Я не желаю вам приятных впечатлений

Фото: Архив ДД

Много лет в самых разных театрах после просьбы отключить мобильные телефоны ласкающий голос желает «приятных театральных впечатлений».

И много лет я вздрагиваю от этого вкрадчивого мурлыканья, потому что приятные впечатления нас могут и должны ожидать в массажных кабинетах и салонах красоты, в ресторанах и на дорогих курортах, на светских вечеринках, но совсем не в зрительном зале. И что может быть за приятность такая, если Константин Гаврилович застрелился, Иванов застрелился, Актер повесился, Ромео и Джульетта умерли, Гамлет умер, Отелло задушил Дездемону, а Карандышев застрелил Ларису?

Крысиные радости

Конечно, приятность может происходить от сборов в театр, от возможности продемонстрировать новое платье или нового спутника, от антракта, проведенного в буфете, но в самом зрительном зале все-таки хочется, чтобы публика испытала катарсис, облилась слезами, надрывалась от хохота, негодовала и сострадала. Или тогда надо приравнять театр к оздоровительным процедурам типа лечебных грязевых ванн.

К слову сказать, Катри Райк предлагает проект театрализованного аквапарка в своей книге «Моя Нарва»: бассейн строится на границе с Россией с частичным захватом обеих территорий, и посетители, плавающие между двумя государствами, наслаждаются водными процедурами, зажав в зубах паспорта в целлофановых упаковках для предъявления пограничникам и таможенникам, несущим свою нелегкую службу прямо среди игривых фонтанчиков.

Английские ученые Майкл Вудли и Джеймс Томпсон на основе серьезнейших исследований пришли к неутешительному выводу: человечество поглупело. Разучилось связно излагать мысли, особенно письменно (как писал Бродский: «Развлекалась со мной, но потом сошлась с инженером-химиком и, судя по письмам, чудовищно поглупела»), потеряло быстроту реакции, плохо обучаемо, легко овладевает только навыками нажатия на кнопки. Но крысы, я слышала, еще быстрее научаются нажимать на кнопки для получения удовольствия.

Проза жизни

На вступительных экзаменах в театральную студию всегда есть одна девочка, которая говорит: «А из прозы я прочту Шекспира». И читает монолог Джульетты, написанный, как известно, пятистопным ямбом. Этим пятистопным ямбом писали пьесы и до Шекспира, писали на самых разных языках и после него – взять хоть наши «Маленькие трагедии» и «Бориса Годунова». И современники Шекспира, и современники Пушкина знали про этот самый пятистопный ямб и про его идеальную пригодность для драматургии. И знали, что отсутствие рифмы есть признак не прозы, но белого стиха. Теперь эти знания приравнены к элитарным и снобистским.

Но я заметила еще одну новую особенность поступающих в театральную студию: если раньше молодые люди читали стихи поэтов-мужчин, а девушки – поэтесс, то теперь этого естественного разделения не существует. Выходит молодой мужчина и запросто читает стихи Анны Ахматовой от первого женского лица или изящная девица читает стихи Сергея Есенина о свойствах мужской страсти. При полном отсутствии гендерного самоопределения.

Американский режиссер Адриан Джурджа рассказал мне, что в Японии – в стране самых передовых технологий – молодые люди крайне неохотно вступают в любовные отношения. То есть понимаете, что получается: мало того, что глупый человек, так еще и сексуально незаинтересованный. Мы же привыкли думать, что низкий интеллект компенсируется эротическими устремлениями, а отсутствие сексуальных исканий компенсируется высоким IQ – высоким интеллектуальным уровнем. А вот и нет! Ни того, ни другого.

«Приятное» – это самый высокий градус, на который сегодня может рассчитывать режиссер, живописец, драматург или артист.

Несколько лет назад в театре «Глобус» в Лондоне я видела, как во время представления «Ромео и Джульетты» задолго до финала, наверное, четверть зала покинула спектакль. Джульетта приняла снадобье брата Лоренцо и казалась мертвой; чтобы зрители, как и все Капулетти, поверили в эту притворную смерть, «бездыханную» Джульетту понесли в фамильный склеп через зал, показывая всем зрителям. И вот многие, убедившись, что героиня умерла, встали со своих мест и ушли, решив, что больше ничего интересного, вероятно, не будет…

Шекспировский вопрос

Для меня есть еще один важнейший показатель «оглупления» времени: активизация сомнений массовой культуры в существовании Шекспира. Жизнь Шекспира обретает отрадные и приятнейшие формы детектива, в котором разоблачается лучший из поэтов мира. К 450-летию гения только что вышла книга Игоря Шайтанова в серии ЖЗЛ «Шекспир». Автор цитирует Бориса Пастернака, который так оценивает все бывшие и будущие сомнения в существовании Шекспира:

«Почему именно посредственность с таким пристрастием занята законами великого? У нее свое представление о художнике, бездеятельное, усладительное, ложное. Она начинает с допущения, что Шекспир должен быть гением в ее понимании, прилагает к нему свое мерило, и Шекспир ему не удовлетворяет. Его жизнь оказывается слишком глухой и будничной для такого имени».

Эпиграфом к своей серьезной и глубокой монографии Шайтанов взял слова Гейне: «Если Господь по праву претендует на первое место в деле Творения, то Шекспиру, без сомнения, принадлежит второе».

Представить себе русскую литературу без Шекспира просто невозможно: не было бы у нас «Дубровского», где Троекуров и Дубровский несомненные Капулетти и Монтекки, а Владимир и Маша – Ромео и Джульетта, и только Пушкин поставил долг выше любви и заставил Машу выйти за Париса – Верейского – и нести свой скучный крест. Не было бы у нас и «Маскарада», где столь точно передано содержание «Отелло», где Нина – совершеннейшая Дездемона, а Арбенин – Отелло. Только вместо драгоценного платка Лермонтов дает Нине потерять браслет, который не дороже 25 рублей, что, впрочем, тоже большие деньги, но не сравнимые, конечно, с ценой расшитого таинственного платка.

И чтобы не унизить шекспировский сюжет дешевизной детали, Лермонтов придумывает ей гениальное оправдание. Ведь Арбенин игрок, шулер, он может ничего не заметить в мире, но зеленое сукно игрального стола и руки на нем – всегда врежутся в его память в самых тонких и мелких подробностях. Поэтому и заметил он пропажу ничтожного браслета, что не сделал бы ни один состоятельный муж…

Как будет жаль, если все эти ниточки и связки, вся эта перекличка гениев и талантов оборвется окончательно, и люди будут только «гуглить» в поисках чего-нибудь миленького и отдохновительненького. А потом привыкнут, перейдут полностью на птичий язык, и будут уже не гуглить, а только гулить, как гулят голуби: «Гуль-гуль». Жирные, глупые и равнодушные голуби мира.