Фильм «Параджанов» Сержа Аведикяна и Елены Фетисовой получил специальный приз кинофестиваля «Темные ночи».
Что случится, если крокодил съест Брежнева?
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Награда была вручена с формулировкой «за портрет гениального художника и историю о силе, которая преодолевает все препятствия». Стоит прибавить, что сорежиссер и исполнитель главной роли Серж Аведикян сам по себе – как сгусток силы, невероятной энергии, способной, кажется, одолеть всё и вся. Это человек уникальной судьбы: «Я армянин, мой дед родился близ Константинополя, отец – в Марселе, мать – в Париже, а я родился в Ереване. В 1947 году Сталин пригласил армян жить в СССР, мои родители переехали из Франции в Армению. Мне повезло – я родился уже после того, как Сталин умер, в 1955 году, и рос в Союзе в хрущевскую оттепель. А в 1970 году, когда гайки снова закрутили, я уехал во Францию».
Впрочем, биография Параджанова еще безумнее: тбилисский армянин, замечательный, но весьма своеобразный режиссер, снявший «Тени забытых предков» и «Цвет граната», лауреат международных кинофестивалей, был осужден советским судом главным образом за мужеложство с применением насилия (обвинение это было сфабриковано по крайней мере в части «насилия»). В тюрьме зэки отнеслись к Параджанову с уважением – пронесся слух, что он изнасиловал члена КПСС; Параджанов приумножил этот слух и вскоре утверждал, что, борясь с советской властью, лично изнасиловал триста членов КПСС. Конечно, никаким диссидентом он не был и быть не мог. Выйдя из-за решетки, Параджанов в забвении и нищете жил в Тбилиси, практически умирал от диабета, но тут друзья вновь пригласили его снимать фильмы. Результат – «Легенда о Сурамской крепости» и «Ашик-кериб», триумфальное возвращение в кино, мировая слава...
Аведикян не раз встречался с Параджановым, благодаря чему и смог снять о нем прекрасный фильм. Серж отлично говорит по-русски, пусть с армянским акцентом, и время от времени вставляет в речь французские слова. И все время жестикулирует – хоть еще один фильм снимай.
А-ля Параджанофф? Никогда!
– Мне посчастливилось встретиться с Параджановым в 1983 году в Грузии, куда я приехал из Еревана. Он как раз вышел из тюрьмы – девять месяцев сидел в Грузии за решеткой уже после того, как отсидел срок на Украине. Я видел, как он жил. Это был Новый год, приехали его жена Светлана с сыном... А у меня был для Параджанова подарок от Ив Сен-Лорана. Тот узнал, что я еду к Параджанову, и попросил передать ему кое-что, чтобы его поддержать. Через полгода мы вновь встретились в Ереване – я снимал документальный фильм, а он приступал к «Легенде о Сурамской крепости». Потом мне не дали визу – я стал персоной нон грата, может, потому, что говорил по-русски и власти опасались, что я встречаюсь с диссидентами. А в 1988 году Параджанов в первый раз приехал в Париж. Он выступал в Центре Помпиду...
– Фильм как раз этим заканчивается...
– Да, и это я придумал – в сценарии этого не было. Еще раз мы встретились в 1989 году – Параджанов посетил Париж с ретроспективой своих фильмов, – а в последний раз я видел его в больнице, где он умирал от рака легких. Я видел, как он ушел из нашего мира... Понимаете, я его чувствую. Если кого-то долго знаешь, начинаешь человека понимать. И когда мне с Украины прислали сценарий, я подумал, что проект интересный, но слишком документальный. Я попросил разрешения доработать сценарий, чтобы показать мир Параджанова изнутри, показать его фантазии. Я сказал Лене Фетисовой: хотите, я расскажу вам о Параджанове? Вы желаете знать, на самом ли деле он был гомосексуалистом?..
– Об этом ведь до сих пор спорят.
