:format(webp)/nginx/o/2018/09/29/11454547t1h5ea2.jpg)
В спектакле Семена Злотникова «Пришел мужчина к женщине» партнером Ларисы Саванковой выступает актер Городского театра Райн Симмуль. Его героя зовут уже не Виктор Петрович, как в оригинале, а Viktor Peetri poeg Liivik. Это внесло в комедию новые акценты и заострило отношения мужчины и женщины, местами доводя их до точки кипения, пишет критик Борис Тух о новой премьере в Русском театре.
Комедию Злотникова ставили десятки театров. В Русском театре Эстонии она шла – дай бог памяти! – лет 35, тому назад в постановке Адольфа Кяйса.
И там, и во множестве других театров пьесу прочитывали как лирическую комедию. Отчасти веселую – диалог в самом деле здесь часто просто фееричен, но больше – грустную и слегка нравоучительную: встретились два одиночества, и им так трудно приноровиться друг к другу. Героям Злотникова отводилось место в той нише, где разместились такие не по-современному деликатные и оттого не очень счастливые в личной жизни персонажи, как Сарафанов из «Старшего сына» Вампилова, Фарятьев из «Фантазий Фарятьева» Соколовой и очень многие герои пьес Володина – да хотя бы Тамара и Ильин из «Пяти вечеров».
Семен Злотников поставил свою комедию сам – и оттого неизбежный для любой успешной постановки спор режиссера с драматургом приобрел особые очертания. Режиссер словно заново прочитывает пьесу, применительно к предлагаемым обстоятельствам. То есть к времени и месту постановки и к индивидуальностям актеров. Лирика, конечно, остается – куда от нее денешься?! Но бытовая на первый взгляд пьеса здесь решена в эксцентрическом ключе; возникает лирический гротеск, если позволительно так выразиться.
/nginx/o/2018/09/29/11454548t1h618f.jpg)
Уже из сценографии Анатолия Исаенко ясно, что бытовым правдоподобием здесь и не пахнет. Огромное - на великана - «дизайнерское» кресло в стиле то ли ар-нуво, то ли техно; такой же огромный ярко алый абажур. Вместо напрашивающихся портретов родни на стенах развешены фото птиц, а на полу – не до конца распакованная картина маслом в золоченой раме, изображающая какое-то экзотичное пернатое с огромным клювом – почему-то хочется назвать его кукабаррой. В этом пространстве могут хлынуть косые струи дождями, под которыми в начале второго акта опьяненные любовью и только что свершившейся близостью герои исполнят отчаянную и бесшабашную пляску. А луна, скромно маячившая где-то на втором плане, вдруг вырастет и вплывет в комнату, придавая происходящему какой-то космический масштаб.
Мужчина и Женщина – два разных космоса. А эстонский мужчина и русская женщина – разные в квадрате космосы. Искры высекаются от столкновения абсолютно несхожих темпераментов, менталитетов, мироощущений
Он пришел на неделю раньше срока
В квартире, в которую Дина Федоровна только что въехала и лихорадочно приводит ее в божеский вид, встречаются яркая, темпераментная, ослепительная русская женщина и горячий эстонский парень Виктор Пеэтри поэг.
Виктор приходит к Дине не на 25 минут раньше положенного, как было в первом варианте комедии, а на 25 минут плюс целая неделя. Друзья, которые хотели познакомить одинокую женщину с не менее одиноким мужчиной, назначили их встречу на субботу, 20-е, а нетерпеливый (хотя трудно заподозрить в нетерпении такого педантично точного, неловкого и стеснительного уже немолодого человека) Виктор явился 13-го. С такой же огромной, как предметы обстановки, орхидеей, которую он в смущении не знает, куда девать. Виктор, как и положено эстонцу, человек пунктуальный, ему ужасно неудобно, что он так промахнулся с визитом; когда Дина приказывает ему подождать за дверью, он удаляется вместе с орхидеей, да еще прихватив вместо своего зонтика красный дамский.
Конфликт в том, что русская женщина и эстонский мужчина катастрофически не совпадают по фазе.
Смущение Дины другого рода: она должна встретить мужчину (на которого у нее с самого начала очень конкретные планы) во всеоружии, а тот застал ее в заляпанном краской комбинезоне. Дав гостю обождать за дверью, она возникает перед ним в ослепительном ярко-красном платье с с умопомрачительными вырезами и разрезами, и устраивается в дизайнерском кресле в совершенно голливудской позе. Попробуйте устоять перед такой красавицей!
Смелые мизансцены, победительная эротичность Дины Федоровны не оставляют сомнений в ее намерениях. Она не только сделала стойку на свалившегося невесть откуда незнакомца, но и сделала на него серьезную ставку. С переездом в новую квартиру для Дины должна начаться новая жизнь. С новым мужчиной. И непременно – в качестве законного супруга. Бери его тепленьким и волоки в ЗАГС, пока он не опомнился!
Конфликт в том, что русская женщина и эстонский мужчина катастрофически не совпадают по фазе. И тщательно выстраиваемый Диной сценарий их встречи постоянно грозит обвалиться.
:format(webp)/nginx/o/2018/09/29/11454549t1h8d16.jpg)
Дина, конечно, охотница. Обстоятельства вынуждают ее охотиться на мужчину, расставлять капканы, обольщать. Но Виктор, кажется (да не кажется, так оно и есть!), не замечает и не понимает ее намерений. Если бы дичь ловко обходила капканы – это еще полбеды. Но «дичь», смущаясь, извиняясь за свою неуклюжесть, разгуливает между капканов, словно не подозревая об их существовании. А это уже ни в какие ворота не лезет.
