С 6 декабря «Сталинград», главный российский блокбастер этого года, можно посмотреть и в кинотеатрах Эстонии.
Война в условиях любви
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Этот фильм породил раздор в стане российских критиков. Копья по поводу «Сталинграда» ломают до сих пор. «Сколько людей, столько и мнений» – за этой избитой истиной кроется куда менее банальное наблюдение: восприятие каждого зрителя уникально, любой фильм можно смотреть не просто по-разному, но даже на разных уровнях.
«Сталинград», в отличие от очередного невнятного ромкома или скучной драмы, поневоле смотришь на двух уровнях, как если бы в тебе уживалось сразу два человека. Один следит за героями, смеется, когда смешно, пугается, когда страшно; второй смотрит фильм о самом жутком, по сути ключевом сражении и Великой Отечественной войны, и Второй мировой войны, исход которых, как отмечает закадровый голос, изменил судьбы миллионов.
Равнодействующая миллионов воль
Если ты не прожженный циник и хоть что-то знаешь об истории ХХ века, «Сталинград» невозможно воспринимать вне контекста, как некий отвлеченный военный сюжет. Ответственность режиссера, решившегося снимать такое кино, велика, особенно если это русский режиссер. Но это – лишь одна сторона медали.
Вторая сторона – зрительская, ведь Сталинград у каждого свой. Для кого-то это русская история – о победе русского народа, о его героизме, о том, как русские сумели сделать невозможное и переломили хребет немецко-фашистской гадине. Для кого-то это история скорее советская – о братстве народов, сражавшихся с людоедской идеологией за светлое будущее для всех независимо от национальности. Наверняка найдутся и те, для кого это история попросту сталинская, о военном гении лично Иосифа Виссарионовича. Кто-то воспринимает великую битву как часть европейской истории, не акцентируя внимание на России или СССР, ведь Гитлер и Вторая мировая были общей для всех европейцев бедой. Наконец, есть те, кто воспринимает Сталинградскую битву с более глобальных, общечеловеческих, может быть, христианских позиций.
Что важнее, свой Сталинград был у каждого и в 1942-м, когда бок о бок сражались старики, заставшие еще царизм, и не знавшая ничего, кроме СССР, молодежь, крестьяне и интеллигенты, верующие и атеисты, подлецы и бессребреники. Такое же смешение царило и по другую сторону фронта – с той фатальной разницей, что они были захватчиками, а мы – защитниками. Не все немцы были антисемитами и верноподданными идиотами. Но война есть война, «немецкий солдат отличается от прочих тем, что беспрекословно выполняет приказ» (говорит в фильме полковник Хензе), каждый так или иначе делает свой выбор. Из множества личных решений складывается История, в которой Сталинград ценой почти двух миллионов жизней – с обеих сторон – стал камнем, застопорившим военный механизм Третьего рейха. Благодаря очень разным людям фашизм не прошел. «Сталинград» Федора Бондарчука – в том числе об этом.
Если коротко: «Сталинград» – очень хороший фильм. Хочется добавить «как ни странно», потому что «Обитаемый остров», мягко говоря, не предвещал ничего хорошего. Бывает, однако, так, что человеку удается условно-историческое кино, но не удается, скажем, фантастическое – взять хоть Александра Сокурова, снявшего отличные «Молох» и «Солнце», но спасовавшего перед «Фаустом».
За Волгой жизни нет
«Сталинград» рассказывает историю небольшой советской диверсионной группы, которой удается переправиться на правый берег Волги, где стоит город, и захватить дом, откуда враг вел прицельный огонь по советским частям, пытающимся закрепиться на правобережье. Командир группы, капитан Громов (Петр Федоров), получает приказ удерживать дом любой ценой. Рядом с Громовым – снайпер Чванов (Дмитрий Лысенков), человек бесшабашный и ненавидящий фрицев лютой ненавистью; разведчик Никифоров (Алексей Барабаш), молчун, которого даже можно принять за немого; артиллерист Поляков (Андрей Смоляков), которого за добрый нрав прозвали Ангелом; радист Астахов (Сергей Бондарчук-младший) по прозвищу Тютя, смельчак, необычайно робкий с женщинами; и девушка Катя (Мария Смольникова) – жительница дома, никуда не пожелавшая уезжать и оставшаяся, как и еще сто тысяч человек, в Сталинграде после того, как пришли немцы.
