Был пацан – и нет пацана

Алексей Логвиненко (21.02.1988 – 11.01.2012) Фото: архив семьи Логвиненко

Леонид Логвиненко говорит, что теперь знает, как и почему застрелился его сын. И обещает, что скоро грянет гром.

Смерть 23-летнего рядового срочной службы Алексея Логвиненко, покончившего жизнь самоубийством в казарме своего батальона в Палдиски, породила массу сплетен и домыслов. Противоречивая и отрывочная информация о случившемся заставила отца погибшего выступить с открытым обращением к общественности и СМИ. Другие люди тоже активно выдвигают свои версии. Вопросы ставятся самые разные и очень жесткие: было ли это действительно самоубийство или под него замаскировали несчастный случай или умышленное преступление, не стоит ли за этим конфликт на национальной почве?

Сегодня, когда со дня гибели молодого человека пошла уже вторая неделя, начала вырисовываться мало-мальски похожая на правду ситуация, в которой еще предстоит разбираться и официальным лицам, и семье Алексея. Однако на часть вопросов ответы получены, и мы попробуем изложить их, заранее оговорившись, что точка в расследовании обстоятельств гибели военнослужащего пока не поставлена.

Гражданство вместе с повесткой

Из рассказа родителей Алексея Таисии и Леонида Логвиненко следует, что в армию их сын попал, можно сказать, неожиданно. Парень вырос в обычной – не считая того, что многодетной, – семье. Младшим сыновьям Логвиненко сейчас 20, 14 и 12 лет, дочке – семь. Алексей и его 20-летний брат имели серые паспорта, но, если, по словам мамы и папы, второй их сын пока принципиально становиться гражданином Эстонии не хочет, то Леша сам выучил эстонский язык, сдал все положенные экзамены и в конце позапрошлого года получил гражданство. Этим объясняется то, что на срочную службу Алексея призвали не в 18 лет, а лишь в 23 года.

«Он позвонил мне и сказал, что ему пришла повестка в армию. Помню, тогда я еще пошутила: повестку тебе вместе с паспортом вручили. Мы огорчились, что сыну нужно срочно идти на призывной пункт, ведь он только-только получил гражданство», – рассказала «ДД» мама Алексея.

Зато сам он был на душевном подъеме, в эйфории от получения гражданства. Говорил, что служил дед, служил отец, и он тоже хочет. Тем более что речь шла всего лишь об 11 месяцах. Семья же надеялась на то, что Алексей не пройдет медкомиссию.

«Он, конечно, был очень крепким и сильным парнем, восточными единоборствами занимался. Веселый, общительный... Но зная, что у ребенка была подростковая аритмия, аллергия на целый букет цветов и плоскостопие, мы надеялись, что его признают негодным. Кроме того, незадолго до ухода в армию на работе он сломал руку. Перелом был сложный, пришлось делать операцию. Но это никого не остановило, так с металлической пластиной и пятью штифтами в руке и пошел», – говорят родители.

Веселый парень с кучей планов

На гражданке Алексея, по словам близких, ждали многие. И большая семья, и любимая девушка Юля, с которой они снимали квартиру, делали ремонт и готовились пожениться, и даже тетя в Канаде, куда молодые со временем мечтали уехать.

Были у Леши, по словам Таисии, и мысли продолжить учебу, получить профессию: «Он сначала учился в Еврейской школе, потом в Ласнамяэской русской гимназии, а заканчивал Вана-Каламаяскую гимназию для взрослых. Долго думал, в какой вуз поступать, но выбрать никак не мог. Интересовался психологией, но быть практикующим психологом не хотел, хотел заниматься научными исследованиями. А пока много работал. В охранной фирме G4S, потом перешел в службу охраны Таллиннского универмага, а перед самой армией – в службу логистики Coмarket, продолжая подрабатывать в охране». Однако весной прошлого года все планы на будущее были отложены, и Алеша пошел служить.