– А я вам точно скажу: был! Когда мы встретились, он сразу... у-у-у! (Изображает, как потянулся к нему Параджанов, смеется.) Я был красивый молодой парень... Ну да, он был гомосексуалистом – а что тут такого? Конечно, сегодня товарищу Путину такие вещи принять сложно. Сорок лет прошло, ничего не изменилось... Даже и не знаю, как сложится судьба фильма в России. Ну так вот: я решил, что буду играть эту роль. Знал, что будет нелегко. Я не хотел копировать манеры Параджанова, мне нужно было показать его чувства, его внутреннюю энергию – через какие-то тонкие вещи, которые я помнил. Как двигались его руки, например.
– Фильм должен был снимать Роман Балаян?
– Да, но он отказался. Кстати, это была его идея – чтобы я сыграл Параджанова. Украинцы сообщили, что Балаян не будет режиссером и предлагает снять фильм мне. Сначала я не верил, что смогу. Потом подумал, что это может быть интересно: не просто играть режиссера, но и быть режиссером. Все на съемках смотрели на меня как на Параджанова! Я многое поменял в сценарии. Важно было показать, как Параджанов работал, чтобы тогдашние съемки выглядели слегка наивно с сегодняшней точки зрения. Сергей любил маленькие трюки... Но ни в коем случае нельзя было копировать его стиль, снимать фильм о нем так, как снимал фильмы он сам. Я должен был показать мир Параджанова, а не подражать ему. Если бы наш фильм был а-ля Параджанофф, это был бы ужас.
Армяне умеют хоронить!
– Насколько ваш фильм достоверен исторически?
– Есть много документальных лент и о Параджанове, описывающих его жизнь, но надо учесть, что он всегда играл на публику. Он свою жизнь превратил в музей! Он хотел быть не просто режиссером и художником, он стремился стать феноменом. Я не хотел превращать жизнь Параджанова в музей. Мне интересно, каким он мог быть человеком. Может, он жил вот так, может, иначе, а хочешь узнать о Параджанове больше – читай статьи и воспоминания. Я убрал из сценария диалоги, основанные на письмах Параджанова, и вставил сцену с его родителями – Сергей всегда их вспоминал. Они умерли, но он словно бы с ними разговаривал. Он не расставался с детством: Тбилиси, армяне, греки, отец-ювелир...
– Это правда, что отец заставлял его глотать драгоценности, чтоб их не нашли при обыске?
– Он так рассказывал! Никто не знает, правда это или нет. Может, этого и не было, но для Параджанова деталь была важная: если ребенок глотает бриллианты и какает ими, значит, он гений! (Смеется.) Так Параджанов творил свой миф. Когда мы в Центре Помпиду смотрели на Париж сверху, он всплакнул – очень театрально, – и сказал по-армянски, а он редко говорил по-армянски: «Армяне умеют хоронить!» Я его не понял. И лишь потом до меня дошло: Сергей понимал, что теперь, когда он снискал мировую славу, его похоронят в армянском Пантеоне, будет создан музей Параджанова и так далее. Для него это было важно. Очень сложный человек! И очень светлый. Я как ни приходил к нему в гостиницу, у него вечно были какие-то люди. Он их угощал, дарил им что-то... Сделал коллаж, подарил его мне и сказал: «Дай 3000 франков, Котэ Месхи и ребята в Грузии ждут подарков, а у меня мало денег». Но коллаж – это был подарок! Он добавил еще: «Ты мне дашь 3000 франков, а через десять лет коллаж будет стоить 30 тысяч франков!» И ведь прав оказался! Иногда Сергей капризничал. Он сказал Додо Абашидзе, на пару с которым снимал «Легенду о Сурамской крепости»: «Я не буду снимать, пока мне не приведут столько-то верблюдов и столько-то павлинов!» Параджанов не знал границ – не в нравственном плане, конечно, а в искусстве. Он снял на Украине «Тени забытых предков», фильм о гуцулах, не будучи ни украинцем, ни гуцулом...