Параллельно развивается линия немецкого капитана Петера Кана (Томас Кречман), который сдал дом и теперь должен отбить его у русских. Кан – потомок прусского военного рода, солдат лояльный, но уже успевший разочароваться в «этой войне»; чем-то он напоминает графа фон Штауффенберга, который тоже успел повоевать в Белоруссии и Африке прежде, чем решился взорвать Гитлера. В отличие от Кана полковник Хензе (Хайнер Лаутенбах) осознает свою «историческую миссию» по завоеванию мира во имя фюрера, предан Гитлеру и требует того же от других. Между тем капитан Кан влюбляется в сталинградку Машу (Янина Студилина) – та напоминает ему покойную жену. Влюбляется, правда, своеобразно: то носит Маше тушенку, то насилует, то рассказывает о том, как она, Маша, сделала из него, немецкого офицера, зверя. Понятно, что девушка тут ни при чем, зверя из Кана сделали двое – война и он сам, – но до этой мысли капитану еще надо дожить. Как ни странно, Маша проникается к немцу ответным чувством...
Перипетии сюжета пересказывать нет смысла – фильм нужно смотреть; многое из того, что кажется странным и нелепым на словах, в контексте «Сталинграда» – безусловная правда. Режиссера немало упрекали в неправдоподобности отдельных эпизодов, но это как раз тот случай, когда правда хуже воображения. Например, советские солдаты, которые горят, но продолжают бежать на врага, потому что «за Волгой жизни нет». Казалось бы, эти кадры не могут быть правдой физически, – но именно так описывал закрепление наших частей на правом берегу снайпер Василий Зайцев: «Взметнулось пламя, начали рваться бензобаки, загорелась земля. Над цепями атакующих моряков с оглушительным ревом метались гигантские языки пламени. Все охвачено огнем. Еще минута – и мы превратимся в угли, в головешки... Охваченные огнем солдаты и матросы на ходу срывали с себя горящую одежду, но не бросали оружия. Атака голых горящих людей... Что подумали о нас в этот момент фашисты – не знаю. Быть может, они приняли нас за чертей или за святых, коих и огонь не берет, и потому бежали без оглядки».
То, что выше войны
Сценаристы черпали материал из многих источников, включая роман Гроссмана «Жизнь и судьба»; откровенной отсебятины здесь нет. Мог Кан влюбиться в русскую, да так, что спас девушку от верной гибели? Вполне. Мог Хензе для устрашения врага приказать сжечь еврейскую женщину с ребенком посреди площади? Мог, даже если рыдал, едва заслышав Бетховена. Точно так же достоверны красноармейцы – не похожие друг на друга, но объединенные одной целью, ненавистью, болью. Кто-то верит Сталину как себе, кто-то втайне молится Богу, но когда в доме обнаруживается прекрасная Катя, сразу становится ясно, за кого именно они воюют – и за кого, если надо, умрут.
В кульминационных сценах дважды – на русском и немецком языках – звучит ария Каварадосси из оперы «Тоска», трагичнейшая мелодия всех времен: в ожидании казни герой вспоминает о любимой и доверяет отчаяние небесам. Пронзительные ноты Пуччини здесь – словно общий знаменатель: музыка задает систему координат, которая уравнивает всех. В условиях любви каждый понимает, прав он или нет, и если впереди – смерть, за что именно он погибнет.
«Сталинград» не расставляет акценты: если наши, то праведники, если фрицы, то звери. Все герои – живые люди, все способны и на любовь, и на неоправданную жестокость. У каждого – своя правда, свои мертвецы, свои потери. Война ожесточает всех и не щадит никого. Но есть нечто выше войны – правда истории, правда любви, – и ради нее, ради того, чтобы женщины, подобные Кате и Маше, не страдали, капитан Кан должен проиграть, а капитан Громов – победить. Пусть даже и в посмертии.
Реакция на «Сталинград» показательна. Вот что инкриминирует ему продюсер Марк Рудинштейн: «В фильме нет трагедии нашего народа. Там все перепутано, непонятно, кому симпатизирует режиссер... Это провал режиссерский, сценарный, даже идеологический». В «Сталинграде» действительно нет идеологии. Отношение к ней выражено в сцене, предваряющей штурм дома немцами. Строй солдат стоит перед стеной с барельефом Сталина, и Кан произносит речь: «С нами Бог. А Бог – это Гитлер. Мы воюем за Гитлера...» Никто тут не воюет за Гитлера или за Сталина. Нет в фильме и «трагедии народа» – только трагедия отдельных людей. И симпатизировать режиссер никому не должен. Сегодня, глядя в прошлое, можно говорить лишь о справедливости, а она невозможна без понимания и сострадания. Сама победа в той войне – это победа любви над ненавистью. Фильм Федора Бондарчука – не о ненависти: «Сталинград» – о любви.