Молодой человек сразу попал в Палдиски, в часть тылового обеспечения – это вспомогательное подразделение, которое подчиняется основной части, готовящей солдат к отправке в Афганистан. Родители говорят, в какой-то момент перед молодым человеком встал вопрос: делать военную карьеру и учиться на сержанта или пойти по пути приобретения нужных и в гражданской жизни профессий (солдатам предоставляют возможность выучиться, сдать экзамены и получить водительские права практически всех категорий). Алексею посоветовали пойти по этому пути, тем более что права на управление легковым автомобилем он успел получить до армии и имел очень теплые отношения с дедушкой – профессиональным водителем. «Он же первым из сослуживцев сдал экзамен и получил права водителя грузовика. Только с автобусом не получилось. Там нужен стаж не меньше двух лет», – говорит Леонид.

Родители считают, что в целом у Алексея в армии все складывалось хорошо. Он никогда не жаловался на проблемы с сослуживцами или командирами, ни с кем не имел конфликтов. Была одна неприятная история, когда во время пребывания Алексея в военном санатории подошло время вынимать шурупы и пластину из сломанной руки, и молодой человек поехал к хирургу, а из санатория об этом вовремя не сообщили командованию части. В результате в части солдата «потеряли» и даже грозились объявить его дезертиром. Но вскоре разобрались, и все встало на свои места.

«Конечно, в бытовом плане было непросто, как практически любому в армии. Плюс 24 часа находиться в чужой языковой среде с людьми другого менталитета. Он у нас поговорить очень любит, а ребята-сослуживцы более молчаливы. Поэтому он вел дневник. Спасали и увольнения», – вспоминают родители.

Вот и накануне трагедии Алексей Логвиненко провел выходные дома, и в пятницу, 13 января, должен был снова прийти на побывку.

Не верили до последнего

По словам родителей, в последние выходные Алексея дома все было отлично, он был весел и общителен. Папа рассказывает: «Они так с пацанами бесились – дом ходуном ходил. Ни малейшего признака депрессии или плохого настроения».

В начале недели Алексей занимался по утвержденной командирами программе, во вторник прислал эсэмэску своей девушке, сообщив, что любит ее и в пятницу придет домой. А в среду…

«Мы как раз забрали младших из школы. Тут жене позвонил дед», – начинает рассказ Леонид. Его слова подхватывает Таисия: «Думаю, что случилось, только недавно виделись, соскучился что ли? Но дед сказал, что мы должны срочно ехать домой. Я стала спрашивать, что случилось, но он только твердил, чтобы срочно приезжали. А потом выпалил, что Алексей погиб в армии. Я сама не помню, но говорят, что я стала кричать, говорить, что этого не может быть, и с чего он такое взял. Но дед сказал, что в дом пришли военные, они и сказали».

В доме их действительно ждали люди в форме. Молодой эстонец, который, по словам родителей, по-русски не говорил, а потому держался в тени, и русский, который и пытался ответить на вопросы родителей.

Как погиб парень? Авария? Несчастный случай? Нет, застрелился! Оставил ли он письмо? Нет, письма не было или его не нашли! Как к нему в руки попало оружие? Выдали для занятий! Дальше военные рассказали, что Алексея нашел дневальный. Погибший молодой человек якобы лежал на своей кровати. Выстрела сослуживец не слышал, а в казарме в тот момент никого не было. Военные выражали соболезнования, предлагали помощь – на тот момент в виде оплаты счетов за похороны. Договорились, что вскоре созвонятся и будут думать, что делать дальше. На том и разошлись.

«Уже через какое-то время после их ухода мне позвонили знакомые и стали рассказывать совсем другую историю. В СМИ появилась информация, что якобы было письмо и ведется следствие. Я созвонился с русским военным, который к нам приходил, и он сказал, что письмо действительно было, но его забрала полиция, и предложил встретиться в пятницу, 13 января, в морге на Тервизе, 30, чтобы получить вещи сына, увидеть его и поговорить со следователем», – продолжает Леонид.

