Карис: высшее образование сегодня является международным бизнесом

Государственный контролер Алар Карис усматривает одну из возможных угроз для высшего образование в том, что вузы с целью получения денег станут открывать англоязычные программы, не имея возможности обеспечить качество образования. Фото: Андрес Хаабу

Бывший ректор ТУ Алар Карис считает, что если народ небольшой страны хочет быть конкурентоспособным в современном мире, то люди должны владеть двумя-тремя языками.
 

Бывший ректор Тартуского университета (ТУ) и Эстонского аграрного университета, ныне госконтролер Алар Карис отмечает в интервью Postimees, что университеты Эстонии и их преподаватели не должны опасаться перехода на международную основу. Если будет найден баланс между обучением на эстонском и английском языке, то все это только пойдет на пользу сохранению эстонского языка и культуры.

Высшее образование как будто превратилось в нечто такое, что может приобрести любой буквально на каждом углу, и это направление ничуть не сдерживает реформа высшего образования.

Да. В Эстонии распространено представление о том, будто университетское образование является единственным правильным образованием, и все прочие виды образования — прикладное высшее, профессиональное — как бы неправильные. Ребенок просто должен поступить в университет.  

Отсюда рождаются подобные концепции: мол, лучшие уходят в элитный университет, другие — куда-то еще, а третьи — уезжают за границу. Но мне слово «элита» не нравится, хотя мы ведь говорим про элитные гимназии, в которых собраны учащиеся, мотивированные к обучению, причем там не всегда могут быть самые лучшие учителя.

Если желают учиться лучшие, то и результат лучше. Я думаю, что нет смысла бороться с нашими четырьмя-пятью элитными школами. Пусть эта особенность сохраняется,  так же пусть будет и в высшем образовании.

Мне кажется, что одна из проблем в том, что все хотят быть похожими на Тартуский университет — чтобы заниматься наукой и постараться походить на так называемый настоящий университет.

Что же это такое — настоящий университет?

Университет, в котором занимаются наукой от и до. В Тарту ведь и впрямь относительно крепкая наука по базовым научным дисциплинам, но поскольку денег мало, то все университеты хотят делать упор на научную деятельность, поэтому преподавание остается на заднем плане.

Значит, мотивация заниматься наукой — это просто дополнительные деньги?

Будучи сам бывшим ученым я не решаюсь так говорить. Для ученого деньги — это средство, ученый хочет делать свою работу наилучшим образом. Целью даже посредственного ученого являются вершины. Другой вопрос, достигнет ли он этих вершин. Чтобы туда добраться, нужен человеческий ресурс.

В то же время преподавание стало… я не хочу сказать, что неважным. Вероятно, преподают и дают самое лучшее, но молодежь жалуется, что не получает того, чего пожелает. Одна из причин в том, что мы не сос­тавляем, например, программу по инфотехнологии, а потом занимаемся поиском преподавателя. У нас все наоборот. Сос­тавляются программы, и обу­чение идет на той основе, что могут и знают наши преподаватели или полагают, что могут.

Как в других странах мира обстоят дела с платным и бесплатным образованием?

Очень по-разному. На нас оказывает влияние Финляндия, в которой образование бесплатное. Поэтому мы придерживаемся такого же направления. В данный момент трудно сказать, куда это нас заведет, и насколько это жизнеспособно.

Усматриваю здесь и некую опасность. Университеты склонны принимать как можно больше студентов, и все это по очень простой причине —  чтобы руководители университетов и преподаватели не подумали, что их специальность и работа могут оказаться невостребованными. Так мы можем прийти к тому, что студентов будут бесконечно держать в университетах, и уровень образования сильно понизится. Очень трудно прогнозировать, что может случиться.

Удобнее принимать студентов на специальности, которые наиболее популярны и обучение на которых дешевле.

Так и есть. Почему университеты расширились, почему появилось так много социальных наук? Я не хочу сказать, что эти дисциплины легче, но обучать им несомненно дешевле.

В рейтингах мировых университетов ни один вуз Эстонии не занимает высокой позиции.

К этим рейтингам следует относиться с осторожностью. В некоторые вошел и Тартуский университет. Но если посмотреть на недавно опубликованный рейтинг мировых университетов, составляемый Шанхайским университетом Тонга Джиао, то в нем эстонских университетов нет.

Более того, если посмотреть по карте, из каких стран вышли представленные в этом рейтинге университеты, то сплошная пустая полоса тянется вниз от Эстонии до Болгарии, где нет ни одного университета из этого рейтинга. Однако, например университеты Азии, которые стали активно сотрудничать с другими университетами мира, очень внимательно следят за этими рейтингами, нравится нам это или нет. Если университета в нем нет, то сотрудничать сложнее.