Два самолета в небе
– Параджанов говорил, что он – армянин, родившийся в Грузии и сидевший в русской тюрьме в том числе за украинский национализм. Вы тоже достаточно космополитичны...
– Тут есть параллели. Думаю, когда мы познакомились, он это понял – что я в такой же ситуации, как он, тоже говорю на разных языках – по-русски, по-армянски, по-английски, по-французски... Сергей сказал мне в Париже, что жизнь у меня будет сложная, но интересная. «Живи только для искусства, – говорил он. – И будь свободным. Рамки для твоего искусства – это ты сам». Я учился этому у Сергея, у его друга Артавазда Пелешяна и немножко у Тарковского. Кстати, Параджанов сказал мне, что хочет «увидеть Тарковского», мы пошли на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, нашли могилу, а в небе над нами летели два самолета – и их инверсионные следы пересеклись. И Сергей это видел.
– Другой режиссер на вашем месте снял бы фильм о несчастном художнике и зверствах режима. Материал позволяет: гомосексуализм, богема, зэки, кагебешники...
– Видели, каких зэков я нашел? Они настоящие! «Пахан» отсидел 15 лет, сейчас он актер. (Смеется.) Зэки – не звери, они люди, у них свой закон, по которому можно жить в тюрьме. Они не хотят быть плохими – и сразу понимают, что Параджанов интересный человек. Он учил их рисовать, рассказывал им байки. Сочинил байку про нары: «На этих нарах когда-то лежал другой зэк, убивший мать и отца...» Он был из тех художников, которые делают жизнь нескучной. Правда ведь скучновата, а значит, надо придумать другую правду. И я не хотел, чтобы партиец и кагебешник выглядели плохишами. У них своя правда. Сергей был опасен для них, потому что был им непонятен. Он ведь не рассуждал про политику. А еще он был... contagieux... заразительным человеком. Власть боялась его, но он не боролся с режимом...
– А что вы думаете о политике? Вы ведь пожили и в Союзе, и во Франции...
– Где тоже социализм, только другой! (Смеется.) Я всегда считал, что настоящие коммунисты жили не в СССР, а в Италии, Франции, Испании... Люди в Союзе знали, что коммунизм невозможен, что это игра. А на Западе этого не знали – и считали, что марксизм можно воплотить в жизнь. Параджанов, кстати, очень любил Брежнева, точнее, он любил над ним смеяться. Он мне рассказал о Брежневе чудесный анекдот: «Что случится, если крокодил съест Брежнева? Пятнадцать дней крокодил будет какать медалями!» (Смеется.) Бедный крокодил... Знаете, я люблю политику. Это тоже драматургия. Это как футбол: за политиками интересно наблюдать. Бедные политики! Они бегают на телевидение за рекламой и к олигархам за деньгами. Сегодня ни один политик не может сказать, что он думает на самом деле. Людям искусства связываться с политиками очень опасно, дружить с ними нельзя. Я всегда политикам говорю одно и то же: вы сейчас здесь, а через пять лет вас тут, может быть, не будет. А я – я буду! (Смеется.)
***
«Сука-история»
В 2010 году Серж Аведикян получил Пальмовую ветвь Каннского фестиваля за мультфильм «Сука-история» (Chienne d'histoire) – о том, как в 1910 году власти Османской империи решили сделать Стамбул европейским городом, повелели отловить всех бродячих собак (других там не было, собака в исламе – зверь нечистый) и вывезти их на пустынный островок, где собаки погибли страшной смертью. Параллели со случившимся позднее геноцидом армян напрашиваются. «В Турции этот мультфильм тоже полюбили, – рассказывает режиссер. – Была смешная история: его решил показать турецкий оппозиционный канал NTV, но в фильме есть курящий паша, а в Турции вышел закон – на экране нельзя курить. Мне предложили замазать сигарету или заменить ее цветком. В итоге паша на экране курил цветок!.. Представляете?»