давать никаких комментариев. Как это выглядит с точки зрения прокуратуры?

- Мы таких оценок не даем – кто и как общается или не общается с журналистами. Наша задача – говорить, но мы и сами в общении с общественностью исходим из правила: говорить только правду.

- Иногда это не вся правда.

- Да, иногда мы говорим мало. Второе правило – всегда защищать честное судопроизводство. Место доказательств в суде. И третье правило – защищать всех участников процесса. Личные данные свидетелей и потерпевших нужно защищать. Подозреваемых и обвиняемых нужно защищать посредством презумпции невиновности – но мы всегда должны учитывать и повышенное внимание общественности.

- И все же, с Рехе и Ванаюуром уже общаются?

- Мы общаемся с ними тогда, когда нужно общаться, и то, как много  они общаются, зависит от их ходатайства и решения в тот момент.

- И в деле Danske есть политическое измерение: в то время, когда происходило отмывание денег, у власти была Партия реформ. Будет ли прокуратура искать ответы на вопросы, связанные с этим?

- Производства по уголовным делам политически независимы. Наше дело рассмотреть случай отмывания денег. Если это касается какой-то партии или кого-то, кто состоит в рядах какой-то партии, это будет у нас на столе – если на это указывают доказательства.

- Вас самих на должность назначает правительство, которое состоит из политиков. Известны ли какие-то случаи, когда политики решали – нет, этот человек нам политически не подходит?

- Это нужно спрашивать у политиков. Но не секрет, что процесс поиска генерального прокурора был сложным.

- Политики думают, что и они могут стать возможными обвиняемыми?

- Все зависит от людей. У честных людей - честные взгляды и цели. И если у кого-то какая-то червоточина, исправить ничего нельзя. Демократия же заключается в том, что политики руководят страной. Определенные решения являются политическими: сколько денег дается общественно-правовому вещанию, прокуратуре, полиции, больницам. И это нормально. Скорее вопрос в том, насколько эти решения прозрачные или аргументированные. Лучше, если это так. Но в производстве мы должны быть полностью независимы, такими мы и являемся. В Эстонии невозможно по одному звонку возбудить или прекратить уголовное дело или оказать на расследование политическое влияние.

- Сегодня Государственный суд решает, что будет дальше с уголовным делом Эдгара Сависаара, и Postimees говорили, что решение будет в пользу Сависаара. (Интервью записывалось утром, когда о решении еще не было известно – В.К.). Что говорят ваши данные?

- У меня нет таких данных. Я упертый фанат правового государства и считаю, что одним из священнейших дел является тайна совещательной комнаты. Но вне зависимости от того, решит Госсуд продолжать с Сависааром или без Сависаара, прокуратура это акцептует.

- Но все же, предположим, что Сависаару повезло. Но процесс будет продолжаться и, возможно, какие-то люди будут признаны виновными. Как мы должны относиться к Сависаару, который не участвовал в процессе?

- С правовой точки зрения все просто: до тех пор, пока кто-то не признан виновным в суде, его вина не доказана.

- А с человеческой?

- Прокуроры не могут работать на чувствах, мнениях, предположениях. Нужно дождаться решения Государственного суда, и они обязательно его объяснят. И тогда каждый сможет сделать свои выводы.

- После ухода Стевена-Христо Эвестуса прокурором в этом деле станет Таави Перн? Раньше звучало и имя Трийну Олев. То есть два прокурора?

- Два. Трийну Олев с самого начала была рядом с Эвестусом. Для нас речь идет о приоритетном деле, и Полиция безопасности проделала большую работу, мы дошли с этим делом до суда. Это серьезное дело.

- Но как эти двое смогут тягаться с адвокатами? У адвокатов же было больше времени...

- Естественно, самое простое, если один прокурор может работать по делу от начала и до конца. Но прокуроры менялись и раньше, это будет происходить и в будущем. В этом для прокуратуры нет ничего особенного. У Таави Перна невероятная работоспособность, он очень умный человек. Ко времени заседания, я думаю, он будет знать столько же, сколько знал Эвестус на последнем заседании.

