В подростковом возрасте мне было очень жалко героя романтической баллады Булата Окуджавы «Бумажный солдат». Тогда я полагал, что красивый и отважный солдат изначально был обречен, знал это, но выполнил свой долг. Погиб. Ни за грош. Теперь, столкнувшись по жизни и по работе с легионом «бумажных солдат», я понял, что нет на свете материала прочнее писчей бумаги. Они и все стерпит, и «к штыку приравняет перо», и сумеет противостоять любому топору. Хотя ей же успеют и подтереться.
Универсальные свойства бумаги с написанным на ней политическим лозунгом легко превращают ее как в оружие, так и в расходный материал. Судьбу бумаги решают не те, кто испачкал ее типографской краской, а те, кого она вдохновит, побудит к действию или, наоборот, оставит равнодушным, а то и вовсе разочарует. Вот так и бумага с текстом под невнятным названием «Хартия 12» может стать хоть и бумажным, но знаменем, а может затеряться в бесчисленных публицистических статьях и манифестах, опубликованных на ту же тему в последние месяцы.
Совсем недавно Рейн Рауд заявил в прессе, что живет в обществе, которым руководят моральные уроды. Многие с ним согласились. Так называемые «моральные уроды» - брань-то на вороту не виснет - продолжили «руководить обществом». И судя по всему, самое страшное, что могло бы этим «уродам» грозить, так это смена полного и окончательного «урода» на «урода» в начальной стадии морального разложения. Общество бы получило некоторую передышку, вздохнуло и набралось сил к следующему пароксизму негодования. Рейн Рауд, скорее всего, прав на все 100%. Но хватит ли у него духу признать, что из борделя нельзя сделать пансион благородных девиц, сколько не меняй «девочек».
Впервые с моральной критикой эстонских политиков выступил Леннарт Мери еще в далеком 1994 году: прозвучали обвинения в чванстве и отрыве от народа, во лжи и корыстолюбии. И что? Март Лаар ушел в отставку, чтобы потом вернуться. Его сменил Тийт Вяхи, который вскоре погорел на «квартирном скандале». Вяхи, кстати, единственный, кто честно ушел из политики. Леннарт Мери еще не раз возвращался к критике морального облика народных избранников. Апофеозом этой кампании стал проект по созданию новой, честной и ответственной партии под названием Res Publica. Вдохновленный молодыми и честными глазами «республиканцев» народ отдал им свои голоса. Голоса избирателей были конвертированы в широчайшие возможности для того же самого Кена-Марти Вахера и многих других из тех, кого, как представляется, Рейн Рауд называет «моральными уродами».
Пять лет назад опять нарастающее отчуждение народа от власти удалось временно преодолеть за счет «апрельской карты». Но «бронзовая анестезия» не вечна и сегодня снова поднимаются те же самые вопросы и проблемы, что почти двадцать лет назад поднимал Леннарт Мери.
Я сейчас страшную вещь скажу, и госбезопасность возьмет меня «на карандаш»: может быть дело не в «девочках», может политический механизм себя изжил? К сожалению, весь пафос авторов Хартии разбивается об этот вопрос. Критика существующего положения заканчивается предложениями косметического ремонта подручными средствами. Да, я полагаю, что можно и так. Но тут два пути: для левых – традиции европейских «народных фронтов», для правых – движение Лапуа (в Финляндии) или вапсов (в Эстонии). Есть и третий – «Сметона-Ульманис-Пятс». Первый – самый беззубый, второй - самый тупиковый, третий – самый непредсказуемый.
Официально Эстония является обычной парламентской демократией восточноевропейского образца, с президентом, выполняющим за деньги налогоплательщиков декоративно-представительские функции. В реальности же значительную часть политических регуляторов в Эстонии составляют правила, традиции и нормы, не закрепленные не только в конституции, но и вообще в законодательстве. Причудливое сочетание юридических норм и неписаных правил создаёт реальную систему представительной власти в республике.
К реалиям нашей политической системы следует отнести сознательно и целенаправленно взращенное повсеместное доминирование политических партий и партийной бюрократии. Вся политика строится на жестком следовании групповым интересам и партийным решениям.
Правительство Эстонии, как правило, опирается на парламентское большинство, но по сложившейся традиции, выросшей из внутрипартийной дисциплины, парламент выступает, прежде всего, законодательным инструментом правительства, своего рода «машиной для голосования». С 1990 года все республиканские правительства носили коалиционный характер. С 1999 года политическая деятельность того или иного многопартийного правительства регулируется т.н. коалиционным соглашением. Подобный «договорной» характер формирования правительства не предусмотрен никаким законодательством. Возникает противоречие между конституционной полнотой ответственности главы правительства и обязательствами перед партнерами по коалиции. Это стимулирует либо стремление к авторитарному стилю управления, либо провоцирует неустойчивость правящих коалиций. Наличие главного партнера, своего рода «альфа-самца» становится обязательным.
Т.н. коалиционный договор является не только списком взаимных обязательств, но и, своего рода, признанной обществом индульгенцией за отказ от целого ряда предвыборных обещаний, которые партиям приходится "забывать" взамен на участие в правительстве.
Эстония - явно постсоветская страна. Профессиональные партийные политики составляют достаточно узкий, но сплоченный слой, персональный состав которого фактически не меняется ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе. В случае необходимости в эти ряды рекрутируются «политические бройлеры». Так же легко «бройлеры» отдаются на съедение. Возможно, что нынешний кризис завершится ритуальным коллективным «поеданием» забитого «бройлера».
По закону депутаты в своей деятельности не связаны мандатом, т.е. они, согласно Конституции, не несут ответственности за голосование «за» или «против» тех или иных законопроектов, их нельзя отозвать и лишить полномочий в случае перехода из партии в партию или невыполнение предвыборных обещаний. Авторы Хартии покусились только на этот пункт, но, не предложив, даже для дискуссии, никакого механизма для введения связанного или ответственного мандата. Ну, типа – отзыв депутата по инициативе избирателей. Как отметила Ану Тоотс еще год назад: «Если через месяц после выборов мы спросим у избирателя, кто его представитель в Рийгикогу, то в большинстве случаев не получим ответа». Такая исключительно партийная система выборов особенно не благоволит меньшинствам. Маленьких – не дай Бог вырастут! – в Эстонии не любят. Да и партий должно быть две или, на худой конец, три. На всех «пирога» не хватит.
Нельзя не согласиться с мнением Игнара Фьюка, что эта проблема обусловлена наличием партийных списков. По его словам, из-за закрытых партийных списков кандидат, будучи избранным, больше не интересуется тем регионом, от которого баллотировался. Строго говоря, авторы хартии начинают и заканчивают требованием прозрачности финансирования партий. Но ведь очередное требование транспарентности не меняет существа эстонской партийной демократии, где партия – лишь средство для достижения власти конкретными лицами. Ключевой в нашей партийной системе является не конкуренция между партиями, а конкуренция внутри партии. И наша избирательная система консервирует забронзовевшую партийную элиту и «солдат партии».
Внутрипартийная карьера никак не связана с обществом, народом, избирателями. К сожалению, авторы Хартии сами были и, возможно, являются выразителями политической макисмы, что избиратель должен голосовать не за личности, а за партии. Стоит ли удивляться, что наверх всплывают исключительно такие персонажи, которых Рейн Рауд называет «моральными уродами».