Однако никакой ясности пятничная встреча не внесла. Тело Алексея родителям так и не показали, сообщив, что в морге этого сделать нельзя: вот перевезут в похоронное бюро, приведут в порядок и только тогда покажут семье. Прощального письма не выдали, сказав, что оно все еще в полиции, а следователя нет. Из личных вещей отдали только зажигалку, две пачки жвачки, личный пакет для оказания первой помощи, часы и права. Ни мобильного телефона, ни дневников, в которых, по словам отца, Алексей ежедневно писал о своих планах, переживаниях и впечатлениях.

«Они тактично предложили быстро организовать похороны. Сказали, что все оплатят сами и сразу, в пределах разумного, конечно. Спросили, не хотим ли мы провести кремацию, от которой мы отказались. И выдали нам новую историю», – говорит Таисия.

Теперь сообщили, что труп нашли не на кровати, а на полу. И что в казарме были другие солдаты, которые почему-то не слышали выстрела, а продолжали играть в пинг-понг. Встретиться с непосредственным командиром Алексея сейчас невозможно, поскольку тот отбыл в Афганистан. А еще родители узнали, что за полчаса до трагедии сын был в медсанчасти и выскочил из кабинета врача какой-то взбудораженный: его друг сидел в коридоре и видел. Врач крикнул вслед Алексею, чтобы тот оставил свою медицинскую карту, он бросил ее в руки приятелю и побежал дальше.

«Мы ничего толком не знаем и не понимаем. Умер человек – и всем наплевать. Мы не обвиняем армию, но покажите нам сына, отдайте его письмо. Если это и в самом деле самоубийство, причины которого нам не известны, если это его выбор, мы поплачем и смиримся: он так решил. Но сейчас мы не верим, что наш мальчик мог убить себя», – твердят родители.

Армия и полиция решили объясниться

На многие вопросы нам ответил руководитель Отдела информации Сил обороны Эстонии подполковник Пеэтер Тали. По имеющейся у него информации, прощальное письмо Алексея на самом деле было обнаружено. Это подтвердил и руководитель криминального бюро Пыхьяской префектуры полиции Прийт Пяркна, подчиненные которого выезжали на место происшествия, проводили первичный осмотр и изымали вещи, имеющие отношение к погибшему.

Тали уточнил, что в тот день у солдат должны были состояться занятия, требующие наличия оружия, поэтому в присутствии кадрового военного всем срочнослужащим было выдано их личное оружие, которое хранится в оружейной комнате казармы под охраной и сигнализацией. Алексею же нужно было срочно бежать к врачу, свой автомат он отдал дневальному и помчался в санчасть.

«Поговорить с врачом, который его принимал, сейчас невозможно, он на курсах. Но начальник санчасти сказал, что молодой человек обратился с незначительной проблемой: у него от нагрузки болели ноги. Такое часто происходит, поэтому ему дали мазь и велели прийти через пару дней, если не пройдет. Ни о каких страшных диагнозах или конфликтах с врачом речи быть не может. У нас нет такой информации», – объяснил Тали.

Дальше, по словам подполковника, Алексей вернулся в казарму, забрал свое оружие у дневального и сказал, что ему нужно взять кое-что в своей комнате. Больше Алексея Логвиненко живым никто не видел.

Как военный, Тали уверяет, что теоретически такое, чтобы никто в соседнем помещении не услышал выстрела из автомата «галил», возможно: «Было шумно, по территории части могла ехать тяжелая техника». После случившегося к родителям поехали командир подразделения, в котором служил Алексей – тот самый молодой майор, который, к сожалению, совсем не говорит по-русски, – и русскоязычный капеллан.

