Курт Волкер: нынешний НАТО слаб

Бывший представитель США при НАТО, ныне исполнительный директор Center for Transatlan­tic Studies Курт Волкер дал интервью Postimees во время конференции имени Леннарта Мери. Фото: Райго Паюла

«Отсутствие единства во время войны в Грузии, неспешность союзников в Афганистане и уклонение многих партнеров по альянсу от участия в ливийском конфликте говорит о том, что НАТО не в лучшей форме», — признается Postimees Курт Волкер, бывший постпред США при альянсе.

Если сравнить НАТО, в котором работали вы, с нынешним НАТО, то насколь­ко изменился этот альянс?

Я начал работу в НАТО в 1998 году. Это было НАТО, в котором было много солидарности. Мы вошли в Косово без резолюции ООН. Организовали бомбардировку с воздуха, чтобы вынудить сербов прекратить изгнание косовских албанцев. В то время предполагалось, что у НАТО должна быть своя собственная точка зрения. Поэтому вести переговоры было легко, заявляя, что это наша точка зрения.

В 2008 году я вернулся в НАТО в качества постоянного представителя и был шокирован тем, насколько изменился НАТО. Никакой позиции НАТО там совсем не ощущалось.
Я прибыл (в штаб-квартиру НАТО в Брюсселе) наутро после вторжения России в Грузию, вечером в этот день должна была состояться пресс-конференция генерального секретаря и представителя Грузии.

Возник вопрос, какова точка зрения НАТО. Люди не были заинтересованы в этом конфликте: зачем нужно что-то говорить, у нас нет времени выступать с заявлением, мы должны обратиться с этим вопросом в свою столицу, но на самом деле мы не хотим этого делать.

Вопросом занимается ЕС, Саркози (президент председательствующей тогда в ЕС Франции) ведет в Москве переговоры с русскими, и нам не следует расшатывать ЕС. Говорилось о том, почему НАТО не следует что-либо сейчас предпринимать.

Почему же мы не могли просто сделать тогда заявление: прекратите военные действия, заключите перемирие, отойдите назад туда, где вы находились до 6 августа, мы поддерживаем переговоры с ЕС? Это было бы просто, но никто не мог договориться.

Поэтому генеральный секретарь в итоге говорил с журналистами безо всяких предварительных договоренностей.
Применительно к военным операциям в Косово или Боснии предполагалось, что если уж мы начнем этим заниматься, подойдем к делу серьезно и одержим победу. Будем продолжать, пока не достигнем своих целей, и все страны альянса примут участие.

Уже в Афганистане было трудно добиться от людей реальног участия. Некоторые ­парт­неры никогда не вносили своего пропорционального вклада в дело, другие хотя и делали это, но с ограничениями для войск, поэтому они оставались неприменимыми или применимыми лишь сугубо определенным образом.

Теперь у НАТО операция в Ливии, в которой мы участвуем на основе договоренности. Это выглядит хорошо лишь на бумаге — мол, мы защищаем мирное население. Единственный способ совладать с использующим армию против своего народа (Муаммаром) Каддафи — это вывести оттуда население, но изменение режима явно не является задачей этой миссии НАТО.
Даже в этой ограниченной миссии принимает участие пять или шесть стран, другие заявляют, что они не хотят участвовать.

В завершении всего Соединенные Штаты заявляют, что они этим не руководят — это дело европейцев. Фраза, которую США передает НАТО, вызывает большую озабоченность, она свидетельствует о том, что мы не находимся в НАТО, НАТО — это европейцы.

Отчасти это плохо еще и потому, что европейцы делают то же самое — они говорят, что НАТО — это американцы.

Давайте вернемся в Европу. Насколько серьезно можно относиться к тому, что президент России Дмитрий Медведев улыбается НАТО? (Интервью проводилось за несколько дней до состоявшегося на прошлой неделе выступления Медведева. — Ред.).

Россия хочет, чтобы
НАТО предоставил ей место за столом, уважал зону влия­ния России, не оказывал давления на Россию по поводу ее внутренней политики и тогда, может быть, по каким-то периферийным вопросам поддерживал сотрудничество. И не размещал рядом с Россией никакой военной инфраструктуры, в том числе противоракетный щит. Думаю, что это именно то, чего желает Россия.

В принципе Медведев улыбается потому, что он действительно получает это. Он счастлив.
Мы счастливы, поскольку полагаем, что не предоставим ему этого. Мы — США или мы — НАТО утверждаем, что сотрудничаем в тех сферах, в которых у нас имеются общие интересы, поднимаем вопросы по тем позициям, по которым мы не соглашаемся с русскими и будем продолжать двигаться вперед с противоракетной обороной.

У России нет права вето.
Мы говорим по одной линии, а она мыслит по другой линии. Параллельно мы продолжаем действовать, и люди ведут серьезную работу, чтобы она не зашла в тупик.

Русские не хотят, чтобы мы говорили о Грузии, они не уходят из Грузии, они не хотят говорить о европейском договоре об ограничении обычного вооружения, они не хотят видеть в Польше части системы противоракетного щита НАТО, они хотят иметь полное право вето по вопросу противоракетного щита НАТО, они желают получить все технические данные.

Честно говоря, всего этого не будет, поэтому русские разочаруются и это сотрудничество, вероятно, свернется.

Находится ли НАТО на пути спада или же просто переживает переходный период? Согласно новой стра­тегической концепции кажется, что осуществляются различные действия даже в гражданской сфере, поскольку Афганистан показал, что и гражданские организации не всегда нахо­дятся на должном уровне.

Да, стратегическая концепция гласит, что НАТО занимается всем. При этом все урезают свои оборонные бюджеты, выводят войска из Афганистана, никто не вкладывает в НАТО гражданский потенциал — будь то кибернетические или же реальные гражданские сферы, например, потенциал полиции.

Существует значительный разрыв между тем, что говорит стратегическая концепция и что страны делают на самом деле. Существуют и те, кто ставит во главу угла не реформу НАТО, но скорей видят на лидирующей позиции, скажем, ЕС или вообще ничего.

Меня беспокоит позиция Германии, которая позволяет ей оказываться в одной лодке с теми, кто ничего не делает. Они хотят, чтобы ЕС заявлял о себе, но ничего не делают для этого.
Сейчас в НАТО имеются проблемы. Стратегическая концепция — говорить о них, но на самом деле политический порог не преодолен, чтобы заставить страны реально выложиться.

Несмотря на то что НАТО крепко связан с Афганис­таном и Ливией, а также со множеством других дел, это не является политической волей стран-членов альянса. Пока мы не решили этот вопрос, у нас очень слабый и раздробленный НАТО.

Это звучит тревожно.
К счастью, я должен кое-что к этому добавить.
Вызывает тревогу отсутствие сильного альянса, который располагает достойными ресурсами и который был бы сориентирован на те моменты, что были указаны в хорошей стратегической концепции.

С другой стороны, сейчас мы не сталкиваемся с особо серьезной угрозой территории стран НАТО. Если бы угроза присутствовала, может быть, и ответ со стороны НАТО изменился.
Но сейчас на самом деле Россия не представляет опасности для стран НАТО. Даже в отношении Эстонии, у которой, как я знаю, имеется своя собственная история отношений с Россией.

Ливия и Афганистан остаются внешними миссиями, они не вторгаются на нашу территорию.
Поэтому, с одной стороны, положение вызывает тревогу, с другой, оно не является угрожающим.