Адвокат Леон Гликман, который на процессе по обмену участками земли защищал предпринимателя Тоомаса Аннуса и связанные с ним фирмы, говорит, что власти КаПо и прокуратуры должны сопутствовать контроль, умеренность и ответственность.
Гликман: Эстонское государство притесняет бизнесменов
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Вне зависимости от того, как закончится процесс по обмену земельными участками, он, без сомнения, окажет большое влияние на правовую систему Эстонии и государственное управление. Каковы уроки и влияние, которые можно назвать уже сейчас?
Поскольку процесс еще не закончился, то придется ограничиться только общими выводами. Во-первых, нашел подтверждение факт, что судье грозили возбуждением уголовного дела, а также применяли в его отношении внепроцессуальные методы давления.
Во-вторых, суд поставил под сомнение законность оперативно-розыскной деятельности, которая до сих пор была «священной коровой», указав на систематические нарушения закона и порочную практику. Пресса рассказала только о небольшой их части, так если, например, прослушивание продолжалось вместо 60 дней 62, то это не мелкое нарушение, поскольку двухдневное незаконное прослушивание является серьезным нарушением прав человека.
Всего было заключено 185 идентичных сделок по обмену участками земли, из которых только некоторые выборочно были названы противозаконными, но, тем не менее, последние были признаны нотариусами законными, а теперь их законность подтверждена еще и административным и криминальным судом.
Недавно административный суд своим вступившим в силу решением обязал довести до конца одну из входивших в пакет обвинения сделок. Слава богу, что хоть административного судью не назвали соучастником. Как может нормально работать система гражданского права, если прокуратура по своему выбору может часть разрешенных законом сделок через несколько лет объявить незаконными?
Надеюсь, что решение хоть немного заставит подумать о соблюдении основных прав, значение последних у нас ценится недостаточно. Так, может быть, теперь снизится желание прокуратуры передавать в суды недодуманные обвинения, что будет способствовать укреплению чувства уверенности и общему улучшению предпринимательского климата, не говоря уже об освобождении ресурсов для борьбы с действительными преступлениями.
По делу об обмене земельными участками заслушано более 120 свидетелей. Кто-нибудь из них засвидетельствовал, что ему известно что-то о передаче взятки?
Обвинение не задало ни одного вопроса по поводу того, знает ли что-нибудь свидетель об обещании или передаче взятки. На вопросы суда и защитников все ответили отрицательно.
Если нет интереса к жизни и здоровью людей, тогда, по крайней мере, следовало бы подумать о средствах налогоплательщика. Оправданно ли было подавать в суд 40 000 страниц бессистемных материалов, если прокуратура опиралась примерно на пять процентов от всего этого?
Судье на процессе по делу об обмене земельных участков грозит возбуждение уголовного дела. Как вы прокомментируете такой ход со стороны прокуратуры?
В опубликованном решении суда действительно выявлена угроза судье уголовным делом, с помощью которой его заставили аннулировал законное постановление, обеспечивающее равенство сторон.
Ситуация, когда наделенный конституционным иммунитетом судья вынужден опасаться одну из участвующих в деле сторон и лишать вопреки своим внутренним убеждениям противоположенную сторону возможностей честного правосудия, является отвратительной.
В свете этого действительно стоило бы расследовать тот кошмар, который был незаслуженно организован судье Кунману (Лео Кунман был обвинен в мошенничестве, но суды всех трех инстанций его оправдали. — Ред.).
Я побеседовал на эту тему с несколькими западными коллегами, которые удивлялись тому, что наша общественность в ответ на эту ужасную историю не «встала на дыбы».
Серьезной критики, не говоря уже о расследовании, этот факт за собой не повлек, поэтому запугивание судей может стать обычным явлением, которое убьет надежду на появление нормального правового государства.
Допускается ли в Эстонии, на ваш взгляд, перебор по части следственной деятельности, выходящей за пределы допустимого в европейском правовом государстве?
Наша регуляция следственной деятельности и ее практика противоречат Конституции и Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.
Решение суда по правам человека по делу Леас против Эстонии, когда Эстония проиграла, касалось только части проблемы. (Европейский Суд по правам человека постановил, что в ходе рассмотрения дела осужденного судами Эстонии за взяточничество бывшего волостного старейшины Кихну Йоханнеса Леаса были нарушены его права. — Ред.).
Поскольку у нас удовлетворяются практически все ходатайства о следственных действиях, то по части защиты права приватности мы находимся примерно в той же категории, где располагается уже получившая свое от Суда по правам человека Молдавия.
