(Ч)Адский отжиг: очередная трагедия Русского театра (3)

, журналист
Copy
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

«В этой стране нам жить – нужно в театр ходить! “Горе от ума” – спектакль-чума!» О премьере в Русском театре расказывает журналист портала Rus.Postimees Николай Караев.

Скажу честно, что-то внутри меня ёкнуло уже в момент, когда молодой российский режиссер Степан Пектеев ничтоже сумняшеся сказал мне в интервью, что переписывает Грибоедова. Однако на премьеру я пошел, заглушив в себе предубеждения. В конце концов, классика и правда въелась в наши души так, что театр (если это не Малый театр) не может ставить «Гамлета», «Ревизора» и «Горе от ума» по рецептам эпох, которые от нас отстоят куда дальше, чем «времена Очаковские и покоренья Крыма» от Чацкого. Ну хорошо, пусть Чацкий у Пектеева спускается с гор, что твой чабан. Пусть. Не жалко. Главное, чтобы спектакль был хороший, правда ведь?..

О русском горе, о герое гор

Кем-то была описана история (кем – не помню, простите) провинциального советского драматурга и режиссера, условного Василия Пупкина, поставившего спектакль о Пушкине, в котором все герои говорили стихами Пушкина, – а если подходящих строк у нашего всего не находилось, Пупкин вставлял строки собственного сочинения. С Пектеевым, по сути, та же история. Только здесь это «не баг, а фича» – или концепция, или парадигма, хоть горшком назовите.

Значит, Чадский... Да, это не опечатка, актер Александр Кучмезов играет в спектакле именно Чадского. Так знакомого нам всем героя звали в рукописи «Горя от ума» – это намек на автора «Философических писем» Петра Яковлевича Чаадаева (или Чадаева – так его фамилию писал Пушкин). У Пектеева фамилия Чадский обретает иное звучание: Чадский – Адский, порукой чему – гаснущая временами буква «Ч» на, э-э... не скажу табличке, скорее табличище с именем, которую Чадский носит с собой. И не он один носит.

Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

Так вот, Чадский спускается с гор, где какое-то время жил, просветлялся, видел «огнь небес», «со змеями шептался», в общем, вел жизнь анахорета, стихийно переметнувшегося в дзэн-буддизм. Эти самые горы перепеваются в продолжение спектакля на все лады: «Это мистерия о русском горе, о горах, о герое гор, о Святогоре...» Святогор – видимо, тоже Чадский, это его святая и одновременно богатырская ипостась. Не спрашивайте. Такой спектакль, говорю же.

Спустившись с гор, горестный герой Чадский попадает в Москву (логично!). В Москве он, чтобы забрать в горы Софью (Алина Кармазина). Которая за время отсутствия Чадского подпала под бесовское влияние Молчалина (Артем Гареев), стала курить (на сцене, при папаше, да) и вообще ведет нездоровый образ жизни.

Софья одета достаточно традиционно, чего не скажешь о ее служанке Лизе (Анастасия Цубина) – она волею режиссера облачена в гигантский подгузник с четко очерченной линией промежности, в верхней части плавно переходящий в большие накладные сиськи. Видимо, костюм призван отражать функцию дворовой девки, «куклы», «вещи». И точно: Лизу физически домогается сначала Фамусов (Александр Окунев), а потом – это хотя бы по сюжету – Молчалин. Ну, понятно, что, будучи бесовской сущностью, Молчалин полон тяжелого, мутного эротизма – и, предлагая Лизе в числе «трех вещиц» «перламутровый прибор», гладит по промежности себя. Смешно?

Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

Смешно – но не из-за задумки, а потому, что Артем Гареев играет изумительно: его Молчалин – мелкий бес, явно вырастающий в крупного, и вдобавок с повадками примерно Бори Моисеева. Когда он, отзываясь, томно-чувственно рокочет: «Я...» – сразу вспоминаешь, что «никогда дитя порока не полюбит непорочное созданье» (Софья). Ан нет...

Эротизма в спектакле много, почти все герои часто вертят бедрами, изображая копуляцию, – потому что, как легко догадаться, Чадский спустился в ад, а адские обитатели так себя и ведут. Молчалин в какой-то момент поедает приставные груди Лизы (с кровью).

Он горе-режиссер и метит в Мейерхольды

Ощущается также желание Пектеева сделать спектакль в духе комедии дель арте – по костюмам героев, по их движениям, по не работающему приему «лацци», когда Чадский безуспешно пытается общаться со зрителями, не уходя со сцены, – что-то шутит про бесплатный общественный транспорт... Желание есть, а возможности с ним явно не совпадают. То есть – когда бы «Горе от ума» поставить действительно как комедию дель арте, с Чацким–Пьеро, Молчалиным-Арлекином и Фамусовым-Панталоне, это, может, и было бы хорошо. Только стоило бы все-таки сохранить текст Грибоедова. Или, если уж его дописывать и переписывать, то на грибоедовском же уровне. Рифмы там, размер...

Степана Пектеева на всё это не хватило. Он пере- и дописал Грибоедова в духе «тело полетело, взлетело тело вверх, полетело тело, тело взлетело» (цитата) и с рифмами а-ля «идиотизм – патриотизм». Все эти достаточно бессмысленные перепевы благодаря повторению начинают напоминать безумные мантры. Такое и правда мог написать присутствующий на сцене «Грибоед, мертвый поэт» (Илья Нартов) – то есть человек, регулярно поедающий грибы для расширения сознания.