- Почему многие прокуроры становятся адвокатами? Самым известным был уход Нормана Ааса – правда, он попал в маленький круг Sorainen.

- Должностной срок на посту генерального прокурора у Нормана Ааса закончился. Но в принципе таких случаев немного: от нас больше происходит движение в сторону суда, что очень хорошо. Откуда придет развитие и инновации, если в прокуратуре будут только те, кто отработал там по 20-30 лет? Свободное перемещение юристов могло бы быть более интенсивным. Суд, прокуратура и адвокатура – все служат правовому государству. От работы в одном месте люди устают, но в то же время у них очень хорошие знания и мотивация и дальше служить справедливости. Хорошо, если они будут двигаться дальше. Но на работу к нам попадают и судьи.

- И этому благоволит и здание, в котором прокуроры и судьи будут сидеть под одной крышей? Речь о домах в Таллинне на улице Лубья, и о Тарту, где это уже тоже есть.

- Мне это кажется такой псевдотемой. Я полушутя спрошу: думает ли какой-нибудь журналист, что его сокурсник по Тарту, работающий в PR, может на него влиять? На людей, у которых все нормально с этикой, невозможно влиять. Я всегда буду относиться к судье как к судье – даже если это мой сокурсник, даже если я знаю его за пределами работы. Это моя обязанность. Людей, у которых с этим непорядок, не удержит от влияния даже Китайская стена.

- 99 процентов обвиняемых признаются виновными. Как такой показатель выглядит в контексте прозападной демократии?

- Очень хорошо. Над прокуратурой ведется масштабный надзор. Нас контролируют суды, канцлер юстиции, парламент, генеральный прокурор ходит в конституционную комиссию. В Эстонии в год регистрируются 27 000 преступлений. Каждый год мы отдаем под суд около 13 000 человек. 90 процентов дел, которые получают окончательный приговор, рассматриваются в укороченном виде по соглашению сторон. Там всегда есть адвокат – не бывает такого, что прокурор идет к обвиняемому и говорит – давай договариваться.

- Но заключающие соглашение часто говорят, что согласились без вины, просто для того, чтобы жить дальше.

- Это хорошо говорить, но есть контраргументы. Соглашение подписывает адвокат. Во-вторых, суд – это не резиновая печать. Договорные производства идут в суд, и только суд устанавливает истину. Это неверно, что где-то что-то подписывают без доказательств, а суд признает обвинение.

В суды отправляются 10 процентов спорных дел – когда прокурор остается верен себе, а адвокат – себе, и вина признается в семи процентах из них. И на международной картине это средний результат.

- Как часто возникает такая ситуация, когда вы знаете, как все было, но пригодных для суда доказательств нет?

- Прокуроры сталкиваются со случаями, когда эта грань очень тонкая: идти в суд и бороться за дело, за потерпевшего, или прекратить производство. Прокуроры должны быть профессиональными и смелыми. Если критика становится очень личностной, то может получиться так, что прокуроры начнут легче прекращать производства вместо того, чтобы идти в суд. И это опасно. Критиковать можно всегда, если работа сделана плохо, безответственно или неадекватно, но можно воздержаться от критики, если работа делается в полном убеждении, согласуется с законами и в борьбе за человека.

- Вы говорили, что прокурор обязательно должен читать художественную литературу. Что вы сейчас читаете?

- Я иногда читаю книги. На кухонном шкафу сейчас лежит «Смилла и ее чувство снега» (автор Питер Хёг – В.К.), которую я еще не дочитала.

- Вы называли одним из любимых фильмов «Мертвец» с Джоном Деппом. Что вас в нем привлекает?

- Простота.

- У вас трое детей. Вы посоветовали бы им ту же профессию, которую выбрали сами?

- Дети должны выбрать свой путь и делать то, что они хотят делать. Если человек может делать то, что он хочет, то он в этом преуспеет.