Понятно, что сильная сторона в этом все никак не складывающемся дуэте – женщина. Бутылку вина открывает не Виктор, а Дина; тугая пробка не поддается, и Виктор вместо того, чтобы взять дело в свои сильные руки, дает полезные, но невыполнимые советы.
По всему спектаклю рассыпано множество вкусных деталей, которые многое прибавляют к тому, что зритель хочет узнать о характерах героев и о том, как и почему складываются/не складываются их отношения. Первый акт завершается невероятно смешной сценой обольщения; женщина, как положено в белом танце, берет инициативу в свои руки и уверенно ведет партнера к намеченной цели.
Понятно, что охота должна увенчаться успехом, но что будет после?
Вот об этом после – второй акт.
Виктор после (ночи любви) смущен; в глубине души он не может поверить, что завоевал такую прекрасную женщину. Он никак не может освободиться от въевшейся в характер закомплексованности, достаёт Дину вопросами: «Тебе было со мной хорошо?», потому что сам поверить в это не решается.
Omne animal post coitum triste est, praeter mulierem...Bсякое живое существо после соития печально, кроме женщины... (Изречение приписывается великому медику античной эпохи Галлену).
Грусть и смущение Виктора отчасти объясняются именно этим. Но именно – отчасти.
Постановка Злотникова возвращает зрителям возможность на три часа вернуться в истинный, свободный от фальши, мир, в котором еще остались сочувствие к обыкновенному человеку и надежда.
Злотников – как драматург и как режиссер – лишен малейшей капли ханжества. И потому – свободен от пошлости. Он волен вводить в постановку собственной пьесы столько чувственности, столько эротизма, сколько в ней действительно заключено – никакой клубнички здесь нет, а есть восторженный гимн женщине- победительнице, бросающей вызов Женщине, как сказано Пастернаком. И наводит зрителя на печальные размышления о слабости и заурядности мужчины рядом с такой женщиной. Комизм, сентиментальность и жизненная правда, поданная в острой, оторвавшейся от унылого правдоподобия театральной форме, захватывают зал – теперь актеры (ну, естественно, и автор спектакля) могут из публики веревки вить.
Спектакль рассчитан на широкого, демократического зрителя, который догадывается, что та ниша, о которой шла речь вначале, в наше время катастрофически опустела. Добрых спектаклей (как, впрочем, и добрых книг) не хватает. Понятно, что виной тому эпоха. Жесткая, недобрая, в которой искренности и сентиментальности не остается места. И зритель, не мирясь с этим, хватается за соломинку. Толпами идет на привозные антрепризные спектакли, которые создают лишь видимость доброты и искренности, а на самом деле – откровенный чёс. Иллюзия искусства для доверчивого провинциала. Ну и еще - возможность своими глазами увидеть знакомых по сериалам звёзд. Часто – уже угасающих.
Постановка Злотникова возвращает зрителям возможность на три часа вернуться в истинный, свободный от фальши, мир, в котором еще остались сочувствие к обыкновенному человеку и надежда. Пусть наивная. А Саванкова и Симмуль здесь – без преувеличения звёздный дуэт.
Актеры очень точно воплощают на сцене замысел драматургом-режиссером.
Несовпадение по фазе мужского и женского начал, Инь и Янь, принимает угрожающие размеры, и уже выстроенная Диной новая жизнь в новой квартире трещит по всем швам. Близость с прекрасной женщиной открыла для Виктора очень многое в нем самом, и он, безнадежный интроверт, пытается дойти до самой сути (дело хорошее, но в данных обстоятельствах неуместное), уходит в дебри самоанализа (психоанализа), проецирует на этот вечер всю свою прежнюю неудачливую (и, как ему кажется, никому не нужную) жизнь. А для женщины это оскорбительно. Ее мир выстроен на другом,
Женщины, - говорит Дина, - никогда такими глупостями вот это место не забивают. Женщины только и думают: как самим жить, чтобы дети жили, да еще мужчина-подлец, который о смерти размышляет, — чтобы и он живой остался.
Взбалмошная, готовая на любые сумасбродства Дина намного практичнее и намного прочнее стоит на земле, чем такой логичный, рациональный, вдумчивый – словом, такой зануда – Виктор, повисший где-то между небом и землей.
На премьере было заметно, что спектаклю есть, куда расти. И в первом акте и во втором возникали моменты провисания, ритмический каркас был выстроен еще неуверенно. И тогда возникало ощущение, будто действие топчется на месте, темп ослабевает, а эксцентрическая природа постановки требует почти всегда темпа allegro, иногда allegro molto, в самых «задумчивых» моментах (моментах истины) - allegro moderato, но не ниже!
Впрочем, любая постановка вырастает примерно к пятому-шестому представлению.
Спектакль Злотникова очень утешителен для мужчин. Он словно обещает: каким бы растяпой, неловким, склонным к унылому самокопанию занудой ты ни был, всегда найдется прекрасная женщина, которая накинет на тебя аркан и, упирающегося (потому что ты сам не осознаешь своего счастья!) потащит к алтарю.
Насколько это утешительно для женщин, не берусь судить.