«Когда я работал в маленьком театре в городе Советск, мне удалось добиться главного: в театр перестали ходить зрители...» Из уст любого другого режиссера эти слова звучали бы странно. Но Евгений Марчелли – случай особый.
Евгений Марчелли и матрица Чехова
Обращаем ваше внимание, что статье более пяти лет и она находится в нашем архиве. Мы не несем ответственности за содержание архивов, таким образом, может оказаться необходимым ознакомиться и с более новыми источниками.
Его спектакль «Без названия» стал изюминкой фестиваля «Золотая Маска в Эстонии 2013». Режиссер перенес на сцену самую первую, долгое время остававшуюся неопубликованной пьесу Чехова (мотивы из нее наверняка знакомы читателю по фильму «Неоконченная пьеса для механического пианино»). Получился отменный фарс о несчастном сельском учителе Платонове, жутком бабнике, понимающем, что вся эта суета сует бессмысленна и ни к чему, кроме проблем, не ведет.
Эта пьеса Антона Павловича ставится очень редко, и вдвойне ценно, что наши театралы увидели ее в постановке ярославского Театра имени Федора Волкова, старейшего русского профессионального театра, который существует с 1750 года. Художественный руководитель театра и режиссер спектакля, признанный в 2005 году лучшим театральным режиссером российской провинции, носит итальянскую фамилию, но ощущает себя русским человеком: «Мой папа – итальянец, но родился я в Киргизии, вырос в городе Фрунзе, всю жизнь прожил в России...»
История Платонова – моя история
– Судя по овации, нашей публике спектакль понравился, но были и те, кто ушел после первого акта со словами «мы пришли на Чехова». Часто вы сталкиваетесь с чем-то подобным?
– К сожалению, приходится. И я сразу понимаю, что эти люди хотят видеть музейный театр. Пришли на Чехова... Мы же не жили в эпоху Чехова! Вы подумайте: Чехов написал эту пьесу в Таганроге в 18 лет, совсем юным мальчиком, никуда не выезжая, ничего не видя... И вот он пишет потрясающую историю о кризисе среднего возраста. Откуда этот чудный мальчик мог все знать про тонкие, сложные, ироничные отношения взрослых мужчин и женщин? Вот это для меня – Чехов. Суть! А форма... Мы специально разбросали костюмы по разным эпохам, сделали их и фантазийными, и современными. Третий акт – это исторические костюмы, это Чехов, каким мы его себе представляем. Такой разброс нужен, чтобы показать: подобные истории происходят всегда и везде. Видимо, тем, кто ушел после первого акта, показалось, что это надругательство над Чеховым, хотя мы играем первый акт ровно так, как его написал Чехов, без купюр. Не зацепила людей история. Не совпало. Это нормально.
– В этой пьесе уже есть все темы, которые Чехов потом разовьет...
– Да, «Без названия» – это такая матрица Чехова. А еще она мне интересна тем, что написана не мастером, а юношей. В ней много лишнего, сумятицы, несовместимого – и тут у театра появляется возможность фантазировать. Зрелые пьесы Чехова такие «жесткие», что из них слово нельзя убрать. А тут материал безответственный, его можно прореживать.
– Ясно, что любой текст можно интерпретировать по-разному, но где проходит граница, отделяющая Чехова от личного творчества режиссера?
– Непростой вопрос. Мне кажется, в театре всегда есть соединение автора и режиссера, и где тут граница – я затрудняюсь ответить. Безусловно, в том материале, который дал автор, ты узнаешь что-то про себя. И даже что-то новое в себе открываешь. История Платонова из «Без названия» и моя история – как мужчины, у которого в жизни случалось что-то похожее, – очень близки.
– «Без названия» – это комедия?
– Мне эта пьеса тем и нравится, что мы не знаем, в каком жанре она была написана – утерян титульный лист. Но даже если бы он был... «Вишневый сад» и «Чайка» тоже ведь комедии, хотя ничего особо комического там нет. Для меня эта пьеса – очень фарсовая и жизненная... Черт его знает. Не могу определить жанр, нет.
И зритель повалил на «клубничку»
– У меня впечатление, что вы поставили пьесу в том ключе, в каком надо бы ставить ту же «Чайку». А мнение автора какую-то роль играет?
– Для меня важен дух автора, а не буква. Я никогда не следую буквально тому, что написано. Важно уловить идею-боль-суть – и попробовать ее передать. Поскольку времена меняются, не принципиально, но меняются, в спектакле могут возникнуть даже новые реплики. Вчера актриса ни с того ни с сего сказала: «Дипломат... херов!» У Чехова нет такого слова, у него просто «дипломат». Такое вот приближение к сегодняшней речи...
– На буклете «Без названия» стоит пометка «18+». Сразу вспоминаешь о том, что в 2009 году общественность Калининграда нашла в вашем спектакле «Дачник» по Горькому порнографию.
– Не общественность, а какая-то крошечная организация. «Борьба за нравственность», что ли. Чушь какая-то. Они сделали театру такую рекламу, что билеты раскупили на два месяца вперед на весь репертуар. Между тем «Дачники» – абсолютно целомудренный спектакль. Там, да, мелькает обнаженное тело, но это юмористическая сцена, никакого эротического контекста. Самое обидное, что зритель-то повалил на «клубничку». Те, кто шел на порнуху, были сильно разочарованы... Вообще же я думаю, что шоковые приемы на сцене допустимы, если ты как художник считаешь, что нужно эмоционально воздействовать на зрителя. Мне нравится «резкий» театр – не рассудочно-интеллектуальный, холодный, а такой, который обрушивается на зрителя – и шокирует его.
