Гарольд Джеймс: Идолы лидерства глобализированного мира (5)

Гарольд Джеймс
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Президент России Владимир Путин и канцлер Германии Ангела Меркель на саммите G20 в Китае.
Президент России Владимир Путин и канцлер Германии Ангела Меркель на саммите G20 в Китае. Фото: AP/Scanpix

Профессор истории и международных отношений Принстонского университета Гарольд Джеймс рассуждает о современной политике глобализации в историческом дискурсе, и в этой дискуссии Меркель и Путин, по его мнению, представляют собой два пути вперед: открытый и оборонительный, соответственно.

Всовременной мировой культуре, где простые модели помогают понять причину стольких сложностей, канцлер Германии Ангела Меркель и президент России Владимир Путин воплощают противоположные архетипы национального лидерства. Как и многие другие до них, подобные идолы зачастую имеют свои контрасты – это ян и инь,  которые устанавливают жесткий выбор между двумя альтернативными мировоззрениями. Безусловно, это также верно для предыдущих периодов политического и экономического напряжения. Например, в период после Первой мировой войны, с распадающимися демократическими политическими системами, большая часть мира, чтобы определить будущее, смотрела либо на Бенито Муссолини в Италии, либо на Владимира Ленина в России.

В 1920-е годы Муссолини убедил многих иностранных наблюдателей в том, что он разработал оптимальный путь организации общества, которое преодолело анархию и саморазрушение, присущие традиционному либерализму. Под Муссолини Италия по-прежнему была интегрирована в мировую экономику, а также официальный корпоративизм, со своим акцентом на предполагаемую гармонию интересов между трудом и капиталом, что многие восприняли как провозглашение будущего без классового конфликта и подавления политической борьбы.

В Германии члены правых ортодоксальных националистов, как и многие другие, восхищались Муссолини, не в последнюю очередь и молодой Адольф Гитлер, который попросил фотографию с автографом Дуче (имя, под которым он стал известным Муссолини), после чего захватил власть в 1922 году. На самом деле Гитлер использовал так называемый марш на Рим Муссолини в качестве своей модели для пивного путча в Баварии в 1923 году, который, как он надеялся, станет отправной точкой к власти по всей Германии.

Фашистский интернационализм Муссолини вдохновил подражателей по всему миру – от Британского союза фашистов Освальда Мосли до Железной гвардии Корнелиу Зеля Кодряну в Румынии. Даже в Китае курсанты Военной академии Вампу пытались запустить китайское движение «Синие рубашки», подобное чернорубашечникам Муссолини или штурмовым отрядам полувоенных коричневорубашечников Гитлера.

В течение этого периода контрастом Муссолини был Ленин – точка опоры для международных левых. По всему миру левые отождествляли себя по той степени, в которой они восхищались или осуждали беспощадность советского лидера. Как и Муссолини, Ленин утверждал, что он построит – любыми необходимыми средствами – бесклассовое общество, где политический конфликт будет делом прошлого.

Сегодняшние лидеры сталкиваются с политикой глобализации, и в этой дискуссии Меркель и Путин – которые менее похожи в своих тактиках, чем были Муссолини и Ленин, – представляют собой два пути вперед: открытый и оборонительный, соответственно. В Европе, политические лидеры определяют себя своим отношением к одному или другому. Как Венгрия, так и Турция, уязвимы перед российскими гео­политическими махинациями; но их лидеры, премьер-министр Венгрии Виктор Орбан и президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган, похоже, вступили в международное сообщество восхищения Путиным.

В то же время Марин Ле Пен, лидер ультраправого Национального фронта Франции, которая, вероятно, будет кандидатом во втором туре президентских выборов в следующем году, утвердилась в качестве контраста Меркель. Для Ле Пен Меркель императрица, использующая Европейский союз, чтобы навязать свою волю остальной части Европы, и особенно незадачливому президенту Франции Франсуа Олланду. Аналогичным образом щедрая политика Германии под руководством Меркель в отношении беженцев является предлогом для импорта «рабов».

В Соединенном Королевстве Найджел Фараж, бывший лидер Партии независимости Великобритании, занимает аналогичную позицию. Меркель, по его мнению, представляет собой бОльшую угрозу для Европейского мира, чем Путин.

С другой стороны, премьер-министр Великобритании Тереза Мэй, кажется, подражает Меркель, по крайней мере, в ее стиле ведения переговоров. В своем первом важном политическом заявлении она практически оставила без внимания июньский референдум – брекзит, который привел ее к власти, и пообещала добиться так называемой кодетерминации (представительство работников в советах компаний), которая является важной частью социального контракта в Германии.

Путин и Меркель представляют собой устоявшиеся позиции не только в Европе. В Соединенных Штатах кандидат в президенты от республиканцев Дональд Трамп, который похвалил Путина за «получение А (за лидерство)», недавно подверг критике своего соперника – Хиллари Клинтон, как «Американскую Меркель», а затем запустил в Twitter хэштег сравнивания Меркель и Клинтон. Как Ле Пен и Партия независимости Британии (UKIP), Трамп пытался поставить иммиграционную политику Меркель в центр политических дискуссий.

Одной из очевидных интерпретаций дихотомии Меркель и Путина является то, что она воплощает гендерные архетипы: Меркель предпочитает «женскую» дипломатию и вовлечение, в то время как Путин  выбирает «мужскую» конкуренцию и противостояние. Другая интерпретация состоит в том то, что Путин представляет ностальгию – тоску по идеализированному прошлому, – в то время как Меркель символизирует надежду: убеждение, что мир может быть улучшен за счет эффективного политического управления.

Позиция Путина очевидна в его стремлении объединить Евразию вокруг социального консерватизма, политического авторитаризма и ортодоксальной религии в качестве номинального рычага государства. Это его слегка обновленная версия трехкомпонентного политического рецепта, Константина Победоносцева, теоретика и царского советника девятнадцатого века, который состоит из православия, самодержавия и народности.

Между прочим, Меркель стала контрастом Путина и мировым идолом во время долгового кризиса в еврозоне, когда в ней увидели весьма националистического защитника немецких экономических интересов, и вновь летом 2015 года, когда она противостояла возражениям против ее миграционной политики, утверждая, что Германия «сильная страна», которая «сумеет справиться».

Безусловно, эта «новая» Меркель всегда была такой. В 2009 году она открыто обличала бывшего Папу Бенедикта за непредоставление «достаточных разъяснений» о своем решении аннулировать отлучение от церкви отрицающего Холокост епископа; а в 2007 году она настояла на приеме далай-ламы, несмотря на официальные возражения Китая.

Меркель и Путин возникли как политические идолы в тот момент, когда глобализация достигла перепутья. В то время как Трамп, подражая Путину, хочет альтернативы глобализации, Меркель желает спасти ее путем твердого руководства, грамотного управления, а также приверженности универсальным ценностям и правам человека.

В 1920-е годы мировые идолы вдохновляли призывами к насильственным политическим переменам. Сегодня подобный язык удерживается на почтительном расстоянии. Но выбор между инклюзивной интеграцией и исключительной дезинтеграцией остается за нами.

Project Syndicate, 2016

Комментарии (5)
Copy
Наверх