«Из-за языковых проблем родители могли что-то не понять, а военные не сумели объяснить. Но путаница с письмом возникла не случайно. Когда все произошло, на место была вызвана полиция. Командир с капелланом уже уехали, когда в кармане обнаружилась та самая записка. Они просто ничего не знали о письме, – говорит Тали. – Я и сам не знаком с содержанием письма, поскольку оно в полиции. И даже если бы можно было его прочесть, я предпочел бы этого не делать – мне же общаться с журналистами».

Остается непонятным, откуда у Алексея взялся боевой патрон, которого у него – по правилам – быть не могло. Леонид уверяет, что если бы сын его где-то нашел или достал, он обязательно рассказал бы об этом братьям: такой характер. Тали же говорит, что ответить на этот вопрос пока не может: «Я не могу даже спросить в военной полиции, поскольку вся информация у полиции гражданской. Но как только наше следствие это выяснит, а оно обязательно выяснит, мы расскажем отцу».

Нет сомнений в самоубийстве

Прийт Пяркна подтвердил слова родителей, утверждающих, что на шестой день после гибели сына они с недоумением узнали, что уголовного дела по факту смерти молодого человека никто не возбуждал.

«Для этого не было оснований. В результате осмотра места происшествия, анализа найденных там предметов и на основе результатов вскрытия на данный момент нет причин считать, что это не самоубийство», – объяснил полицейский.

В подобных случаях полиция проводит определенные действия: выезжает на место, изучает первичную обстановку, изымает вещи, которые в случае возбуждения уголовного дела становятся вещественными доказательствами, и направляет тело (если решает, что это нужно) на вскрытие. Письмо Алексея не отдавали родителями именно по причине того, что оно могло стать вещдоком, а значит, его нельзя было показывать третьим лицам.

«Я очень сожалею о случившемся и сочувствую родителям молодого человека. Со своей стороны полиция делает все, чтобы близким погибших был причинен по возможности наименьший дополнительный ущерб, но в то же время мы должны провести все предусмотренные процедуры, которые требуют времени», – сказал Пяркна, добавив, что, как только будет принято решение о передаче вещей покойного Военной полиции, родителей ознакомят с содержанием письма.

«Мы очень заинтересованы в том, чтобы полиция провела свое расследование. Поверьте, в данном случае это и в наших интересах, нам нечего скрывать. Мы ведь даже не можем объяснить, почему морг, который подчиняется Министерству юстиции, так долго держал у себя тело. Это их правила», – уверяет Тали.

Теперь семья знает правду

А во вторник, 17 января, родители Алексея Логвиненко узнали правду о гибели их сына. Леонид рассказал, что утром семья смогла попасть в воинскую часть, в которой служил их сын, поговорить с командиром и сослуживцами Леши. По словам отца, командир ничего нового рассказать не смог, практически на каждый вопрос отвечая, что он «должен это выяснить», зато солдаты и работники медсанчасти помогли Леониду многое понять.

В тот трагический день у срочников были занятия, которые обычно проходят в группах по восемь-десять человек. Солдатам, в том числе Алексею, выдали оружие. В соответствии с порядком он заранее доложил инструктору, что должен сходить в санчасть, и в назначенное время, скинув автомат в отведенном для этого углу казармы под охрану дневального, пошел к врачу.

В санчасти врача, который общался с Алексеем, действительно не было, он за границей на курсах. Зато были медсестры, присутствовавшие во время осмотра. Они подтвердили, что разговор прошел как обычно: молодой человек жаловался на боли в ногах, ему дали мазь и попросили зайти через пару дней. Бежал же он из кабинета потому, что, как считают медицинские работники, спешил вернуться на занятие.

Когда Леша пришел в казарму на свой этаж, там было много других солдат. По подсчетам отца, там живет не менее сорока человек. Дневальный не видел, как парень забрал свое оружие и как зашел в комнату, а обнаружил труп, когда зашел туда по личным делам часа через два после ухода Алексея в санчасть.