– Вы после того скандала ушли из калининградского театра?
– Вовсе нет. Мой друг Борис Мездрич как раз тогда реанимировал театр драмы Ярославля – консервативный, академический, мертвый. «Театр с колоннами», с какими-то непонятными классическими традициями. Борис пригласил меня поставить там спектакль. Я поехал в Ярославль – и получилось так, что многое в жизни поменялось: пришла любовь, поменялась семья, произошел контакт с театром. Так я и остался в Ярославле.
Когда провал – не расстрел
– Сколькими театрами вы руководили?
– Мой первый театр – это Тильзит-театр в городе Советске, бывшем Тильзите. Я руководил им много лет с перерывами. Параллельно был Омский театр – пять лет. Омск в Сибири, Советск – в Северо-Западном округе, я ездил туда-обратно, в течение года месяц жил в поезде... Потом был Калининград, а сейчас – Ярославль.
– Режиссер с вашим именем, вашими наградами и прочим давно мог бы перебраться в Москву, но вы работаете в российской провинции. Почему?
– В столице нужно оставаться после института. Когда я закончил Щукинский театральный институт, то остаться не мог – меня никто никуда не пригласил. В Москве без репутации трудно... А сейчас мне делают предложения – и они меня сильно сбивают. Мне так комфортно в Ярославле! Три часа до Москвы, красивый город с церквями, с Волгой... Изумительный театр – единственный в стране провинциальный драматический театр, финансируемый напрямую из бюджета Министерства культуры, то есть у нас есть приличная и защищенная экономическая база. И еще президентский грант. Отличное оснащение, звук, свет – всё есть! Далее: Ярославский театральный институт каждый год выпускает по 10-15 артистов, и еще мы на базе театра проводим фестиваль «БТР» – «Будущее театральной России», а не то, что вы подумали, – собираем театральные выпуски со всей России, они играют у нас выпускные спектакли. За десять дней мы видим всех выпускников страны и сразу приглашаем кого-то к себе. У нас безумное количество талантливой молодежи! Москва и Питер – это дикая суета, волнение, а в провинции работаешь, не слишком волнуясь. Там мало кто понимает разницу между успехом и удачей. В Москве и Питере ты все время на мушке: шаг вправо, шаг влево, провал – расстрел. В провинции ты один знаешь, получилось у тебя или нет. Провал могут принять с овацией. Профессионалов мало...
Обретая мастерство, теряешь талант
– У вас часто бывают провалы?
– Нечасто, но бывают, и чем дальше, тем больше я их боюсь. В молодости шарашишь по десять спектаклей в сезон, два из пяти получатся – уже хорошо. А сейчас... Обретая мастерство, теряешь талант. Знаешь, как сделать, но не можешь понять, как поставить удачный спектакль – а вчера ты поставил бы его легко. Я несколько раз с интересом и волнением брался за Шекспира – и не могу сказать, что итог меня устраивал.
– Государство как-то вмешивается в работу театра?
– Пожалуй, нет. Я не сталкивался с ситуацией, когда мне бы пришлось отвечать за то, что я делаю. (Смеется.) Видимо, Министерство культуры устраивает то, что в нашем театре происходит. Когда я работал в маленьком театре в Советске, городе с населением сорок тысяч человек, мне удалось добиться, я считаю, главного: в театр перестали ходить зрители...
– ?!
– Я внедрял в театре всяческие инновации. И мы стали продавать билеты только через кассу, а не в качестве довеска к чему-либо. И я знал, что пять зрителей на спектакле, в котором занято сорок артистов, – это те, кто сам пришел в кассу и купил билет. Мне удалось убрать случайного зрителя из театра. Это было предметом моей гордости. Никто нас за это не бомбил – начальство сидело за сто километров, в Калининграде, времена были лихие... Мы были бедные, но счастливые. Делали театр для себя и избранной публики. Сейчас я работаю в государственном театре, театре-заводе. Это не свободная территория, мы приглашаем разных режиссеров, в том числе тех, кто ставит очень классические, правильные спектакли. Я их называю «мертвыми», но какой-то части зрителей они нравятся. А еще мы открыли «центр Треплева» – по имени чеховского героя, который искал новые формы в театре, – и вот там имеет место быть что угодно, ненормативная лексика в том числе. Но такие постановки играются ночью и на малой сцене. Мы в одном театре совмещаем самые разные вещи, и мне это очень нравится.
***
Справка «ДД»:
Евгений Жозефович Марчелли родился 19 мая 1957 года в городе Фрунзе (ныне Бишкек). Окончил актерское отделение Ярославского театрального училища и режиссерское отделение Театрального училища им. Щукина.
С 1985 года работал в театре Советска (позднее «Тильзит-театр»), с 1991 года – его главный режиссер. Также работал в Театре им. Вахтангова (Москва), театрах Омска и Калининграда. В 2008-2010 годах – главный режиссер Калининградского областного драматического театра. С 2011 года – художественный руководитель Театра драмы им. Федора Волкова (Ярославль).
Поставил более 60 спектаклей. Обладатель званий «заслуженный деятель искусств РФ» (2003) и «лучший режиссер российской театральной провинции» (2005). Лауреат премии «Золотая маска» (2006).