А это сотрудничество нужно?

Сотрудничество, несомненно, необходимо, но для этого необязательно ехать в Китай или еще дальше. Нашу демографическую дыру не заполнить одними лишь студентами из Азии. Цель международного развития в другом: прежде всего стать заметными в мире.

Высшее образование сегодня — это международный бизнес, но мы, безусловно, не можем участвовать в этом бизнесе равноценно с англоязычными англосаксонскими странами. У нас появятся даже языковые проблемы, да и язык не у всех наших преподавателей достаточно хорош. Необходимо подумать над тем, чтобы преподаватели, желающие работать по международным программам, проходили бы тестирование на знание иностранного языка и культуры, как это делается, например, в университетах Дании.

У нас такого теста нет?

Увы, нет. Отношение к этому совсем другое: мол, я годами здесь преподаю и уж точно не собираюсь сдавать какой-то тест. Многие преподаватели также считают, что они находятся на должном уровне, если бывали на зарубежных конференциях.

Международная учебная программа могла бы мотивировать преподавателей совершенствоваться.

Безусловно. У нас среди преподавателей есть молодежь, которая училась за пределами Эстонии, она прекрасно владеет языком и знает культурный фон. Наше положение, несомненно, улучшилось бы, если бы наши преподаватели в течение пяти лет хотя бы пару месяцев поработали где-нибудь в иностранном университете.

Такое требование несколько лет назад было введено в Тартуском университете. Такое же требование, кстати, действует и в отношении студентов — семестр или два им необходимо отучиться в зарубежном вузе.

Это требование действует по всему миру?

В лучших университетах — да, но у нас с большим трудом. Важно, чтобы именно наши преподаватели выезжали за границу. И не только ученые, но и те, кто реально обучает студентов, — то есть специалисты.

А кто такой специалист?

Специалист может не иметь статей в журналах мирового уровня, у него может не быть монографий, но он очень хороший преподаватель и у него широкое представление о мире и о своей специальности.  

Что следовало бы обязательно предпринять в системе высшего образования? Если исходить из того, что первые предпринятые сейчас шаги более или менее верны?

Высшее образование, да и образование в целом, не в том состоянии, чтобы разворачивать этот корабль на 180 градусов. Это невозможно. Надо действовать потихоньку.

Сис­тема образования целостна, и многие проблемы, которые появляются в высшем образовании, берут начало с основной школы и в первую очередь с гимназии. Является высшее образование бесплатным или нет, это уже вопрос мировоззрения.

Поскольку принято решение, что все движется по пути бесплатного обучения, то дайте ему спокойно идти таким образом.

Сис­тема эта должна быть гибкой, и если вдруг что-то пойдет не так, то система должна отреагировать так быстро, чтобы была возможность все исправить.  

В чем вы видите самую большую проблему?

В качестве обучения. Если качество обучения и знаний выпускников начинает падать, значит, есть проблема.

Появляется искушение продемонстрировать, что все идет очень успешно?

Существует много искушений, и часть из них нам еще неизвестна. Одно из искушений, обусловленных реформой высшего образования, — это без разбора открывать новые англо­язычные программы, чтобы увеличить объем финансов.

Я убежден, что эстонские университеты сегодня не готовы преподавать на английском языке в таком объеме, как бы они хотели. На весах не только качество обучения, но и международное реноме высшего образования Эстонии.

В речи, которую вы произнесли будучи ректором, вы цитировали Пеэ­тера Пыльда — куратора Тартуского университета во времена зарождения образования на эстонском языке. Образование на эстонском начиналось с четких целей: чего мы хотим и куда стремимся. Сейчас такой ясной цели не видно.

Честно говоря, тогда, около ста лет назад, все было гораздо легче и яснее: это было движение в направлении эстоноязычного национального университета. Но какова нынешняя цель? В случае, если наша возможная цель — признанный на международном уровне университет, то это означает обретение ясной точки равновесия между эстонским и английским языком. Есть ли такая готовность? Вопрос языка у нас очень деликатный, ведь из него сформировался столь значительный признак идентичности.

Я не опасаюсь исчезновения эстонского языка. Думаю, что если народ маленькой  страны хочет быть конкурентоспособным в современном мире, нужно владеть двумя-тремя языками. Хотя это и может показаться кому-то парадоксальным, но преподавание на английском  языке на высоком уровне будет поддерживать жизнь как эстонского языка, так и всей культуры, поскольку молодежь получит образование в культурном пространстве Эстонии.