Семья смогла побывать в этой комнате, отец нашел даже дырку в стене, куда ушла выпущенная Алексеем пуля. Показали семье Логвиненко и тело сына. Причем, по словам отца, армейские предлагали прислать в похоронное бюро и психолога, и врача, на случай, если кому-то станет плохо. Но от их помощи Леонид Логвиненко отказался. Он сказал, что никто не торопил его и ему не мешал, у него была возможность осмотреть все внимательно.

Окончательно же картина произошедшего сложилась в сознании близких Алексея после того, как им позвонили из полиции и пригласили, чтобы отдать оставшиеся вещи и показать материалы дела: протоколы осмотра, заключения экспертов, много подробных фотографий с места происшествия. Показали и письмо. На наш вопрос, сам ли Алексей застрелился, его отец ответил: «Да, сам. О содержании письма я не буду говорить, с нас взяли обещание не разглашать данные до конца военного расследования… Но это еще не конец. Позже я расскажу все, что узнал, и это станет громом. Теперь мне есть что сказать главкому сухопутных войск Эстонии».

18 января родители, близкие, друзья и все, кто сочувствует трагедии семьи Логвиненко, собрались на кладбище Пярнамяэ, чтобы проводить в последний путь 23-летнего парня, который очень хотел жить, планировал жениться. Священнослужителей на похоронах не было.

КОММЕНТАРИЙ
Харри Интс, главный психолог Сил обороны Эстонии:

Для координации работы по психологической поддержке военнослужащих в Главном штабе Сил обороны создана специальная служба. Она состоит из капелланов, психологов, социальных работников (последняя группа в стадии создания) и спортсменов. Кроме того, оказывать личную поддержку солдатам – это часть работы медицинской службы. Психологическая помощь организована на основе военных округов, то есть психолог приписан к округу. Помимо них два психолога работают в Главном штабе, в 1-й Пехотной бригаде и медицинском центре Центра логистики.

Психологическая деятельность разделена на три сферы: обучение, консультирование и научно-развивающая работа. Если мы говорим о профилактике, то такая работа распространяется на все три эти сферы. Но есть и конкретные планы действия на случай кризисных ситуаций.

Нужно отметить, что с психическими проблемами на службу попадают единицы, поскольку все призывники проходят медицинскую комиссию. Среди проблем, возникающих у молодых солдат, можно выделить трудности адаптации, которые в некоторых случаях могут сильно влиять на настроение и поведение солдата, а еще могут проявиться психические проблемы, которые раньше оставались незаметными. Если причины плохого настроения не исчезнут, то может возникнуть депрессия или другое подобное нарушение, которое нужно лечить. Стресс, неуверенность в будущем, тяжелое материальное положение, безработица, слабости системы социального обеспечения – это почва для возникновения душевных расстройств.

Мысли о самоубийстве не являются медицинским диагнозом. Молодого человека могут комиссовать по состоянию здоровья, а в число причин входят и различные психические проблемы. Но крайне важно, чтобы человек нашел решение проблемы, и для этого в армии есть хорошо подготовленные психологи, врачи, капелланы, в задачу которых как раз и входит помощь и поддержка военнослужащих.

Не очень этично спекулировать причинами самоубийств, это очень личное, касается частной жизни, и каждый случай нужно рассматривать отдельно. Важно, чтобы те, кто чувствует, что у них есть проблемы, искали помощи у психологов. Каждая потеря тяжела для родных и самой армии, и мы делаем все от нас зависящее, чтобы помощь солдатам была оказана вовремя.

Могу сказать, что количество суицидов в армии в последние годы не превышает их количество в обществе в целом. Просто на армию обращают большее внимание. В прошлом году в Эстонии было совершено 18 самоубийств на 100 тысяч жителей. Последнее самоубийство в армии произошло в прошлом году, когда с собой покончил кадровый военный.