Дина Рубина: писатель никому не должен

Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Дина Рубина считает, что писатель может быть бирюком и монстром, пусть только пишет талантливо.
Дина Рубина считает, что писатель может быть бирюком и монстром, пусть только пишет талантливо. Фото: Частный архив

Главным гостем литературного фестиваля Prima Vistа, который пройдет в Тарту и Таллинне с 5 по 8 мая, станет Дина Рубина, книги которой переведены на многие языки мира. В интервью Pos­timees известная писательница говорит о литературе, родине, своих читателях и интеграции.

Встреча с читателями, на наш читательский взгляд, является частью работы писателя, за которую мы особенно благодарны. Вы часто говорите о себе как о человеке закрытом, удается ли вам получать удовольствие или пользу от такого общения?

Знаете, большую часть моей жизни я зарабатывала на хлеб встречами с читателями. Бывали и очень хорошие залы, когда публика прекрасно реагирует на юмор, чутко ловит мысли, легко отзывается на нюансы… Конечно, это приятно.

Но для меня все-таки важнейшая часть жизни — это моя работа в молчании и одиночестве. Когда я вынуждена прерываться на что угодно, даже на встречу с благожелательными читателями, меня это тяготит. И подобные встречи вовсе не «часть работы писателя». Писатель никому ничего не должен. Он может быть бирюком и монстром. Пусть только пишет талантливо.

На встречах с читателями вы общаетесь с представителями русскоязычных диаспор во многих странах мира. Успеваете отметить и определить для себя, насколько они разные или насколько одинаковые? Что вы помните о Таллинне, об Эстонии? Когда вы были у нас в последний раз?

Конечно, аудитория в разных странах отличается одна от другой: годами жизни, прожитыми вдали от «континента русского языка»; местными реалиями, которые понимает только эта часть публики; да много еще чем…Человек меняется в течение жизни очень сильно.
С Таллинном меня связывают многие встречи: в далекой молодости — друзья, романтические прогулки и в конце концов даже две книги, которые переведены на эстонский язык. В последний раз я была здесь лет 10 назад.

Как вы относитесь к те­кс­там, когда они уже написаны? Нет желания вт­орг­нуться в них, изменить? Или вы позволяете им уже жить собственной жизнью?

Когда они написаны? Или когда изданы? Это разные вещи. Написанный текст должен отлеживаться, потом над ним еще работают, затем он проходит некий круг по людям, которым ты доверяешь, и снова приходится работать…Короче, идет такая серьезная пахота… до тех пор, пока ты не берешь в руки сигнальный экземпляр книги. На этом отношения автора с текстом заканчиваются. Во всяком случае, мои отношения с моим текстом.

Невозможно изменить лицо своему ребенку, когда он уже родился на свет. Пусть живет со своим лицом, своими привычками и своим характером.

Удалось ли вам интегрироваться в израильское общество? Овладели ли вы ивритом настолько, чтобы пробовать писать на нем? Как вы ощущаете понятие «родины»?

Смотря что называть интеграцией. С одной стороны, нигде я не чувствую себя настолько комфортно, как у себя в Израиле. Я знаю здесь все, и очень многие знают меня. С любым человеком я могу поговорить и выяснить любой вопрос.

 С другой стороны, ощущается некая культурная и литературная обособленность: например, у меня вышла лишь одна книга на иврите.

Здесь собственная сильная литература, и для того, чтобы в нее интегрироваться (а что это, кстати, такое, если подумать?) — надо, по крайней мере, родиться здесь или с детства расти, писать на иврите, любить одни и те же книги, петь одни и те же песни… и так далее. Мне же хватает одной моей жизни и одного моего русского языка.

С «родиной» сложнее. Думается, я полностью ответила на этот вопрос, написав роман «На солнечной стороне улицы». Для меня сейчас куда актуальнее понятие «дом». Как и для многих людей на этой планете.

Ваш первый рассказ был опубликован, когда вам было 16 лет. Очевидно, вы начали писать раньше. Вы уже в этом возрасте чувствовали себя достаточно зрелой для серьезной литературной деятельности?

Слушайте, о чем вы говорите? Я была нормальной балбеской, какая там «литературная деятельность»? Так, черкала все время в каких-то тетрадках… Я и сейчас менее всего думаю о «литературной деятельности».

Я всегда думаю о конкретных насущных своих творческих проблемах.

Предполагает ли ваш договор с издательством написание нового произведения в определенные сроки? Как это возможно в случае писательства, которое не поточное, а штучное и весьма трудоемкое, как у вас?

Нет, помилуйте, я достаточно серьезный человек, с приличным багажом известности и, как сейчас говорят, «статуса», чтобы позволить кому бы то ни было погонять меня или загонять в какие-то временные рамки.

Но есть такая штука, как внутренние сроки, которые всегда ставит себе писатель. Человек, который привык ежедневно много часов работать, всегда имеет какой-то график работы в подкорке, и ужасно раздражается, когда этот график по той или другой причине бывает сорван. В случае моей работы с издательством: обычно совпадает такой мой рабочий график с надеждами моих издателей.

Если же не совпадает — что поделаешь. Меня ждут.

«Синдром Петрушки» в «Эксмо» в 2010 году вышел тиражом сразу в 100 000 экземпляров, а тираж авторского сборника «Адам и Мирьям» составил всего 4000. Почему? Как вы это прокомментируете?

Это недоразумение. Вы говорите об одном из дополнительных тиражей. Сборник «Цыганка», в который входит рассказ «Адам и Мирьям», вышел первым тиражом, если не ошибаюсь, в 50 тысяч экземпляров, после чего все время допечатывается. И «Синдром Петрушки» сейчас уже, думаю, перевалил за 200 тысяч. Издательство — это предприятие, понимаете? Тираж заканчивается, да здравствует новый тираж.

Ваши книги переведены на многие языки мира. Можете ли вы как-то контролировать качество перевода?

Увы, для этого надо свободно писать, говорить и думать на всех 25 языках, на которые меня переводят. Автор вообще мало что может контролировать, когда от него уплывает рукопись в издательские лапы.

Что вы думаете об экранизации ваших книг? Что вы считаете удачей? Смотрите ли их вообще? Вмешиваетесь ли в процесс? Ждать ли новых фильмов по вашим книгам?

Ждать, и еще как. Недавно я продала права на все три романа моей трилогии. Причем «Синдром Петрушки» будет снимать швейцарская кинокомпания на английском языке.
Что касается моих мнений и мыслей об экранизациях…

Думаю, они не отличаются от мнений и мыслей любого писателя, произведение которого режут, склеивают в каком-то другом порядке, а потом перевирают актеры и заново озвучивают «укладчики». Читайте мою повесть «Камера наезжает!». Там я подробно описала весь этот процесс.

Дина Рубина

·    Родилась 19 сентября 1953 года в Ташкенте, в семье художника.
·    Окончила музыкальную школу при консерватории, а в 1977 году — Ташкентскую консерваторию.
·    Первый рассказ «Беспокойная натура» был опубликован в 1971 году в журнале «Юность».
·    В 1990 году репатриировалась с семьей в Израиль.
·    В 2007 году была присуждена литературная премия «Большая книга» за роман «На солнечной стороне улицы».
·    К настоящему времени опубликовано более 40 книг.
·    Писательница встретится с читателями на международном литературном фестивале Prima Vistа в Тарту и Таллинне 5-8 мая. 

 

Комментарии
Copy

Ключевые слова

Наверх