Вам кажется, что КаПо и прокуратура превышают возложенные на них полномочия?
Я не принадлежу к числу тех людей, которые утверждают, что все, что делают эти инстанции, плохо. Хотя значительная часть пара идет на непропорциональное преследование обычных граждан, особенно предпринимателей, с чем общество потихоньку свыклось. Если бы была принята уравновешивающая европейская регуляция, при которой власть сопровождалась бы контролем, умеренностью и ответственностью, то все было бы в порядке, однако, это не так.
Многие предприниматели выразили озабоченность тем, что поведение государственных силовых органов вызывает у них страх за будущее их предприятий и карьеры. Эстония все-таки считалась образцом страны с очень хорошей и прозрачной средой для ведения бизнеса. Есть ли у нас опасность потерять свою хорошую репутацию?
Я наслаждаюсь гражданским судопроизводством, однако, государство создало моим клиентам столько проблем, что большую часть времени я проводил за неприятными мне уголовными делами. Я работал в США и сотрудничал со многими партнерскими бюро ЕС, и могу заверить, что здешняя коммерческая деятельность сопровождается притеснениями со стороны государства.
Я не думаю, что предприниматель в Эстонии более склонен к криминалу, как не склонны к нему и граждане Эстонии, большинство из которых фигурирует в регистре наказаний.
Есть страх открытым текстом изъясняться по телефону, чтобы никто не мог использовать шутки, языковые оговорки или отдельные фрагменты фраз, кажущиеся подозрительными. Кое-кто на фоне замотанности и страха даже махнул рукой на предпринимательство, встречаются и случаи отпугивания иностранных инвесторов.
Общественность до сих пор считала, что обвиняемые виновны. Информация, которая доходила до народа, была скудной и выборочной. Как через такое общественное мнение происходит воздействие на суд?
Мой патрон, присяжный адвокат Симон Левин, посоветовал средствам массовой информации «научиться сомневаться». По сравнению с другими странами Эстония занимает довольно высокое место в рейтинге свободы прессы, но вера нашей четвертой власти в безошибочность правоохранительных органов зачастую бывает еще более невероятной, чем в некоторых государствах диктатуры.
За спиной обвинителей стоит государственный репрессивный аппарат и практически неограниченный доступ к информации, которую они могут по мере надобности безнаказанно запускать в СМИ. У защитников такого оружия нет. Защитников нередко обвиняют в том, что они передают прессе материалы еще до их получения.
Даже если бы время можно было повернуть вспять, то зачем бы защитник стал предоставлять общественности материалы, вредящие его клиенту? Государственный суд и Европейский суд по правам человека отмечают, что субъективная информация в СМИ может сделать все делопроизводство нечестным.
Каким образом и может ли вообще общественное давление сказываться на правосудии?
Общественное давление таково, каким его формируют. За судебными баталиями следят лишь единицы, информацию получают в основном из прессы, которая, как правило, выносит свой обвинительный приговор еще до того, как суд успевает приступить к изучению доказательств.
У нас большинство уголовных дел решается в ходе согласительного производства, которое применяется с целью экономии (суды тратят меньше времени и денег. — Ред.), но и свидетельствует о том, что на самом деле с близкой к нулю статистической вероятностью люди не верят в оправдание.
Интервью состоялось по электронной почте
Объемное дело о земельном обмене
Полиция безопасности начала прослушивать разговоры предпринимателя Тоомаса Аннуса в 2004 году, заподозрив его в сговоре в проведении инвестиций в окружающую среду.
В дальнейшем к этому добавились другие предприниматели и чиновники, а также политики. В судебном деле о земельном обмене на скамье подсудимых помимо Аннуса оказались также предприниматели Туллио Либлик, Эйнар Веттус и Тармо Педьясаар, которых обвинили в передаче мзды или содействии этому.
А еще бывший глава Земельного департамента Калев Кангур, который, как утверждают, брал взятки и таким образом организовал для себя тайный доход в размере не менее 1,5 миллиона евро.
А также бывший министр окружающей среды Виллу Рейльян, которого обвинили в мздоимстве, когда тот помог организовать обмен земель в интересах Аннуса и его фирмы Merko.
И, наконец, член Рийгикогу и бывший министр сельского хозяйства Эстер Туйксо, которую обвинили в получении взятки за принятие благоприятного решения на арендном конкурсе.
В июне Харьюский уездный суд признал всех подсудимых невиновными. Прокуратура оспорила это решение. РМ