Текст Грибоедова пострадал от Пектеева сильно, начиная с простых переделок: вместо реплики Лизы «Вот, например, полковник Скалозуб: / И золотой мешок, и метит в генералы» мы получаем реплику самого Скалозуба «Я денежный мешок и мечу в генералы», – что звучит куда глупее. Ну а уж то, что дописано, попросту блещет всеми цветами радуги. Когда Чадский, сам себе бесконечно удивляясь, говорит что-то вроде: «Будь похоронен ты в горах, сказал Аллах!..» – ты понимаешь вдруг, что попал в театральный дурдом, описанный Ильфом и Петровым в «Двенадцати стульях». Все помнят «Женитьбу» в постановке театра Колумба («Текст Н. В. Гоголя. Стихи М. Шершеляфамова»). Все помнят, впрочем, и то, что эта глава – пародия на театральные искания Всеволода Мейерхольда. Кто знает, может, Пектеев метит в Мейерхольды?

Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

Однако самое странное – то, что придуманный в рамках проекта российского Минкульта для Тбилиси спектакль перекочевал в Таллинн не только с горами, но и с откровенно российской повесткой дня. На каком-то уровне «Горе от ума» Пектеева – это российская политическая агитка, для разнообразия – либерально-оппозиционная. Отсюда – страшно, страшно смелые переделки текста вроде «сужденья черпают из покоренья Крыма» (две строчки Грибоедова сгущены, как выражается режиссер, в одну).

Горы, чума и немного Путина

Видимо, поэтому Фамусов тут похож на Путина (старого, толстого, страшного, но Путина), а Скалозуб (Александр Домовой) являет собой откровенную пародию на Рамзана Кадырова. Про Скалозуба говорят, что он расист, фашист, нашист и реваншист» (простите, автор, я мог попутать пару слов). Фамусов вещает про «дом в Лондоне», недвижимость в Барселоне и прочий блеск олигархов. Когда эти двое восхваляют «русскую Москву», ««сахарную нашу, белокаменную», Чадский, подхватывая мотив, поет о прогулке «по Болотной да по Манежной!..» Да, Чадский тут – это такой Навальный. Может, чуть поболее.

Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

Отсюда и пламенный монолог Чадского о том, что ему могут дать «пятнадцать суток... иль в подворотне, или на мосту...» (подразумевается: убить) – явный намек на убийство Бориса Немцова. Отсюда и слова Загорецкого (Владимир Антипп), мол, «я, как вы, ужасный либераст».

Интерпретировать всё это можно так: Путин-Фамусов хочет назначить преемником Кадырова-Скалозуба, выдав за него Софью (она тут за власть), а Навальный-Чадский вынужден несолоно хлебавши укатить обратно в горы. На карете (логично!). В таких обстоятельствах реплика Чадского «А вы! о боже мой! кого себе избрали?» превращается, конечно, в актуальнейшее политическое высказывание.

Печально, что такая «актуализация» тоже ведь описана Ильфом и Петровым:

Но так как Степан, стоящий тут же и одетый в барсову шкуру, не откликался, Подколесин трагически спросил:

– Что же ты молчишь, как Лига наций?

– Очевидно, я Чемберлена испужался, – ответил Степан, почесывая шкуру.

Но – не будем ретроградами. Театр политизируется тоже, это неизбежно. И бог с ним, что сам Грибоедов говорил: «Карикатур ненавижу, в моей картине ни одной не найдешь», – а у Пектеева получились именно карикатуры. И бог с ним, что актуализация тут несколько устаревшая.

Но почему это актуальное острополитическое искусство имеет место не на московской сцене, а у нас, на таллиннской? Мы-то чем виноваты? Нет, конечно, наша публика не беспорочна, она, чего греха таить, участвовала пару недель назад в местных выборах... и все-таки: Путин и Кадыров, Манежная и Болотная – это не сюда.

Но я верю, что и этот момент сгладился бы, если б спектакль сам по себе был (ч)адски хорош. Увы, целое получилось даже меньше суммы частей, и именно в силу того, что части не складываются. Свалить в одну кучу комедию дель арте, мантры, горы, политику и Грибоедова можно – но в итоге получится именно что куча.

Очень жаль Русский театр: для него эта «русская комедия» – очередная трагедия. При мне люди уходили из зала, не дождавшись конца, – последний раз я видел такое на недоброй памяти «Вавилонской башне» Марата Гацалова. Очень жаль актеров – они играют прекрасно, более того, именно на таком материале и видишь, что у нас замечательные актеры, – но играют они, увы, то, что им велел режиссер. Ну и отдельно жаль все-таки Грибоедова, использованного с особым цинизмом. Да, спектакль «по мотивам Грибоедова», но это на плакате и программке, а в афише на сайте театра указано: «А. Грибоедов. Горе от ума» – и горе зрителю, которому недостало ума предположить, что речь идет о неталантливом политическом фарсе, в котором от убиенного Александра Сергеевича осталось мало.

Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев).
Сцена из "Горя от ума" (реж. Степан Пектеев). Фото: Елена Вильт / архив Русского театра

К чести режиссера надо сказать, что он заложил в свое творение по крайней мере один заряд самоиронии. Загорецкий в числе прочего произносит пламенный монолог о (Русском) театре, столь же талантливый, как и все прочие дописанные строки, что-то вроде:

В этой стране нам жить –

Нужно в театр ходить!

«Горе от ума» –

Спектакль-чума!

Спектакль-чума!

Спектакль-чума!..

Вот да. Чума. «Горы и чума» (отличное название, кстати говоря). И когда в финале Чадский в образе ушедшего в горы и уснувшего там русского героя Святогора вопрошает у зала: «Кто меня разбудит?» – поневоле думаешь: господи, ну зачем?..

Комментарии (3)
Copy

Ключевые слова

Наверх