/nginx/o/2019/09/22/12584223t1h3b52.jpg)
20 сентября в Русском театре прошла премьера музыкально-поэтической композиции «Руслан и Людмила». Режиссер Денис Азаров представил вольную интерпретацию поэмы Пушкина: попытался ее актуализировать, соединил с произведениями фольклора, хитами ХХ века и существенно изменил характеры главных персонажей. Эксперимент получился, без сомнения, смелый, а вот насколько удачный — судить уже зрителю.
Перед началом спектакля, пока в зале еще горит свет, актеры неожиданно начинают исполнять рэп на стихи Пушкина, причем делают это мастерски, и хорошо знакомые тексты вдруг обретают дерзкий, новый оттенок. Звучат «Бесы», письмо Татьяны, отрывки из «Руслана и Людмилы». Свет гаснет, и тут детский голос сбивчиво, с ошибками читает пролог «У лукоморья дуб зеленый...». Это далекое от совершенства, неотшлифованное исполнение обманывает зрительские ожидания и задевает за живое, ведь именно в школе знаменитое вступление обрело собственную жизнь и зазвучало миллионами детских голосов. Но, как продемонстрировали авторы спектакля, текст Пушкина может перерождаться бессчетное количество раз.
Финн с автоматом и прочие метаморфозы
На современников поэма произвела неоднозначное впечатление: о ней спорили, отмечали «неправильность» стиля, пеняли на грубость и излишнюю чувственность. Уже в «Руслане и Людмиле» — своей первой поэме и первой книге — Пушкин проявил себя непревзойденным новатором. Обращаясь напрямую к читателю, он разрушает дистанцию между ним и автором и создает эффект живого, раскованного повествования, экспериментирует со стилями, вплетает в текст иронию и юмор. Кроме того, Руслан и Людмила — герои в формате 3D, им не чужды уныние, печаль, перепады настроения, озорство, любопытство, желание позабавиться; в народном эпосе, которым, условно говоря, поэма периодически «притворяется», эмоциональный спектр героев таким разнообразием не отличается.
Пушкин — космическая величина, которая находится вне времени и пространства; его произведения будут звучать актуально в любую эпоху. Именно на это, видимо, и делал ставку режиссер, подавая пушкинский текст в виде рэпа (не только) и облачая героев в худи и тренировочные костюмы. Персонажи изменены под стать современности: из могучего богатыря Руслан (Александр Жиленко) трансформировался в пугливого юнца; благообразный старец Финн теперь орущий громила в тельняшке с автоматом (Сергей Фурманюк); Черномор вовсе не карла, а вполне обычный мужчина, в одной из сцен — даже в смокинге со стразами и с букетом роз (Дмитрий Кордас). С Людмилой все еще интереснее — их в постановке ни много ни мало четыре, а композитор Александр Жеделёв присутствует на сцене с гитарой совсем как современный Баян.
Такое современное прочтение поэмы, в общем-то, вопросов не вызывает: век богатырей, как, впрочем, и мудрых старцев, давно прошел, а вот Черноморов в смокингах сегодня хватает. Расщепление Людмилы на четыре самостоятельные единицы — это, вероятно, дань феминистским тенденциям в современном мире/кино, ведь все чаще говорится о необходимости уделять больше внимания женским историям и предоставлять женщинам новые возможности. Однако четыре Людмилы наводят на мысли не столько о равноправии, сколько о психическом расстройстве: в какой-то момент приходит на ум, что у похищенной княжны из-за пережитого стресса началось раздвоение личности. В постановке налицо и гендерный баланс, которого у Пушкина не предполагалось: в спектакле — пятеро актеров и пять актрис. Само действие временами затянуто, зато в конце несется вскачь — последняя, шестая, песнь появляется в виде спроецированного на стену текста, который быстро прокручивается до самого конца под пение русских народных песен.
Пушкин, Цой и Элтон Джон
Даниил Зандберг представляет лирическую линию поэмы — ему выпали шутливые вступления, иронические комментарии, переходы от одной истории к другой и рассуждения автора о том о сем. Образ рассказчика тоже осовременен очень своеобразно: он лузгает семечки, пьет горькую, изъясняется порой не по-пушкински косноязычно, и вся затеянная на сцене буффонада, само собой, ему под стать. Остальные тоже время от времени выступают от лица автора. Актеры плавно переходят от роли к роли: Кордас предстает то Фарлафом, то Черномором; Наталья Дымченко и Анна Сергеева — обе Людмилы — играют старую и молодую Наину.
Постановка Азарова поражает обилием лирических отступлений. Былины «Три науки молодецкие» и «Дунай Дунаевич» в великолепном исполнении Сергеевой и Дымченко звучат особенно уместно. Они близки отдельным эпизодам «Руслана и Людмилы», хотя по сути разительно отличаются от них. А вот зачем в спектакле «Кукушка» Виктора Цоя, «Я хочу быть с тобой» Nautilus Pompilius и What have I got to do to make you love me Элтона Джона, уже не так понятно, так как из общей стилистики постановки они выбиваются и где-то даже ее разрушают. Можно предположить, что режиссер пытается идти по стопам самого поэта, который в «Руслане и Людмиле», как отмечал Юрий Лотман, соединял «несовместимые жанрово-стилистические отрывки». Но если у Пушкина они складываются в безупречную мозаику, то у Азарова картинка слегка распадается. Это своего рода художественный популизм: уж очень автор хочет угодить публике.
Сниженная версия «Руслана и Людмилы» Дениса Азарова в чем-то стилистически близка к постановке 2011 года Дмитрия Чернякова на сцене Большого театра. Борделя и тайского массажа у Азарова, правда, нет, но стриптиз в исполнении Черномора присутствует (у Чернякова на столе раздевается пьяный Фарлаф). Вопрос в том, насколько уместны такие приемы в постановке пушкинской поэмы.
Спектакль вряд ли придется по душе преданным «друзьям “Людмилы и Руслана”», но может заинтересовать тех, кто любит смелые эксперименты и нестандартные решения.